Стерва ты, стерва

Стерва ты, стерва,
 Знаю, что неверна,
сердце вынула моё,
 чтоб клевало вороньё.

Стерва ты, стерва,
 зла, высокомерна.
Променяла на тряпьё
 ты достоинство своё.

Я глупец, дурак, чумной
 всюду следом за тобой,
как привязанный хожу,
 ухо по ветру держу.

Пересуды – сер туман,
 удушающий дурман,
бьют наотмашь, не щадят,
 измываются, галдят.

Мне бы в прорубь  головой,
 только, как тебе одной
гонор дикий победить,
 глупостью не наследить.

Чтобы карие глаза
 не изъела зла слеза,
не клонились б плечи ниц,
 как у уличных блудниц.

Ты ж горда! Очнись, очнись,
 оглянись, остановись.
Что ты ищешь? Что ты ждёшь?
 Сердце плачет, ты поёшь.

Только песня в стоне тонет,
 коль не ту струну затронет;
вдруг сорвётся, закричит,
 захлебнувшись, замолчит.

И тогда во тьме ночной
 песня превратится в вой,
не озвучен – тем и страшен,
 сном тяжёлым не погашен.

Я мудрец, я всё предвижу,
 потому и ненавижу
твою страсть к пустым забавам,
 гонишь в ад, открыв забрало.

Не глупа! Так в чём же дело?
 На потребу даришь тело,
что холила, берегла –
 на потеху отдала.

А взамен, слова пустые,
 безделушки золотые,
а презрение вдогон,
 обесценивает звон:

Побрякушек дорогих,
 намерений всех благих.
Не хочу я для тебя,
 неразумное дитя,

Участи звезды падучей,
 что сгорает в миг над тучей,
превращаясь в пыль и тлен –
 грязь берёт остатки в плен.

Она:
Надоеда, надоеда,
 что ты учишь меня жить,
 своим телом дорожить.

Ты не знаешь, надоеда,
что душа моя сгорела,
 что гуляет в сердце ветер.

Этого ты не заметил?
Душенька моя пуста,
 что обойма холоста.

Нет ни совести, ни чести,
только зло и чувство мести,
только боль и маята, я давно уже мертва.