Война забывается

Война забывается – я буду честна хотя бы перед собой.
Война забывается, она уже кажется далекой,
идет где-то стороной.

Вокруг меня покойно, тепло,
почти загородная тишина насвистывает на ушко
весенней прохладой вальс.
Люди заняты посадками (нет, не теми) всего лишь
белоцветников на клумбах,
они обустраивают сады, набережные,
ставят палатки с кренделями и колбасами на площадях.
А это могли быть и мы.
Но кончено.

Звук падения увальня-соседа
доносится до европейского застенка
уже едва различимо, став частью общего пейзажа.
Отсюда я равнодушно смотрю на то,
как снова и снова он пробивает своей огромной тушей
потенциальное днище.
И еще одно…
И еще одно…
И еще.

Нормальность отвоёвывает своё:
память услужливо отодвигает воспоминания,
пропитанные нафталином ненависти, ужаса
куда-то вглубь,
тело самозаживляет раны
от лезвий новостной бритвы по венам.
Да уже и не хочется читать статьи,
зная наперед, что наткнешься
на очередной побитый рекорд тупости,
на очередных пациентов пропагандистской лечебницы,
над которыми провели лоботомию и мозга, и души.

Без интереса наблюдаю за двумя руками,
которые показывают свой устаревший мошеннический фокус:
комкают в своих пальцах,
покрывает грязью и кровью со своих ладоней
с рождения знакомый мне мир,
а затем кидают вверх – но получается вниз,
и этот мятый кусочек летит
в дурнопахнущую лунку деревенского клозета.
(Песенка про счастливое будущее спета.
Пара-па-па-па! Па! Конец куплета).

Но никакого мега-бума не случится - не жду,
не будет страшного апокалиптического краха,
только стремительное разложение и затемнение,
хотя, казалось, совсем недавно научились спать
с закрытыми глазами,
совсем недавно хотя бы в паре поколений
никто не отбыл срок за колючей проволокой,
но теперь – всё сначала, теперь – в прошлое
по уже созданному и пылящемуся на полках сценарию ГУЛАГа.

Красивые города, многие жизни, уникальную культуру
сейчас пытаются сравнять с землей.
Простые люди стреляют в простых людей,
какими они и сами были 383 дня назад,
они изрывают минами и гусеницами танков улицы,
с хрустом проезжая поверх только что взорванных многоэтажек,
так похожих на челябинские, самарские, пермские.
С остервенением тех, кто верит,
что подлость и жестокость ненаказуемы,
наоборот – за них могут и наградить.
С экстазом тех, кому нечего терять,
кто не знает, что смерть человека – огромная из потерь,
потому что и их жизни, существовавших, чувствующих,
никогда ни во что не ставили.

Сейчас один человечишка крутит ручку
дедовой мясорубки, принесенной из подвала,
и захлебывается смехом маразматика.
И под эту его агонию умирают
зачатки надежды и достоинства тех,
за чей счет он ел, пил, был,
ведь их никто так и не потрудился достать из грязи
или хотя бы извиниться за небрежное с ними обращение.
Это стороны одного слова – ВОЙНА,
с красной от непрерывно льющихся потоков крови землей,
с выжженными гектарами совести, чести, уважения. И всё-таки…

Всё-таки я забываю о войне. Здесь
о ней не хочется думать, и окружение благоволит,
чтобы о ней забыть:
солнечные лучи ласково тянут руки,
синички и зяблики беззаботно поют на ветках,
приветливо качают бутонами первоцветы и примула.

И мне бы так и хотелось выбирать на рынке цветы для клумб,
писать стихи о былых влюбленностях и горах,
смотреть фильмы, а не новости на каналах
выдавленных оппозиционеров,
но то, к чему приводит забвение мы теперь видим.

Потому я лежу в чистом зеленом поле,
впитывая запахи сырой земли, травы, пыльцы,
и из моих глаз катятся две слезы:
из правого – от счастья,
из левого – от горя.

Так и надо.
13.03.23