Россия. ХХ век. Глава IV

ГЛАВА IV.

«Сотни лет тупых и зверских пыток, -
И ещё не весь развёрнут свиток,
И не замкнут список палачей,
Бред разведок, ужас Чрезвычаек –
Ни Москва, ни Астрахань, ни Яик
Не видали времени горчей».
                М. Волошин

Едва утих военный гром,
Простому люду стало ясно,
Что большевистский Совнарком
Свободу обещал напрасно.
Хлеб взяли жесткою рукой,
Не оставляя посевной,
И прокляв коммунистов рай,
Восстал тогда Тамбовский край.
Не выдержал людских страданий
Кронштадт – столица моряков,
Твердыня для большевиков,
И начал новое восстание.
Восставших красные отряды
В крови топили без пощады.

В стране расправы продолжались,
Гремели выстрелы стрелков –
То казаки уничтожались,
То изводили всех попов.
Интеллигенцию изгнали –
Всем «вольную» Советы дали.
Уехали Фокин, Нижинский,
Шаляпин, Дягилев, Стравинский,
Бальмонт, Цветаева, Куприн,
Коровин, Репин, Бакст, Иванов,
Рахманинов, Лифарь, Алданов,
Кандинский, Бунин, Баланчин,
Набоков, Тэффи, Марк Шагал.
Так «Век серебряный» пропал.

Чтоб погасить в стране волнения
И власть советскую спасти,
Решил тогда Владимир Ленин
У нас на время НЭП ввести.
В стране раздетой и голодной,
Во мгле ужасной и холодной
Буржуи стали оживать
И магазины открывать.
Теперь в кафе и ресторанах
Звучали музыка и танцы
Там танцевали иностранцы,
Имея доллары в карманах.
Возможно б через десять лет
В туннеле замаячил свет.

Но стал кремлевский сифилитик
Уже в беспамятство впадать,
И как несчастный паралитик
Поехал в Горки умирать.
Тогда ужасный спор пошёл
За им оставленный престол.
Лев Троцкий – правая рука –
Был главным лидером ЦК,
Зиновьев, Каменев, Бухарин
Стояли крепко рядом с ним,
Но был ещё один грузин
По имени Иосиф Сталин.
Он очень сильно власть любил
И всех соперников убил.

Котэ, мать Сталина, по слухам
Соседи в Гори презирали,
Публично обзывали шлюхой,
С Сосо их дети не играли.
Все знали – он побочный сын,
Отец – богатый армянин.
Но он ребёнка не признал,
Мать за Джугаева отдал.
Сосо, ещё не ставший Кобой,
Свой год рожденья поменял,
Себя грузином записал
И был к армянам полон злобой.
А всех, кто знал его историю,
Сжигал в советском крематории.

Он в семинарии учился
И стал бы, видимо, попом,
Но в шумной драке отличился,
Был выгнан, стал большевиком.
Для партии он грабил банки,
Своих друзей сдавал охранке.
Шесть раз он в ссылку попадал
И из любой тайги сбегал.
После победы Октября
Он рядом с Лениным стоял
И власть Советов утверждал –
Взошла бунтарская заря.
И вскоре в партии признали,
Что оправдал он имя Сталин.

Генсеком став при Ильиче,
Зря Сталин время не терял,
Вождь в Горках был в параличе,
А он обкомы укреплял
И подбирал для всех постов
Своих надежных кунаков.
Когда ж Ильич концы отдал,
Он твёрдо на ногах стоял.
И хоть сменить его у власти
Цекистам Ленин завещал,
Он руль партийный удержал
И раскалил большие страсти,
Чтоб пост заветный сохранить
И Льва Давидыча свалить.

Иосиф Сталин очень смело
Смещал всех ленинских друзей
И в блоках стравливал умело
Известных в партии вождей.
А те, кто в блоки не вступали,
Случайно как бы умирали.
Ушли так Фрунзе и Дзержинский,
Орджоникидзе и Менжинский.
Когда же верные чекисты
Решили Кирова убрать,
То в блок троцкистов записать
Осталось ленинских цекистов.
Лубянка быстро лепит дело,
А массы требуют расстрела.

Потом процесс. Колонный зал,
Где дело слушали открыто.
Вышинский грозно выступал
И смерти требовал «бандитам».
Ну, а герои Октября
Там не теряли время зря
И каялись в таких грехах,
Что не увидишь в страшных снах.
Сидели в зале журналисты,
Писатели из разных стран
И все поверили в обман,
Что им устроили чекисты.
Был приговор для всех «врагов»
И беспощаден и суров.

Но оставался где-то жить
Вождя соперник главный – Лев,
И Сталин приказал убить
Его, от гнева озверев.
А Троцкий в Мексике создал
Четвертый Интернационал
И про Вождя Лев пишет так:
Тиран, предатель и маньяк.
НКВД подговорил
На Троцкого имевших зуб,
И, ловко спрятав ледоруб,
Меркадер Троцкого убил.
А отсидев в тюрьме за это
Героем стал Страны Советов.

Своей железною рукой
Вершил дела Иосиф Сталин.
«Державу принял он с сохой
И с бомбой ядерной оставил».
Так Черчилль про него сказал
(Он в этом деле понимал).
И с кресла Черчилль поднимался,
Лишь Сталин в зале появлялся.
А то, что полстраны сидит,
А остальные все боятся,
То с этим можно не считаться,
Когда надежно всё молчит.
Трещал по швам наш отчий дом -
Пришёл Великий перелом!

Идею коллективизации
Ильич когда-то предлагал,
Когда он о кооперации
Из Горок в «Правду» написал.
И после съезда одобрения
Пришло в село обобществление.
Рабочей партии сыны
Тот план осуществлять должны.
Отец мой, Александр Царёв,
Вступил тогда в ВКП (б),
За дело партии к борьбе
Он был решительно готов.
И вот с заданьем на Урал
Отец мой к казакам попал.

Казаков уж неоднократно
В стране партийцы притесняли
И, бритому ежу понятно,
Казаки крепко возражали.
Красив, отважен и речист
К ним заявился коммунист.
С ним отказались говорить,
Решили просто «замочить».
И хату, где стоял отец,
Казаки ночью окружили,
Из ружей окна прострелили.
Казалось, что отцу конец.
Но наш Фролович не пропал –
Он у соседки ночевал.

Отец не только строил куры,
Хоть кур он тоже обожал,
Но против явственной халтуры
В райкоме резко возражал.
Зачем же, правда, кроме шуток,
В колхоз сбирать и кур, и уток?!
И гнать его райком готов
Из стройных партии рядов.
Однако Сталин написал
Статью про головокруженье,
Что было для отца спасеньем –
Не зря он, значит, выступал.
И вот на радость хуторам
Курей вернули по дворам.

Ещё однажды наш Царёв,
Так начерталось на роду,
Был с треском загреметь готов
Как раз в тридцать седьмом году.
Он крупным финансистом стал,
И «Сельхозбанком» управлял.
Тут для колхозов укрепленья
ЦК издал постановленье.
А как его осуществлять?
К Царёву сыпятся вопросы,
Со всей страны идут запросы –
На них ведь надо отвечать.
И мой отец в ЦК звонит,
Пусть кто-то это разъяснит.

И мудрый секретарь ЦК
Дал разрешительный ответ –
Пусть толкований нет пока,
Здесь не сошёлся клином свет.
И вот ответ из банка дан,
Чтоб было легче для крестьян.
Через неделю грянул гром –
Отца призвали в Совнарком.
Царёв в ЦК звонил из банка,
Но по ответам догадался,
Что тот «мудрец» уже попался –
Им занимается Лубянка.
Предвидя горестный конец,
В Охотный ряд пошёл отец.

Царёв всё вроде объяснил,
Но вмиг его с работы сняли,
Он нахлобучку получил
И выговор в придачу дали.
Сдержаться Молотов не мог –
Он был решителен и строг.
Сказал лишь мягко Микоян:
Ты сделал лучше для крестьян,
Но только навредил себе.
Как видим, устоял отец,
Ещё был это не конец,
А только поворот в судьбе.
И безработным в этот год
Работу партия найдёт.

Тогда вакансий было много,
А претендентов очень мало,
НКВД работал строго,
План лихо перевыполняли.
Отца позвали в этот год
Парторгом в Черноморский флот,
Его манили в Апатиты,
Чтоб добывать стране бокситы,
Ему на выбор предлагали
Такие милые места –
Чита, Хабаровск, Воркута,
Места повсюду пустовали,
Но вдаль отец мой не пошёл,
Он РИК в столице предпочёл.

Царёв успешно кочевал
Из наркоматов в министерии
И даже книгу написал –
Пособие по бухгалтерии.
Попал затем Фролович наш
Арбитром главным в Минсредмаш.
Не вышел, значит, из доверия
Ведь возглавлял работу Берия.
Средмашу ставилась задача
Советский атом оседлать
И бомбу ядерную дать.
Добились русские удачи,
К тому успеху в меру сил
Отец мой руку приложил.

Китаю тоже нужен атом.
Отец друзьям помочь пытался.
Никита в пятьдесят девятом
С Великим кормчим разругался.
Орденоносным кавалером
Фролович стал пенсионером.
В Фонд мира он тогда попал
И ревизором штатным стал.
Начальник Фонда Полевой
Любил рассказы ветерана
И говорил, что для романа
Он замечательный герой.
Но нас Царёв увлёк вперёд -
Вернёмся мы в тридцатый год.

«Победа» коллективизации
Пришла среди смертей и стонов,
А результат подобной акции –
Погибло десять миллионов.
Тот, кто работал, как ишак,
В ГУЛАГ отправлен – он кулак.
Те бедняки, что сачковали,
Его добро порастаскали.
А осенью большевики
Весь отобрали урожай
И хлебородный русский край
Завыл от горя и тоски.
Царь-голод поразил народ –
Запомнил он тридцатый год.

Учёт в колхозе лишь для галочки
И что не сделаешь – всё мало.
Крестьянину лишь ставят палочки,
Ни хлеба не дают, ни сала,
А для семьи его идёт
Лишь то, что дарит огород.
Чтобы козу свою кормить,
В овраге следует косить.
Весь урожай с полей должны
Сдавать крестьяне без угрозы,
Не зря оставили колхозы
При оккупации страны.
А Харитонов и Зюганов
За них и ныне бьются рьяно.

Создать военные заводы,
Чтоб там оружие ковать,
Сначала в ленинские годы
Пытался Троцкий предлагать
И говорил: рабочих надо
Сплотить в военные отряды.
Ему цекисты возражали
И громче всех товарищ Сталин.
А после, в годы пятилеток
Он оценил троцкистский шаг
И уж как сталинский этап
В жизнь претворил идеи эти.
А плана этого творец
Великий Сталин – наш отец!

Тогда собрали все народы
В один строительный отряд –
Всем обещали: через годы
Построен будет город-сад!
Под эту звонкую агитку
Всех призывали на Магнитку,
В таёжный край на валку леса,
На стройку ГАЗ и Днепрогэса.
Тогда в Москве метро копали,
В Хибинах рыли апатиты,
А за Саянами – бокситы,
В Сибири стройки поднимали,
В печах мартена сталь варили
И в песнях всех врагов громили:

«Гремя огнём, сверкая сталью,
Машины двинутся в поход,
Когда приказ подпишет Сталин
И Блюхер в бой нас поведёт»
Так трактористы распевали,
Когда конем стальным пахали.
Всё выше, выше самолёты
Вели отважные пилоты.
Народ гордиться приучили
Полётом серебристых птиц.
И мы спокойствие границ,
Как нам казалось, получили.
Кругом твердили всякий час:
Граница на замке у нас.

Рождало время свой актив
Советских доблестных героев –
Ударников колхозных нив,
Стахановцев великих строек.
Они поля весной пахали,
Лён, свёклу, хлопок убирали,
Из скважин нефть и газ качали
И минералы добывали.
Они стояли у станков,
У жарких домен и мартенов,
И часто делали за смену
Работу многих мастеров.
Являли всем пример работы
Стаханов, Демченко, Изотов.

В Москве торжественно встречали
Героев дальних перелётов,
Дождём листовок засыпали
Своих прославленных пилотов:
Юмашев, Чкалов, Ляпидевский,
Слепнёв, Раскова, Леваневский.
«Ура!» папанинцам кричали –
Они наш полюс обживали.
Героев славила страна,
Вождь их приветствовал в Кремле,
Известны стали всей Земле
Отважных асов имена.
Но кто сказал хоть пару слов
Про подневольный труд рабов?!

Жертв беспощадного ГУЛАГа
Чекисты зря кормить не стали
И всех «гостей» архипелага
Они работать заставляли.
ЗК в жару и при пурге
Валили лес в глухой тайге,
На Лене золото искали
И землю рыли на канале.
Чтоб регулярно получать
И пайку хлеба и баланду,
У вертухаев под командой
Они должны весь день пахать.
А если сдохнуть вдруг придётся,
Замена сразу же найдётся.

Вождь никому не доверял,
Ночами Сталину не спится
И всю страну тиран держал
В своих «ежовых» рукавицах.
«Маруси» шинами шуршали,
Всех недовольных загребали
И увозили их в ночи.
А как стучали стукачи!
Кто захватить хотел жилплощадь,
Жестоко отомстить врагам
Иль зло завидовал друзьям,
Тот не имел задачи проще:
В НКВД пиши навет –
И человека больше нет!

То брали всех по одному,
А то с друзьями и семьёй,
Но не давали никому
Вернуться вновь к себе домой.
Мели с подачи стукачей
То педагогов, то врачей,
То всех прибалтов загребали,
То комсомол в распыл пускали.
То коллектив «врагов народа»
Числом не менее трёхсот
Чекисты брали в оборот
От оборонного завода.
Кто позабыл, что всюду враг, -
Читай «Архипелаг ГУЛАГ».

Чтоб поддержать борьбы накал
При построеньи новой жизни,
Наш вождь теорию создал,
Что даже при социализме
Враг озлобляется всё злее,
Борьба идёт ещё острее.
После Дзержинского – Ежов
Страх нагонял на всех врагов,
Но он не оправдал доверия
И Сталину не угодил,
Его наш Кормчий посадил,
А на арену вышел Берия:
Палач, развратник и садист –
Вот настоящий сталинист.

Играла за «Спартак» пять лет
Четвёрка Старостиных вместе.
У клуба рос авторитет –
Он был всегда на первом месте.
Весь стадион в восторге был,
Когда он басков победил.
Но главное – «Спартак» упрямо
Громил московское «Динамо»,
Хоть за «Динамо», каждый знал,
Болел нарком НКВД…
И понимая – быть беде,
«Спартак» ещё и кубок взял!
За это на двенадцать лет
В тюрьму забрали весь квартет.

Конечно были прихлебатели,
Кто воспевал Советов стройки.
И возглавлял Союз писателей
Сам Алексей Максимыч Горький.
В литературу он вступал –
Его сам Чехов одобрял.
Звучали на одной волне
«Враги», «Мещане» и «На дне».
Потом писатель проживал
На итальянских берегах
И заблудился в трёх соснах,
Хоть дружбу с Лениным держал.
При Ильиче он возвратился,
Но в Петрограде не прижился.

Потом на Капри из-за стёкол
Он жизнь чужую наблюдал,
Там не парил над домом Сокол,
А Уж в прихожую вползал.
Труднее приходилось жить –
Пошли на убыль тиражи,
А чтобы дома издаваться,
Пришлось в Россию возвращаться.
И здесь писатель заявляет
(Его слова – чекистов флаг),
Что если не сдаётся враг,
Его тотчас уничтожают.
Так провозвестник гуманизма
Стал теоретиком фашизма.

Пришлось нам в школе изучать
(Печаль советских поколений)
Его роман бездарный «Мать»,
Воспоминания о Ленине.
А «Девушка и смерть» в почете
Была «сильней, чем «Фауст» Гёте».
Так веско некогда признал
Тот, кто страною управлял.
Назвали Горьким град на Волге,
Театр, улицу и самолёт,
Но у последнего полёт
Был поразительно недолгим.
Потомкам остается только
Назвать эпоху эту горькой.

У Горького сноха была
Известная красавица,
И говорила вся Москва,
Как всем Надежда нравится.
Она, агент НКВД,
Бывала всюду и везде,
И эта Надя – голубица
Пересажала пол-столицы.
Средь тех, кто Наденьку любили,
Ходили Бабель и Кольцов,
Сам Горький и нарком Ежов,
Их беспощадно всех убили,
Поскольку самый главный бес
Имел к Надежде интерес.

А Маяковский сам признал
И с горечью поведал нам:
Как он на горло наступал
Своим лирическим стихам,
Когда про Ленина писал,
Советский паспорт воспевал
И предлагал в витринах всем
Кекс к чаю и повидло-джем.
Была в возможностях поэта
Поэма «Облако в штанах»,
В своих блистательных стихах
Он говорить умел «про это».
И в рифмах у него Джек Лондон
Шёл смело рядом с Джиокондой.

В НКВД особый счёт
Всегда к поэтам предъявляли:
Вождя любимчикам – почёт,
А прочих просто истребляли.
Был Маяковский их певец,
Но он нашёл себе конец,
Когда советская эпоха
От «Хорошо» пошла на «Плохо».
Они поэтов не щадили –
От их руки ушли из жизни
Есенин, Мандельштам, Табидзе,
Корнилов, Хармс, Квитко, Яшвили,
Клычков, Васильев, Дмитрий Кедрин -
Здесь лишь десяток самый первый.

Писатели Страны Советов,
Хоть в золотой сидели клетке,
Но дружно славили при этом
Победы Первой Пятилетки.
Здесь не жалели добрых слов
Погодин, Шолохов, Гладков,
Толстой, Вишневский, Исаковский,
Фадеев, Федин, Долматовский.
За право славить диктатуру,
Быть при подачках и пайках,
Они дрались на кулаках,
Позоря всю литературу.
Кто не согласен делать так –
Рискует загреметь в ГУЛАГ.

В кино старались показать
Не то, что есть, а то, что надо,
С экрана стали воспевать
Рекорды, подвиги, парады.
Виновны в этой лакировке
Юткевич, Эйзенштейн, Пудовкин,
Васильевы, Дзиган, Довженко,
Чиаурели и Павленко.
За красных не жалея сил,
Сражался доблестно Чапаев,
Седой профессор Полежаев
Бунт Октября благословил,
А Александра Соколова
Страною управлять готова.

Мечта во Встречном отражается
С дороги смелых не свернуть,
Путевка в жизнь тому вручается,
Кто выбирает Светлый путь.
Партии и Сталину верны
Воплощают молодость страны
Парень в исполнении Крючкова,
Девушка, которая Орлова.
Про простор полей лесов и рек
Наша Юность песню запевает,
И никто другой страны не знает,
Где так вольно дышит человек.
Вождь народов, близкий и родной,
С мавзолея машет им рукой.

С Лениным он вместе начинал
В Октябре сраженье за свободу,
А потом Царицын защищал,
Хлеба дал голодному народу.
Клятву он сурово исполнял –
За единство партии стоял
И, предвидя новую войну,
Укреплял советскую страну.
А потом – Падение Берлина:
Как Он вёл советские войска
В битву против грозного врага -
Очень грандиозная картина.
А залог победы триумфальной:
Сталин – полководец гениальный.

В театре лучшие таланты
Со сцены зрителям твердят,
Что и Кремлёвские куранты
Теперь по-новому звучат.
Пускай бушует Шторм кругом,
Пускай в Семье идёт Разлом,
Друзья Любови Яровой
Готовы на последний бой.
Надёжно Человек с ружьём
С Аристократами сражался,
Поскольку правдой заряжался,
Встречаясь в Смольном с Ильичём.
Те, кто родился в Октябре,
Построят Город на заре.

Конечно, Ленина сыграть
У нас хотели все подряд:
И честь и можно ожидать
Себе заслуженных наград.
Здесь первым роль получит в руки
Неповторимый мастер Щукин.
Затем Ульянов и Лавров,
Каюров, Грибов и Смирнов.
Казалось, образ будет вечен:
На букву «р» слегка картавит,
Уместно весело лукавит
И безусловно человечен.
Всегда с ним рядом верный Сталин
И здесь нет равных Геловани.

Все живописцы были рады
Писать сусальные портреты:
Вот Ленин с ходоками рядом,
А вот – на съезде всех Советов.
Рисует Жуков в Горках сад,
Где Сталин с Лениным сидят,
Васильев Кремль изображает,
Где вместе с Климом вождь гуляет,
У Грекова Сосо в санях
Приветствует кавалеристов,
У Бродского – приём артистов,
Цветы и фрукты на столах.
У Налбандяна вождь не спит
Над картой Родины мудрит.

В эфире славословья эти
И днём и ночью повторяли,
А все советские газеты
Портреты крупные давали
Вождя, Учителя, Отца,
За мир великого борца.
По всей стране подобно чуду
Скульптуры выросли повсюду.
Меркуров, Томский и Андреев
Охотно Сталина ваяли
И в полный рост его давали,
Гранит и мрамор не жалея.
Так стометровый истукан
«Украсил» город Ереван.

Не подпевавшим палачу
Чекисты вмиг нашли управу.
Им Мейерхольд не по плечу,
Им Шостакович не по нраву.
Они Ахматову травили,
Они Есенина убили,
А дальше – Бабель, Гумилев,
Пильняк, Ясенский и Кольцов.
Приказ был пьесы все изъять
Булгакова со сцены красной.
Платонов, Зощенко напрасно
Пытались что-то издавать.
От Пастернака нет ни слова,
Но звонок голос Михалкова.

Свои особые законы
В искусстве тоталитаризма
И Ромм нас с ними познакомил
В известном фильме о фашизме:
Пусть все издания подряд
О мудром фюрере твердят;
Пусть понимает весь народ,
Что к счастью вождь его ведёт;
Пусть служит армия народу,
Заботой лидера горда,
И пусть готовится всегда
На бой за счастье и свободу.
И видно всем: социализм
Ничуть не лучше, чем фашизм.

Теперь другие времена
Забыты «Хорошо» и «Мать»
Ахматову и Куприна
Сегодня стали изучать.
Поэмою звучит для всякого
Роман о Мастере Булгакова
И не получат нынче ордер
На жизнь ни Шариков, ни Швондер.
Простор открылся мастерам,
Что раньше были под запретом.
Есенин снова стал поэтом
С ним Гумилёв и Мандельштам.
И громко зазвучала снова
Сатира Ильфа и Петрова.

Давайте вспомним мастеров –
Успех их был вполне заслужен.
На сцене «Малого»: Царёв,
Ильинский, Жаров и Остужев.
В «Большом»: Михайлов, Пирогов,
Ханаев, Барсова, Нежданова
И Лепешинская с Улановой.
Во МХАТе: Лилина, Качалов,
Москвин, Тарасова, Тарханов,
Артём, Андровская, Ливанов,
Хмелёв, Еланская, Баталов.
В театральном мире в эти годы
Во МХАТе делали погоду.

Актёры очень разной школы
Играли с самых разных сцен:
Мордвинов, Симонов Никола,
Черкасов, Симонов Рубен,
Якут, Коонен, Окуневская,
Охлопков, Тенин и Раневская,
Берсеньев, Гарин, Образцов,
Михоэльс, Зельдин и Попов.
В эстраде были все оттенки,
Успех делили без вопросов:
Ярон, Русланова, Утёсов,
Набутов, Яхонтов и Хенкин.
Сердца терзали в томной дозе
Шульженко, Юрьева и Козин.

Тому, кто знает эти лица,
Приятно будет вспоминать,
Как рвались жители столицы,
Чтоб на подмостках увидать
Страшные мученья Годунова,
Бредни пустозвона Хлестакова,
Трепетность обманутой Одетты,
Гибель полюбившей Виолетты,
Горькие страдания Каренина,
Анну в бездне страсти и тоски,
Мудрые речения Луки,
Ревность и безумие Арбенина,
Гамлета сомненья и презрение,
Лира запоздалое прозрение.

Однако, в том тридцать седьмом
Прижали не одних писателей;
Прошлись кровавым топором
По головешкам обывателей.
Кто думал посидеть в тени
И ждал – придут другие дни,
Нередко тоже попадал
Под сокрушительный обвал.
И даже преданный боец
С подпольным стажем коммуниста
Мог стать добычею чекистов
И в лагерях найти конец.
Лупили крепко по своим,
Чтоб преподать урок чужим.

Едва проведал Тухачевский,
Что состоял в охранке Сталин,
Его в ЧК избили зверски
И моментально расстреляли.
А с ним семь тысяч командиров
Лишили чести и мундиров.
Был приговор и скор и смел:
Кому – ГУЛАГ, кому – расстрел.
В войсках всё переворошили:
Кто поумней – пускай сидит,
А во главе пускай стоит
Климент Ефремыч Ворошилов.
Хоть и законченный болван,
Но предан, словно пёс Полкан.

Говорят теперь, что эта акция –
Обезглавить армию страны, -
Явная фашистов провокация
Накануне будущей войны.
Тухачевский – с Климом не сравнить
Мог вполне резонно оценить,
Что к победе в будущей войне
Не проскачешь на лихом коне,
Не помогут быстрые тачанки.
Принесут победу самолёты,
Автоматы, пушки, миномёты
И всего главнее будут танки.
К Королёву маршал приезжал
И проект «Катюши» поддержал.

Чтоб сохранить порядки эти
И в страхе удержать все нации
В тюрьму отправлен каждый третий
А каждый пятый – в эмиграцию.
И расцветал архипелаг
С суровым именем ГУЛАГ.
Давали жизнь для островов
Дзержинский, Берия, Ежов,
А наши лучшие умы –
Страны печальников - писателей,
Ученых и изобретателей
Изгнали просто из страны.
И торжество подобной жизни
Путем назвали к коммунизму.