Тотем

Знойный полдень июля ломился в двери.
Воспалённое солнце в жару металось.
Подопечных удаче передоверив,
Пара ангелов молча давила жалость.

Пёс дворянских кровей (беспородный, в смысле)
Подыхать уходил от людей подальше.
Трое вестников, тихо покинув выси,
Наблюдали за ним, не моргая даже.

Он в себя принимал неустройство мира:
Не доставшиеся детворе побои,
Затаённое зло от того, кто вырос,
Из еды - что негоже, слова-помои;

Десять крыльев, к земле приклонённых в траур
По собачьему телу – ведь зверь бездушен! –
Подметали околицы сельской тра;вы,
Словно брошенного спаниеля уши.

Что-то сдвинулось в мире. И каждый рядом
Притихал, и удваивал осторожность:
Что хранителю срочно покинуть надо
Пост над правым плечом – ощущалось кожей.

Шёл хозяин, пытаясь дозваться, мимо –
Но его отвели. Тут не место людям.
Жалость ангелам плечи к земле ломила,
Пробирала под солнцем морозом лютым.

Ни венца, ни креста – богохульство, ересь! –
Будет истинной тьмы упокойный полог.
И молитвы не шли. И псалмы не пелись.
Только пчёлы жужжали над ближним полем,

Только дикие лозы сплетались тесно,
Только рыба плескалась у корки хлеба,
Голубь тихо завёл горловые песни,
Неурочно петух матерился в небо,

И, сквозь марево зноя едва заметна,
Но знакома почётному караулу,
Тень, не зла, не добра, доветхозаветна,
Грань людских суеверий перешагнула…

Вмиг закончилось всё. Шар огня в зените.
Пара перьев в траве. И медвяный запах.
И стоит над селом его пёс-хранитель,
Молча лижет раны на лапах.