совок и веник

В купе не спится. Промельком в окне
фантомы захудалых деревенек.
Мелькнут - и всё. Задумаюсь, и мне
привидятся совок и стёртый веник
у входа в дом на выпавшем снегу,
поленница, уложенная плотно.
Я б в этот дом вошёл, но не могу.
Мне чудятся белёные полотна,
раскинутые там на сотни вёрст,
и мною овладевшая дремота,
подсказывает - мёрзни, волчий хвост.
Попутчицы... Одна другой - а мой-то
воюет - и кривит безгубый рот,
уже давно не знающий помады.
Не знаю, где... Да кто их разберёт.
Из тамбура летят обрывки мата,
и остро тянет едким табаком.
В окне - деревни, тёмные, пустые.
Похоже, ни о чём и ни о ком
опять шумят народные витии
по радио, ТВ и прочим СМИ.
Попутчицы ведут свою беседу,
я слушаю. Как жутко, чёрт возьми,
но всё-таки, душа моя, я еду
к тебе, к тебе... Ещё бы знать - куда.
Наверное, инстинкт, косматый древний,
ведёт меня сквозь эти города,
окраины - деревня за деревней.
Убитые, сожжённые дотла,
все жители, кто жив, стоят в проходах -
не люди, а тела, тела, тела,
от полностью смирившихся до гордых,
ещё сопротивляющихся злу,
глядящих на дома тепло и строго.
Вон там совок, чтоб вынести золу,
там веник, чтобы снег смести с порога.

***

Ночной фонарь не спросит - кто таков,
зачем ты бродишь тут с не сданной тарой?
Сквозь мутные стеколышки очков
читаю в свете - что хотел ты, старый,
вот здесь, в луче, где снег идёт на круг,
касаясь тьмы, покусывая тайно
подставленную кожу тонких рук,
податливых и белых, как сметана.
Смотри, очкарик, помнишь ли её,
замёрзшую, несмелую такую?
Быльём давно поросшее быльё,
неужто по нему я так тоскую,
шатаясь по безлюдным пустырям,
забытые бутылки собирая.
Где молодость, похожая на храм,
где счастье, не имеющее края?
Всё в прошлом... Как был прав мудрец Сократ,
всё лучшеe осталось там, в прошедшем.
А снег идёт, и всё-таки я рад,
что смог мои ладони вновь обжечь им.
Один. Вот здесь. В просвеченном кругу.
Как был когда-то с ней зимой такой же.
Я в памяти поныне берегу
фонарный свет и снег на белой коже
подставленных ладоней, губ и щёк.
Стеколышки замызганные, дужки.
Пропащая душа, на ней - ожог
бессонницы, как слёзы на подушке.