Казнь у запорожцев

С 23 февраля по 8 марта 1772 года состоялось выездное заседание старшины Войска Запорожского Низового во главе с кошевым Петром Калнышевским с судьёй Андреем Носачем и и иереем Владимиром Сокальским.
Старшина проехалась по зимовникам: «От субботы до вторника в Кодаке всякие порядки обществу полезные учреждали». Старшину встречали залпом из пушки, празднично украшенным конным выездом и попами, и обязательным отстаиванием службы в церкви. «А по службе пан кошевой всех панов и священников… звал и по несколько чарок горелки трактовал… По вечери ж к иерею Василию вечеряти и в гости до иерея Артёма ходил, у коего и певчими был забавлен» - пишет Дмитрий Яворицкий в «Истории запорожского казачества» (1900).
В таких выездах решались конечно же и судебные вопросы. Например, козаки Кисляковского куреня просили отдать им на поруки Кирилла Писменного посаженного под замок за гайдамацтво (разбой) и ожидающего суда. Уверяя кошевого, что тот раскаялся и разбойничать больше не будет, а если на него вновь падёт подозрение, то курень выплатит за него штраф. Интересно, что просили козаки за Писменного потому, что тот задолжал многим из них денег и если его приговорят за разбой к забитию палками, то долги он уже точно не вернёт.
У запорожцев не было обычая сажать преступников в темницу или яму, были: штрафы, телесные наказания или смертная казнь.
В Сечи на майдане обязательно стоял ганэбный (позорный) столб для привязывания к нему преступников. Если казак украдёт у казака, его могли просто привязать к позорному столбу и держать так пока ущерб не будет возмещён его побратимами, а потом ещё три дня для воспитательного эффекта. Об этом пишет французский дипломат Жан-Бенуа Шерер в «Летописи Малороссии» (1788). Так в 1758 году был наказан Фёдор Литвин из Пашковского куреня за то, что силой отобрал коня у товарища.
За нарушение дисциплины и аморалку могли бить кием (палкой), делали это сразу после того как кошевой давал приказ. Его помощники говорили: «Ну братыку лягай , ось мы тэбэ поучим як правду робыты». Казак ложился на землю его держали за ноги и руки и били по спине. К такому наказанию приговорён Фёдор Маляр из Каневского куреня за то, что им была «зганбленна не по пристойности» мещанка Ганна Перехристка.
Преступник иногда не выдерживал наказания в 50 или 100 ударов как Герасим Рябой устроивший пьяную драку с увечьями 11 июля 1758 года он умер под киями привязанный к позорному столбу.
За тяжкие преступления забивали насмерть или вешали у дороги на щебенице(висельнице) – два столба с перекладиной, так, чтобы проезжающие могли видеть труп преступника.
Как утверждает Аполлон Скальковский в «Истории Новой Сечи» (1846), палача у запорожцев не было, преступники вешали друг друга по очереди, а последнего сажали на коня с петлй на шее и стегали коня плёткой.
Но был и особый обычай по которому если у приговорённого к смерти объявится девица, желающая выйти за него замуж – его миловали и даже справляли ему свадьбу.
А Василия Баркуту из Протовчанской паланки убившего чужую жену 8 августа 1767 года помиловали по прошению его жены с малыми детьми, ради того, чтобы они не лишились кормильца.
За убийство товарища могли закопать убийцу вместе с его жертвой. За измену могли утопить, так как польского шляхтича Самуила Заборовского, который приехал на Томаковскую Сечь якобы вступить в товарищество, а сам занимался вражеской агитацией, ему связали руки, насыпали песку в пазухи и сбросили с лодки.
Топили и за пьянство в походе, ибо оно приравнивалось к измене.
Интересно, что запорожцы редко сажали преступников на кол, как это делали поляки у которых «кол» был любимой казнью особенно для казаков.Казаки считали палю (кол) ляшской казнью и почитали как героев тех своих товарищей, кто умер такой страшной смертью.
Право наказания имели куренные атаманы. Право выносить решения по сложным тяжбам между казаками принадлежало выборному войсковому судье, за что он во времена батьки Калныша получал от войска огромные деньги - 70 рублей в год, но последнее слово особенно относительно смертной казни, принадлежало кошевому атаману или общему собранию. Кошевой мог приговорить запорожца к смерти, но не мог выдать его из Сечи. Так в 1758 году на запрос из Гетманского суда выдать нескольких гайдамаков, кошевой атман Григорий Фёдоров ответил, что не может их выдать, ибо они приняты всем товариществом и без решения всего товарищества он не может. Таким образом в 18-ом веке Запорожская Сечь представляла собою отдельное государство и от Гетманщины - Малороссии и от России в целом.