Коровы

Первое домашнее животное  запомнила в три года, когда наша семья приехала из Петрограда в деревню к бабушке. У бабушки Дуни была большая старая пёстрая (чёрная с белым) корова. Звали её Пеструха. Интересно и немного страшно было смотреть, когда она, гордо неся голову с большими рогами, шла из поля и знала свой дом. В своём большом вымени она несла нам молочко.

Вскоре бабушка умерла. Родители вырастили дочку Пеструхи, молодую коровку, а старую продали, так как нужны были деньги на перестройку старой избы. Молодую коровку назвали Красавицей. Она и правда была хороша. Стройная, подтянутая, рыжая шерсть с красным отливом так и лоснилась на ней. Все мы её очень любили, особенно мама.
 
Когда я подросла и стала многое понимать в жизни родителей, я всегда удивлялась, как мама, городская женщина, так полюбила домашних животных и работу в огороде. Полевые работы она не любила. Когда Красотка была в расцвете сил, принесла уже второго (или третьего?) телёнка, случилось несчастье. Тёплым весенним днём скотину первый раз выгнали в поле пастись. Соседи любовались красотой и упитанностью нашей коровы. Вслух хвалили её и хозяев. «Сглазили» - говорила впоследствии моя мама.

     Вырвавшиеся на свободу молодые  коровы и бычки затевали свои опасные игры. Нашу Красотку загнали в болото, из которого она не могла выбраться: не утонула, но отчаянно мычала, увязнув в жидкой грязи. Люди в деревне в те годы жили дружно, чутко откликались на горе ближних и старались помочь. Мужчины побросали пашню и посевы, вооружились кольями, верёвками, лестницей и прибежали на помощь. Корову спасли, привезли на телеге домой.
      Пришёл врач-ветеринар. Он решил, что у Красотки застужены ноги. Лечили, делали уколы. Парили ноги в горячей воде с травами. Подвешивали её так, чтобы могла вставать на ноги. Ничто не помогало. Корова благодарно смотрела на людей большими печальными глазами, но подняться не могла. Так продолжалось десять мучительных недель. Наконец один мудрый мужик сказал: «Ей осталось одно лекарство – нож в горло». Корову зарезали. Мясо было тощее и ели его со слезами на глазах. Лишившись кормилицы, мы жили трудно долгие годы, как говорят теперь - «ниже прожиточного уровня».
               
Спустя лет десять – пятнадцать родители как-то собрались с силами и, продав всех коз и овец, купили корову. Дочка, так звали корову, была молода и красива, с белой шерстью, красно-рыжими спиной и шеей. Молока давала много. В эти годы мама по зимам жила у нас в Ушаках, нянчила моих деток. Папа старался накормить корову, вовремя проводить в поле, подоить; но мало следил за её внешностью.

И вдруг летом 1941 года война грянула. Боялись, что она будет, но надеялись, что обойдётся… В деревню Видони пришли немцы. Они заглядывали во дворы, твердили «млеко, яйки»… Подбирали всё подряд. Пришли и к папе во двор. Вывели Дочку. Брезгливо заворчали: «Шлехт, шайзе». Поплевались и ушли. Так папина неряшливость спасла корову.

Наступил 1944 год. ленинградская область была полностью освобождена от фашистских  захватчиков. Папа с трудом добрался до Ушаков. Мама оставалась в Видонях с коровой. Когда я приехала к маме, мы с ней решились на отчаянный шаг: идти пешком с коровой за 250 км в Ушаки. Шли в конце октября по разорённым войной деревням. Но всюду нас приветливо принимали добрые люди: пускали на ночлег, делились скудной пищей и сеном для коровы. В предпоследний день пути уставшая корова легла на поляне на берегу речки Кастенки и не хотела вставать. Мама плакала: «Заболела  Дочка». Но я видела озорное выражение у неё в глазах и утешала маму: «Дочка устала. Отдохнёт и пойдёт». Утром следующего дня мы вошли в Ушаки.  Радостные выбежали к нам навстречу Олег и папа. Это было 4 ноября 1944 года.

Жить было трудно. Корова не доилась три месяца. Сено покупали по 80 рублей пуд (16 кг), хватало ей впроголодь на два дня. Зарплата моя была 500 рублей, хлеба получала 600 грамм (на иждивенцев в сельской местности карточек не было). Весной 1945 года у Дочки родилась тёлочка Зорька. Прошло три года, и Зорька превратилась в ладную, красно-рыжую молодую коровку.

К тому времени, в 1947 году умер мой папа. Мы с мамой решили оставить Зорьку, а Дочку продать хорошим хозяевам. Мама и я плакали, прощаясь с ней, катились слёзы и из её глаз. Первый раз отелившись, Зорька принесла двух теляток, но один родился мёртвым. Когда-то одна наша учительница. Прогоняя забравшихся в её огород коров, бросила в Зорьку камень. И вот результат.
 
Осенью 1950 года умерла мама. Мне она завещала: «Доченька, корову не продавай». Но судьба судила иначе. Весной 1951 года директор школы выселила меня и подругу-учительницу на частные квартиры. Держать корову стало негде, не было условий. Я продала Зорьку своей коллеге, очень хорошему человеку, Александре Павловне. До сих пор в переписке с ней вспоминаем Зорьку. Ранним утром. До уроков, повели её в Тосно. Александра Павловна ведёт, а я сзади подгоняю и приговариваю: «Иди, Зоренька, иди, родная!». Замолчу – она останавливается. Долго жила Зорька любимицей у Александры Павловны. Но вот её мужа направили работать в Тверь. Зорьку она продала.

В те голодные годы наши кормилицы-коровы спасали нам жизнь. Олег до сих пор уверяет, что он перестал расти с тех пор, как мы расстались с Зорькой. Но молоко он не очень любил, а теперь и совсем не пьёт.