Встреча рассказ

Он сидел за старым, с облупившейся краской черным столом, на котором лежали два наполовину иссохших лимона, и курил. Медленно выдыхая табачный дым в пустоту комнаты, он сосредоточенно думал: как я мог здесь оказаться, почему именно здесь, почему одна минута, чье-то одно когда-то неверно понятое слово, подпись может однажды всё изменить, перевернуть с ног на голову, обнулить счет времени и забросить в забытый Богом уголок земли, в котором, возможно, придется провести остаток своих дней.
С этого момента он вдруг четко осознал, что он – это уже не прежний Лазарь Маркович,  а кто-то другой, совершенно незнакомый для него человек, с таким же широким лбом, глубоко посаженными карими глазами и орлиным носом. Лицо его  было теперь в глубоких морщинах и не выражало никаких эмоций. Глаза уставились в одну точку, словно раз зацепившись за какую-то яркую картинку прошлого, уже  не хотели ее отпустить.
Тусклый солнечный свет, струящийся из небольшого окна,  разделял пространство комнаты на две части, чёрную и белую, как клетки на шахматной доске, как  две стороны человеческой природы, которую изучают веками, но так и  не могут постичь до конца, как, наконец, эти два лимона, некогда росшие  на одном дереве, а теперь раскатившиеся по разным сторонам стола, как  две человеческие судьбы, внезапно оторвавшиеся друг от друга.
Комната была похожа на тюремную камеру. Вдоль одной стены стояла узкая, похожая на нары кровать,  напротив висело большое старинное зеркало, с отбитым правым углом, посередине комнаты стоял черный,  потрескавшийся от времени и сырости стол, да небольшое окно почти под самым потолком, которое, казалось, никто никогда не открывал. 
В дверь постучали.
- Лазарь Маркович, у вас душно.
От внезапно распахнутой двери сизый сигаретный  дым вдруг начал расплываться по комнате и принимать причудливые очертания.
 Ответа не последовало.
- Вам бы на воздух. У вас больное сердце, а вы совсем себя не бережете. Посмотрите на себя, как вы исхудали. Пиджак ваш пообносился совсем и свисает, как будто с чужого плеча. Давайте я приведу его в порядок. Да и продать потом можно. Хоть какие-то деньги. А так вы на уголовника смахиваете… Страшно смотреть.
Клавдия Семеновна, жившая через два дома, была женщиной доброй. Она любила во всём порядок и завершенность. Именно чувство незавершенности чего-либо приводило ее  душу в беспокойное, мятущееся состояние, не дававшее спать по ночам  и возможности переключиться на что-то другое до тех пор, пока всё, наконец,  не встанет на свои места.
Она и сегодня заглянула к Лазарю Марковичу не столько из любопытства, сколько из желания хоть как-то привести его жизнь в порядок. А порядок, по ее мнению, заключался в том, что утром ему нужно было непременно принимать завтрак, проветривать комнату и дышать свежим воздухом, неспешно прогуливаясь по разбитой пыльной дороге. Дорога эта была главной и единственной улицей из пяти оставшихся в деревне домов, два из которых были давно заброшены.
Она вообще испытывала какое-то особенное чувство к Лазарю Марковичу. То ли от того, что была последним в его жизни человеком, который помнил его родителей живыми. То ли от того, что с детства слышала от старших рассказы о семье евреев, которые  спешно сбежали из столицы после очередной «чистки» и вынуждены были оставить там маленького сына Лазаря на попечение старой двоюродной тетки. Тетка вскоре умерла,  и мальчика отправили в приют. Адреса приюта никто не знал, да и подвергать мальчика опасности не хотели. Потому писем не писали, и связь оборвалась.
Вскоре мать Лазаря умерла от болезни. И Марк Соломонович остался совсем один. Он очень тосковал по жене, стал угрюм, замкнут, почти не выходил из дома и с соседями не общался. Внутри его словно что-то умерло вместе с женой, и сверлящая, беспрестанная боль, однажды поселившись в его сердце, уж больше не оставляла его ни на минуту. Смотрел он на все теперь отстраненно, интереса ни к чему не проявлял, разве что утренний птичий переполох как- будто на мгновенье  отзывался в его душе. Тогда он поднимал глаза к небу и долго смотрел на плывущие вдаль облака. Марк Соломонович и сам в некотором смысле стал походить на облако: беззвучно передвигался по дому и похудел до неузнаваемости так, что стал почти бесплотным.
- Лазарь Маркович! Вы меня слышите? Что вы молчите? С вами все хорошо? – не унималась Клавдия Семеновна, предчувствуя накапливающееся в душе беспокойство.
- Все в порядке. Спасибо. Идите домой, - ответил Лазарь Маркович. - Я еще посижу тут немного. А потом мне бы хотелось сходить на кладбище. Вы мне покажете?
- Конечно, конечно! – с готовностью откликнулась Клавдия Семёновна. – Это совсем недалеко отсюда. Как надумаете, заходите. Я провожу.
Она тихонько прикрыла за собой дверь, и пошла к дому, охая и что-то бормоча себе под нос. Видно было, что душевное состояние Лазаря Марковича совсем выбило её из колеи. И сейчас она только о том и думала, как бы это исправить.
Лазарь же Маркович, вырванный из воспоминаний внезапным приходом Клавдии Семеновны, теперь внимательно изучал лежащие перед ним два иссохших лимона.  Дом был давно заброшен, и кто угодно мог их оставить. Но что-то знакомое, теплое, уютное и родное, просыпалось в его душе, когда он смотрел на них. Не то, чтобы лимоны в настоящее время были редким угощением. Купить их можно было свободно в любом продуктовом магазине. Но увидеть их здесь, в этой самой комнате, где когда-то жил его отец, было очень неожиданно.
«А еще, малыш, есть Праздник Суккот… когда наш народ сорок лет скитался по Синайской пустыне вместе с Моисеем, прежде чем обрести Землю Обетованную... Его иногда называют еще Праздник кущей  или Праздник сбора урожая…» - шептала бабушка Хана маленькому Лазарю перед сном. 
Будучи ребенком, он очень любил засыпать под ее тихие неторопливые рассказы. И тогда ему снились удивительные, волшебные сны.
Но бабушки уже давно не было в живых. И никто никогда больше ничего не рассказывал ему перед сном. Вместо этого каждый вечер в одно и то же время заходил дежурный воспитатель, выключал свет и строго говорил: «Спать пора!»
- И еще завещали наши мудрецы своему народу возносить в Праздник кущей лулав… Это связка из четырех растений – пальмовой ветви, веток мирта и ивы. И еще к связке добавляют этрог – плод особого сорта лимона.  Этрог напоминает нам о праведниках, которые соблюдают все заповеди Торы и совершают благие поступки - продолжала тихонько Хана, попутно отвечая на вопросы мальчика.
- А кто такие праведники? -  не унимался Лазарь.
И пока бабушка Хана думала, как объяснить внуку смыл слова «праведник», тот уже спал крепким безмятежным сном, какой и бывает разве что у детей. А на кухне тем временем шли последние приготовления к празднику: пахло лимоном и ивовыми ветками.
Октябрь в этом году выпал теплым и сухим. Лазарь Маркович вышел на улицу. С неба на него внимательно смотрели большие яркие звёзды. Легкие ночные шорохи слышались по сторонам. Земля, уставшая за день, дышала спокойно и ровно. Приближался последний, восьмой день праздника кущей.
«Завтра нужно зайти к Клавдии Степановне,» - подумал Лазарь Маркович, в очередной раз обходя дом.
Радость, умиротворение и чувство полного, долгожданного воссоединения охватило его душу…Навстречу ему по звездной дороге радостно шагали мама Фрейда, отец, Марк Соломонович и любимая бабушка Хана.
***