Сима

       Сима была красива. Чёрные кудряшки тонкими спиральками обрамляли её овальное смуглое личико. Над большими карими глазами – чёрные брови вразлёт. Длинные косы с самой макушки заплетены в замысловатый узор из множества тонких прядей. Носик маленький, губки аленькие.
       Сима была большая. Таких высоких детей в подготовительной группе было двое. Сима стала третьей, и заняла среднее положение между худенькой Викой и толстеньким Димой. В групповой журнал её записали как Асланову Серафиму.
       Родители Серафимы отличались друг от друга как два контрастных ахроматических цвета. Мама – молодая женщина со светло-русыми волосами, прозрачно-голубыми глазами, маленьким вздёрнутым носиком и бледно розовыми губами. Лицо её, не ведавшее косметики, казалось затуманенным, как лица на полотнах импрессионистов. Папа тоже молод, но смуглолиц, чернобров, черноволос и чернобород. На лице его графически чётко выделялся крупный нос с горбинкой.
        С рождения до шести лет Симу воспитывали дома, и лишь за год до школы привели в детский сад ради приобщения к режиму дня и знакомства с коллективом сверстников. Сплочённый за три года совместной жизни коллектив детей Симу не испугал. Глядя на всех с высоты своего роста и чувствуя рвущиеся наружу лидерские способности, новенькая с первого дня легко включалась в любую игру. Нисколько не сомневаясь в своей правоте, она смело командовала:
         - Даса, иди сюда. Ласим, полозы масынку и дай мне каландас.
   Высокий рост и умное личико девочки так не соответствовали её неправильному произношению звуков, что дети смотрели с недоумением на невесть откуда свалившегося на их головы «лидера». К шести годам они все уже чисто говорили, а те, кто ещё имели некоторые дефекты речи, были направлены в специальные логопедические группы. Когда воспитатели поинтересовались у мамы, почему она своевременно не отвела дочь к логопеду, мама, беззаботно улыбнувшись, махнула рукой:
        - А… Научится  потом!
      
        Был один из тёплых августовских дней. Дети гуляли на своём участке: копались в песке, рисовали мелками на веранде, играли с воспитателем в «вышибала». Диму выбили, но он, сделав вид, что ничего не заметил, остался в кругу и продолжил игру.
     - Стойте! – закричала Сима, - Куда вы побезали? Я Диму высыбла. Так неплавильно.
Игроки, всё ещё не привыкшие к странности её речи, остановились, переглянулись, вперёд вышел маленький  хорошенький, похожий на «домовёнка Кузю» Демид и серьёзно спросил:
       - Ты что так разговариваешь? Ты – нерусская, что ли?
     О, как исказилось красивое личико Симы! Бровки поднялись «домиком», носик сморщился, ротик скривился. Дрожащими губами она произнесла:
     - Я – лусская.
И вдруг закричала отчаянно:
- Я – лусская, лусская! Я – лусская! – И глаза её наполнились слезами, и чёрные пушистые ресницы стали мокрыми, а потом мокрым стало и всё лицо. Всхлипывая, она повторяла:
     - Я – лусская.
      Эти слёзы и крики снова погрузили детей в недоумённое молчание. Никто не ожидал от спокойной, обычно невозмутимой девочки такой бурной реакции на простой вопрос. Молчали русские Маша, Даша и Дима, молчали казашка Анэль и узбек Сафар, молчал татарин Расим.  Наконец, Демид, пожав плечами, сказал:
       - Ну, русская так русская… Научишься потом…
     С того дня дети перестали обращать внимание на младенческую картавость речи большой красивый девочки Серафимы.