гей славяне

Мой дом давно снесён, понятно, вроде,
что старый был, кому же он такой...
И некому стучать, просить - откройте,
делиться накопившейся тоской
по времени, когда вода из крана
звенела в оцинкованном ведре,
и воздух растекался утром пряно,
расплёскивая душное амбре.
Но люди - тётя Феня, дядя Ваня,
горластой Нинки хохот шебутной,
и дяди Васи песня - гей славяне -
всё это здесь по-прежнему со мной.
И мат в ответ, и смех - не надо песен,
пятёрки до получки, птичий гам,
подвальная взлохмаченная плесень,
бродячий кот, прижавшийся к ногам.
Единственная девочка Лариска
в гостях у бабки... Где теперь она?
И это место нынче - зона риска,
и вместе с домом память снесена.
Ведь как-то жили рядом, ведь могли же,
но память исчезает, истончась.
И как же так, что мёртвые мне ближе,
живущих в новом здании сейчас.

***

На стуле здесь кто только ни сидел,
на нём теперь осталось покрывало -
свидетель чьих-то самых разных дел.
А лампы свет, одна из форм овала,
лежал на нём, читая шерсть кота -
захаживал, полёживал частенько.
Теперь за стулом тень и скукота,
обоями расцвеченная стенка,
и всё на этом. Что ни говори,
не зимний дом, времянка или что там.
И холод, поселившийся внутри,
наладил быт по собственным расчётам -
убавил всё, замедлил, упростил.
Хозяев нет и нет кота-гуляки.
Пушистый снег укрыл собой настил,
колодца круг, нескошенные злаки.
Окно разбито, стул почти догнил,
кошачья шерсть лежит на покрывале.
Вот стол, и скатерть, пятнышко чернил -
когда-то мы овалы рисовали,
a надо было, видимо, углы.
Зачем пришёл, не знаю, право слово...
И лишь котята выбегут из тьмы,
наследники прошедшего былого.

***

А там... А там всегда весна,
там нет зимы совсем,
и жизнь прозрачна и ясна,
и мне всего лишь семь.
Там всё взаправду и всерьёз -
скворцовая возня,
и дым отцовских папирос,
привычный для меня.
И жизнь подвальная моя,
удобства во дворе,
котов приблудная семья,
помойное амбре.
И время, что в себе несу
повсюду и везде,
где мама, и вода в тазу,
и небо в той воде.