Чарльз Буковски - Пылающая мечта

Старая Публичная библиотека Лос-Анджелеса сгорела
дотла,
та самая центральная библиотека,
в которой прошла
значительная часть моей молодости.

Я сидел там на каменной скамье
со своим другом Плешивым,
и он спросил:
«Ты собираешься записываться
в бригаду имени
Авраама Линкольна?»

«Само собой», –
ответил я.

Но поскольку я не был склонен к идеализму,
в том числе и политическому,
то вскоре отказался от этой затеи.

В то время я был читателем,
переходящим из зала в зал:
литература, философия, религия,
и даже медицина с геологией.
Вскоре я решил стать писателем,
я подумал, что это не очень сложный
способ
выкарабкаться.
Мэтры литературы,
не казались мне
такими уж недосягаемыми.
Кто и в самом деле озадачивал меня,
так это Кант и Гегель.

Все авторы
удивляли меня
тем,
что брали слишком долгий разбег,
чтобы в конце сказать
что-то умное
и/или
интересное.
Я думал, что заткну за пояс любого из них.

Мне предстояло открыть для себя две вещи:

а) большинство издателей считают, что все
скучное имеет отношение
к мудрости,

б) пройдут десятилетия,
прежде чем я смогу написать предложение,
хотя бы отдаленно похожее на то,
каким я его замыслил.

Пока другие бегали за девушками,
я читал взахлеб старые книги.
Я был библиофилом, хотя и
разочарованным,
Книги и окружающая действительность
формировали меня.

Я жил в фанерной пристройке
к меблированным комнатам
за 3,5$ в неделю.

Моей самой большой проблемой были марки,
конверты, бумага
и
вино,
хотя мир стоял на грани
второй мировой войны.
Женщины еще не сбили меня с толку,
я был девственником
и писал от трех
до пяти рассказов в неделю,
и все они возвращались ко мне обратно
из «Нью-Йоркера», «Харперс»,
«Атлантик Мансли».
Я прочитал где-то, что
Форд Мэдокс Форд
оклеивал свой клозет бланками отказов,
у меня не было
своего клозета, поэтому
я складывал отказы
в ящик,
и когда он наполнился так, что стал с трудом открываться,
я выбросил все его содержимое
вместе с рассказами.

Но старая библиотека Лос-Анджелеса
оставалась моим пристанищем,
и приютом для многих других тунеядцев.
Не привлекая к себе внимания, мы пользовались
ее туалетными комнатами,
и только тех
из нас
выпроваживали,
кто спал прямо
за библиотечными
столами – никто так не храпит,
как бродяга,
за исключением вашей второй
половины.

По правде говоря, я не был полноценным бичом.
У меня был абонемент,
я получал и сдавал
огромные стопки книг,
выписывая их в максимально разрешенном количестве:
Олдос Хаксли, Д.Г. Лоуренс,
э.э. камингс, Конрад Эйкен, Федор
Дос, Дос Пассос, Тургенев, Горький,
Х.Д., Фрэдди Ницше, Арт Шопенгауэр,
Стэйнбек,
Хемингуэй,
и так далее…

Я всегда ждал, что библиотекарша скажет:
«У вас хороший вкус, молодой человек…»
Но старая карга, пропитая и прокуренная,
с трудом сознавала себя,
не говоря уж
обо мне.

Зато тамошние книжные полки хранили
величающую благодать: они открыли мне
ранних китайских поэтов,
таких как Ду Фу и Ли Бо,
умевших одной строкой сказать
больше, чем иные тридцатью или сотней.
Должно быть, Шервуд Андерсон
тоже
читал их.

Еще я получал на руки «Кантос»,
и Эзра помогал мне
упражнять, если не мозг, то мускулы.

Это потрясающее место,
Публичная библиотека Л.А.,
была домом для тех,
чьим домом был
ад.
«РУЧЬЕВ НЕ ПЕРЕПРЫГНУВ»
«ВДАЛИ ОТ ОБЕЗУМЕВШЕЙ ТОЛПЫ»
«КОНТРАПУНКТ»
«СЕРДЦЕ – ОДИНОКИЙ ОХОТНИК»

Джеймс Тёрбер,
Джон Фанте,
Рабле,
де Мопассан.

Некоторые меня не впечатляли:
Шекспир, Д.Б. Шоу,
Толстой, Роберт Фрост,
Ф. Скотт Фицджеральд.

Эптон Синклер казался мне лучше,
чем Синклер Льюис,
а Гоголя и Драйзера
я считал
полными дураками.

Но подобные суждения
не рациональны,
скорее они продиктованы
жизненными обстоятельствами.

Вполне возможно,
что старая библиотека Лос-Анджелеса
уберегла меня от суицида,
от ограбления банка,
от роли мужа-садиста,
от профессии мясника,
или полицейского-мотоциклиста.
И хотя среди названных могут быть
хорошие люди,
я благодарю судьбу и считаю удачей,
что библиотека оказалась на моем пути,
когда я был молод,
искал за что бы ухватиться и
не видел особых вариантов.

Когда я открыл газету и
прочитал о пожаре,
уничтожившем библиотеку
и почти все ее содержимое,

я сказал жене:
«Раньше
я часто бывал
там…»


«ПРУССКИЙ ОФИЦЕР»
«ОТВАЖНЫЙ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК НА ЛЕТАЮЩЕЙ ТРАПЕЦИИ»
«ИМЕТЬ И НЕ ИМЕТЬ»

«ВЫ НЕ МОЖЕТЕ ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ СНОВА».



Charles Bukowski 'The burning of the dream'
From 'The Pleasures of the Damned: Selected Poems 1951-1993'