Ко сну

Белеют кисти рук, сошло всё воспаление линий горизонта, спустила воздух полусфера солнечного пузыря, утих ожог в углях домов, все замерло как есть. Пейзажа нет, лишь складки выжженой пастели, где затаился свет сырой и серый. Мир стих - вор тишины, в открытой форточке сконфуженно застрявший, в попытке выбраться - все силы растерял и сник. За ним гирлянды улиц и объедки празднеств, гости разъехались, оставив башнями торчать наружу ножки перевёрнутых столов, все разбросав ушли сутуло, следы их шин над погремушками садов. Письмо дописано, но некому отправить, свет строчки гаснет точкою окна. Глаза запутались вися на зыбкой паутине яви с белесым тянущим желанием паука. В углу под потолком из ожиданий, пустой карниз и времени петля. В черном монашеском клабуке ночи торчит колено лунной скорлупы, а от него следы печали ведут к колодцу, где ночуешь ты. В обрыв соленых глаз сорвался лунный путник, тебя пленят его следы, ты гладишь их, скребя щекой по дну темницы, и видишь тон чуть выше темноты. Идёт прилив, бегущая волна, что гасит звёзды, вея тесемкой белой полосы, в стойло  на ней тянет зверей покорных, оставленных на небосклоне высоты. Старый седой глухой превратник, ведёт слепую юную зарю, шагами гасит тьму, тогда ты им навстречу грустно отправляешь, уснув, из одеял одну ступню.