Белые снегири - 52 -5-

5. СОБЫТИЯ, ДАТЫ

Валерий ИВАНОВ
(г. Ногинск, Московской области)

4 февраля 2023 года исполняется 150 лет со дня рождения М. М. Пришвина


                МОЙ ПРИШВИН

     Михаил Михайлович Пришвин вошёл в мою жизнь в раннем детстве. Это было очень давно, но некоторые яркие воспоминания тех лет хорошо сохранились в моей памяти. Родился я в солнечный воскресный день 26 апреля 1942 года в деревне Ахтимнееве Талдомского района Московской области. Появился на свет я в доме дедушки по матери Ивана Сергеевича Романова, дружившего с Пришвиным. Через пять лет после рождения я вместе с семьёй покинул дом дедушки и бабушки и переехал в подмосковный город.
     Мой дедушка поэт, страстный любитель природы, его называют певцом Талдомского края, названного Пришвиным Журавлиной родиной. В годы жизни Пришвина на Талдомской земле дедушка с ним часто встречался, а когда Михаил Михайлович в 1925 году переехал в Переславль-Залесский, стал переписываться. Подробнее о дружбе с Пришвиным моего дедушки можно узнать из этой книги.
     У Пришвина есть рассказ «Лисичкин хлеб», впервые опубликованный в 1939 году. В нём Пришвин рассказывает девочке Зиночке о «богатой добыче», которую он принёс в сумке после долгого хождения по лесу. В сумке были листики из разных чудесных трав, среди них -  заячья капуста, под которой лежал кусок несъеденного в лесу Пришвиным чёрного хлеба. Пришвин в ответ на вопрос Зиночки: откуда в лесу взялся хлеб, сказал, что капуста заячья, а хлеб лисичкин. Девочка с удовольствием его съела. Ещё не раз Пришвин приносил ей из леса лисичкин хлеб, который полюбила девочка.
      Пришвин появился в моём сознании именно после слов «лисичкин хлеб». Мне было тогда три года. Мы сидели с мамой и бабушкой в своём деревенском доме и ждали из леса дедушку. После обильных летних дождей в тёплые дни в лесу было много грибов. Грибы составляли для нашей семьи ценный продукт питания, дедушка из них готовил вкуснейшее блюдо по собственному рецепту. Долго ходил и собирал грибы дедушка и, наконец, пришёл и принёс полную большую корзину боровиков, подосиновиков, подберёзовиков и других грибов.
     Когда все грибы он достал из корзины, на стол дедушка положил ещё и свёрток. Развернув его, дедушка достал два больших куска чёрного хлеба и предложил мне его съесть, сказав, что хлеб из леса мне прислала лисичка. Дедушка всегда брал с собой в лес два куска чёрного хлеба, между ними клал куски сахара. Сахар в лесу от жары плавился и впитывался в хлеб. Я с удовольствием съедал всегда оба куска «лисичкина хлеба», принесённого из леса дедушкой. Мама мне рассказала, что дедушка дружил с писателем Пришвиным, который написал рассказ «Лисичкин хлеб». Этот рассказ и другие рассказы Пришвина мы читали в начальных классах школы. В школьные и студенческие годы много времени отнимала учёба, произведения Пришвина я читал мало, хотя интерес к творчеству писателя сохранялся.
     В конце шестидесятых годов двадцатого века, вскоре после появления у меня своей семьи, интерес к Пришвину у меня значительно возрос, я покупал и читал издававшиеся тогда некоторые книги Пришвина, купил и выпущенный стотысячным тиражом в 1971 году издательством «Московский рабочий» однотомник избранных произведений Пришвина. А в начале 1973 года, перед столетним юбилеем писателя, взял в библиотеке собрание сочинений Пришвина в шести томах и погрузился в чтение. 4 февраля 1973 года в нашей стране отмечали столетие со дня рождения Пришвина, к тому времени я уже прочитал часть его сочинений. Моей дочери Лене тогда шёл четвёртый год, она, увидев меня с книгой, обратила внимание на моё чтение. Я рассказал дочери что писатель дядя Миша Пришвин дружил с моим дедушкой, любил природу, писал книги для детей и взрослых, показывал в книгах фотографии с Пришвиным. Лена так увлеклась «дядей Мишей», что, подходя ко мне, просила найти в книге его фотографию и я выполнял её просьбу. Увидев Пришвина на фотографии, моя дочь с восторгом восклицала «дядя Миша» и пальчиком дотрагивалась до фото.
      Первая «изюминка», которую я извлёк из произведений Пришвина это удивление, умение писателя удивлять читателя. Я старался в окружающей жизни находить необычное в обычном и учить этому свою дочь. Пришвин писал: «Человеку надо вернуть себе детство, и тогда ему вернётся удивление, и с удивлением вернётся и сказка»… «Спасение же рода человеческого, его выздоровление начнётся удивлённостью».
      Моя Лена так полюбила сказки, что, ложась спать в свою кроватку, без сказки не могла заснуть. До сих пор во мне звучат её слова: «Папа, расскажи сказку!». И я начинал сочинять и тут же рассказывать сказку, со счастливым концом, где добро всегда побеждало. Лена слушала внимательно, иногда и сама при этом принимала участие в сочинении сказки. Радуясь победе добра над злом, она быстро засыпала.
     Шли годы… С Пришвиным я не расставался, покупал его книги, читал. Теперь в моей огромной домашней библиотеке произведения Пришвина на переднем плане. Очень рад, что меня окружают все восемнадцать томов дневников этого великого человека. Дневники Пришвина – уникальное богатство. Они начинались с небольших записей в тетрадках, которые Пришвин писал с начала двадцатого века. Он спас свои тетрадки от пожара в своём доме на родине в 1909 году. Пришвин писал: «Нёс я эти тетрадки, эту кладовую несгораемых слов, за собою всюду, и раз они выручили меня из ещё большей беды, чем пожар». В 1919 году родной Елец Пришвина захватили бандиты: казаки Мамонтова, которые задержали и хотели Пришвина арестовать, но ему удалось спастись, сказав, что он зайдёт за тетрадками и вернётся. Но Пришвин не вернулся, а спрятался, и казаки оставили его.
     Внимательно читая дневники и художественные произведения Пришвина, в них я заметил слово «мало-помалу», которое в наши дни употребляется редко. Но у Пришвина оно встречается довольно часто на протяжении многих лет. Красивое слово, означающее «постепенно», «не сразу». Слово мне понравилось, я удивился своей находке. Для меня оно «изюминка».
     «Изюминки» и даже «жемчужины» я нахожу не только в словах Пришвина, а и его мудрых мыслях, которые он нам оставил. Среди них есть слово поэта Блока: «что-то». Ещё в самом начале творческого пути Пришвина, Блок, прочитав насыщенное поэзией его произведение «За волшебным колобком», при встрече с ним сказал: «Это, конечно, поэзия, но и ещё что-то». Это «что-то» Пришвин искал всю жизнь, о нём он подробно написал в статье в «Литературной газете» в 1933 году. Тогда Пришвин сообщил, что «записал это слово в своём сердце на веки вечные», но в то же время к тому времени он понял, что «что-то» у него от учёного и от искателя правды. Пришвин писал: «В художественной литературе красота красотой, но сила её заключается в правде, может быть бессильная красота (эстетизм), но правда бессильная не бывает».
      В своих воспоминаниях «Мои встречи с М.М. Пришвиным» мой дедушка писал, что часто, приходя к Пришвину в гости, он с затаённым дыханием слушал чтение им своих рассказов, например, «Халамеева ночь», «Матрёшка в картошке» и других. А однажды Пришвин рассказал о своих встречах с Блоком. Из воспоминаний дедушки: «Пришвин очень любил Блока, который в свою очередь ценил творчество Михаила Михайловича. М.М. Пришвин рассказывал: «По поводу моих творческих исканий он говорил, что, кроме своеобразия в моём творчестве есть что-то особенное, помимо поэзии. В тогдашнее время я, кажется, не мог и рассчитывать на такую оценку».
     Приближается юбилей: 150 лет со дня рождения Михаила Михайловича Пришвина. В преддверии юбилея можно сказать, что слово «ЧТО ТО» насыщает и обогащает все сочинения Пришвина. Слово это бесконечно и каждый может найти у Пришвина для себя его смысл. Для меня главное в этом слове любовь, добро, правда и наука. Пришвин великий писатель, поэт, мыслитель, учёный в разных областях науки, среди них философия, история, этнография. Он уникальный исследователь и защитник природы, уникальный фотохудожник. Пришвин любил и охранял природу, а это значит, что он любил и охранял родину. Зинаида Гиппиус ошибалась, называя Пришвина «самым бесчеловечным писателем». Наоборот, он «человечный писатель» и произведения Пришвина наполнены любовью к человеку.   
     Постоянно читаю и перечитываю Пришвина, восхищаюсь его языком, каждое его слово для меня драгоценно, представляю, будто Михаил Михайлович рядом со мной читает и рассказывает для меня. Возьму для примера поэму «Лесная капель». Поэма состоит из множества миниатюр-жемчужин. Привожу полностью миниатюру «Эолова арфа»: «Повислые под кручей частые длинные корни деревьев теперь под тёмными сводами берега превратились в сосульки и, нарастая больше и больше, достигли воды. И когда ветерок, даже самый ласковый, весенний, волновал воду и маленькие волны достигали под кручей концов сосулек, то волновали их, они качались, стуча друг о друга, звенели, и этот звук был первый звук весны, эолова арфа».
     Читая произведения Пришвина, я слышу в словах чудесные, волшебные звуки струн эоловой арфы, наполняющие мою душу и тело радостью, счастьем и вдохновением на добрые дела.  Пришвин поселился и живёт в моей душе, он всегда со мной.
    Пришвин гений и даже сверхгений: в наше время Пришвин нам нужен больше, чем в годы его жизни.
    13. 12. 2022 г.
    
          

ПРИШВИН И и БЛОК

          Михаил Михайлович Пришвин писал дневники с 1905 года и до последнего своего дня 16 января 1954 года. Дневники писателя уникальны. В них Пришвин свободно рассказывает о своих мыслях, глубоко оценивает происходящие события, описывает свои путешествия, встречи с простыми людьми, писателями, учёными, деятелями культуры и искусства. Дневники свои Пришвин использовал и для своих художественных произведений, он их очень берёг. В настоящее время изданы все его дневники – восемнадцать томов. В 1990 году в СССР был принят закон об отмене цензуры, он утвердил свободу печати. Появилась возможность публиковать дневниковые записи Пришвина целиком, без цензуры и искажений. В 1991 году вышел первый том дневников за 1914 – 1917 годы. В 2007 году впервые вышел ранний дневник Пришвина за 1905 – 1913 годы. Поэтому он стал первым томом, а дневники за 1914 – 1917 годы – вторым. В 2017 году закончена публикация всех дневников Пришвина.
           Во всех восемнадцати томах дневников есть упоминания о поэте Александре Александровиче Блоке. Великий поэт прожил короткую жизнь. Он ушёл от нас 7 августа 1921 года. Пришвин прожил после ухода Блока более тридцати лет, но в его душе этот человек оставался всегда. Что же заставляло Михаила Михайловича не расставаться с Блоком? Ответ на этот вопрос попытаюсь найти в дневниках Пришвина.
        Ранний дневник Пришвина, к сожалению работавших с подлинником, из-за не полной сохранности и неразборчивости текста не удалось полностью опубликовать. Но вначале краткие сведения из жизни Пришвина. Он родился 6 февраля 1873 года. Окончил реальное училище, затем Рижский политехникум. В 1896 году Пришвин работает в марксистских кружках. В 1897 году за революционную деятельность его арестовали и поместили в одиночную тюремную камеру. После годичного заключения Пришвина выслали на родину в Елец. Через два года, в 1900 году, Пришвин поехал в Германию и поступил в Лейпцигский университет. Учёбу он продолжал и летом в Иенском университете. Он увлёкся музыкой Вагнера. В 1902 году Пришвин окончил агрономическое отделение философского факультета университета, затем поехал в Париж, где встретился с Варварой Петровной Измалковой. Пришвин считал её своей невестой, ждавшей его в Париже после заключения. Измалкова дочь крупного петербургского чиновника, была студенткой Сорбонны. Пришвин любил свою невесту, но любовь не удалась и потом всю жизнь в дневниках он вспоминал о своей Варе. Первый раздел раннего дневника Пришвина называется «Любовь».
 Цитата из него: «1905.
     Что было бы, если бы я сошёлся с этой женщиной? Непременное несчастье: разрыв, ряд глупостей. Но если бы (что было бы чудо) мы устроились…да нет, мы бы не устроились». Варвара Петровна Измалкова была прототипом Инны Ростовцевой в романе Пришвина «Кащеева цепь». Свою неудавшуюся любовь Пришвин реализует в творчестве, в погружении в природу, а эту первую любовь считал своей музой, сделавшей его поэтом. Возвратившись в Россию, Пришвин работает агрономом в Тульской и Московской губерниях. В 1903 году Пришвин встретился с Ефросиньей Павловной Смогалёвой – простой крестьянкой, малограмотной деревенской женщиной. Ещё цитата из раннего дневника за 1905 год в разделе «Любовь»:
      «Через год после нашей встречи в Париже я сошёлся с крестьянкой, она убежала от мужа с годовым ребёнком Яшей. Мы сошлись сначала просто. Потом мне начала нравиться простота её души, её привязанность. Мне казалось, что ребёнок облагораживал наш союз, что союз можно превратить в семью, и подчас пронизывало счастливое режущее чувство чего-то святого в личном совершенствовании с такой женой. Я научил её читать, немного писать, устроил в профессиональной школе, так как не ручался за себя. Она выучилась, но продолжала жить со мной. У нас был ребёнок и умер. Теперь скоро будет другой. Яша вырос, стал хорошим мальчуганом, я его люблю. Я привык к этой женщине. Она стала моей женой. Но, кажется, я никогда не отделаюсь от двойственного чувства к ней: мне кажется, что всё это не то, и одной частью своей души не признаю её тем, что мне нужно, но другой стороной люблю».
      Этот брак был официально зарегистрирован в Талдоме, в 1923 году. В 1904 году Пришвин с семьёй переезжает в Петербург. Он работает секретарём у крупного петербургского чиновника. В 1904 году Пришвин написал своё первое произведение: рассказ «Домик в тумане», но этот рассказ не был напечатан. В 1905 году Пришвин работает агрономом в городе Луге на опытной станции и в журнале «Опытная агрономия». Он написал сельскохозяйственные книги, одна из них «Картофель в полевой и огородной культуре». Вплоть до Октябрьской революции Пришвин работает корреспондентом в нескольких центральных русских газетах.
       В 1906 году Пришвин живёт в Петербурге на Малой Охте. У него рождается сын Лев. Он знакомится с этнографом Николаем Евгеньевичем Ончуковым и совершает поездку в Олонецкую губернию за сбором этнографических материалов. В журнале «Родник» опубликован первый рассказ Пришвина «Сашок». Пришвин стал членом Русского географического общества. В 1907 году издана книга Пришвина «В краю непуганых птиц» и в этом же году Пришвин совершил поездку в Карелию и Норвегию, в результате которой он написал книгу «За волшебным колобком», изданную в 1908 году.
       Теперь обратимся ко второму разделу раннего дневника Пришвина, который называется «Начало века». В начале двадцатого века в России произошли большие исторические события. В 1904 – 1905 годах была Русско-японская война, в которой Россия потерпела поражение. В 1905 – 1907 годах произошла Первая русская революция. Стала работать Государственная Дума, проводились реформы. В России обострились противоречия между слоями населения, обстановка была крайне нестабильной. Интеллигенция активно искала свой путь в создавшейся обстановке. Вместе с тем развивалась поэзия Серебряного века. Многие поэты и писатели в своих сочинениях отражали эпоху, пытались найти пути для нового общественного развития. Композитор Александр Николаевич Скрябин в начале века написал три симфонии, они звучали в концертных залах.
     Запись Пришвина в раннем дневнике:
      «[1908]
      7 Октября. Вчера познакомился с Мережковским, Гиппиус и Философовым. Пришёл, рассказал им [сразу]о «немоляках». Как только я сказал, что на Светлом озере их помнят, Мережковский вскочил: - Подождите, я позову… - И привёл Философова – высокого господина с аристократическим видом. Потом пришла Гиппиус… Я заметил её пломбы, широкий рот, бледное с пятнами лицо… Я рассказывал…
      - Так что же делать… практически… - торопился Мережковский. – Пошлём им книги или…
      Перешли к религиозно-философским собраниям… Мне всё рассказали о них… просто… Гиппиус оживилась… Долго мне говорила, что нужно вместо иконы и Библии готовить что-то реальное… Общественность… Я сказал что-то о «рационалистическом мосте» от декадентства к соборности. Но его не оказалось… Соборность, общественность, есть лишь результат более утончённой личности. Зинаида Николаевна оживилась… заискрилась. Я заметил её прекрасные золотистые волосы, глаза. Она подарила мне все свои книги.
      - От них к нам! – сказала она мне…
      Я уже член совета Религиозно-философского общества. Мне открывается что-то новое… большое. Я понимаю значительность этого знакомства… Но многое мне неясно. Оттого, что я не чувствую одинаково… Мне кажется, у них много надуманности… Я не чувствую путей к этим идеям».
      Немоляки – старообрядческая беспоповская секта, с ними Пришвин встречался во время путешествия на Север. В 1908 году Пришвин совершил путешествие в Керженские леса Нижегородской губернии к граду Китежу, Светлое озеро находится в этих местах. По результатам поездки Пришвин написал книгу «У стен града невидимого».  Эта повесть была частично опубликована в 1908 году, а в 1909 году была опубликована полностью. В советское время повесть не публиковали по цензурным соображениям до конца восьмидесятых годов двадцатого века. До Пришвина в этих местах побывали супруги Дмитрий Сергеевич Мережковский и Зинаида Николаевна Гиппиус. О них рассказывали Пришвину сектанты.
     Дмитрий Сергеевич Мережковский – поэт, один из основоположников русского символизма, писатель, литературный критик, общественный деятель, историк и религиозный философ, яркий представитель Серебряного века.
    Зинаида Николаевна Гиппиус – известный поэт-символист.
    Дмитрий Владимирович Философов – русский публицист, литературный критик, религиозный, общественный и политический деятель, двоюродный брат знаменитого благотворителя и мецената Сергея Дягилева. Философов был в близких дружеских отношениях с супругами Мережковскими, жил с ними в Петербурге в одной квартире, а в 1919 году вместе с ними эмигрировал.
    Религиозно-философское собрание Мережковский организовал в 1901 году, где противопоставлялись дух и плоть: «Дух – Церковь, плоть – общество, дух – культура, плоть – народ, дух – религия, плоть – земная жизнь». Разрабатывалась концепция практического строительства «церкви Святого Духа». Вместе с Гиппиус и Философовым они создали у себя дома специальную группу по изучению истории. В 1907 году их организация стала называться Санкт-Петербургским религиозно-философским обществом. Эта организация просуществовала до 1916 года.
     В раннем дневнике Пришвин впервые упоминает о Блоке 14 ноября 1908 года, увидев его на вечере у Павла Михайловича Легкобытова, одного из руководителей секты хлыстов «Новый Израиль». Там собрались члены религиозно-философского общества, поэты, религиозные сектанты. Цитата из дневника: «Я вижу Блока, слышу и опять боюсь, вот закроется окно… нечаянная стена, вообще нечаянные стены… закрытая и полуоткрытая форточка, боязнь быта… искание бессмертия индивидуальный исход… Первое впечатление, второе, третье – разные люди…
     На рел.- фил. собрании: Блок и Рябов, Философов и сектанты, Гиппиус и Рябов. Впечатление первое о Мережковском – эллинский Христос, второе – Бог произнесён и есть грехопадение. Я не хочу говорить о Боге, потому что берегу Его, берегите Бога, когда Его назовёте, останется сушь. Зинаида холодная, умная, дельная.  На собрании. На собрании – «они – мы». «Ты больше я» - хлысты. Небо на земле. Куски сахара. Посредник между небом и землёй. Книга – всё в ней верно».
     Михаил Рябов, сектант, лидер общины «Новый Израиль» в Петербурге. Согласно дневнику, в первые упоминания Пришвина о Блоке, Пришвину было 35 лет, а Блоку – 28.
      Александр Александрович Блок родился в Петербурге в дворянской семье в 1880 году. Стихи начал писать с пяти лет. Первая книга стихов «Стихи о Прекрасной Даме», написанная в конце девятнадцатого века, издана в 1901 году. В 1897 году Блок встретился с Владимиром Сергеевичем Соловьёвым – русским религиозным мыслителем, поэтом, литературным критиком. Соловьёв стал для Блока духовным учителем. От него он проникся любовью к Женщине. Культ женщины впервые воплотился в поэзии и философии Владимира Соловьёва. В его представлении женщина была символом гармонии, разума, любви и красоты. Культ Вечной Женственности получил дальнейшее развитие в творчестве Блока. Блок называл «Стихи о Прекрасной Даме» началом «Трилогии вочеловечения». В 1903 году Блок женился на Любови Менделеевой – дочери великого химика Дмитрия Ивановича Менделеева. К жене он испытывал сильные чувства. Именно ей он посвятил «Стихи о Прекрасной Даме». Эти удивительные по красоте стихи – первое гениальное достижение Блока, первый шаг от его романтического символизма к критическому реализму. Блок тяжело переживает трагедию: гибель русской эскадры в Цусимском сражении 14 – 15 мая 1905 года в Русско-японской войне и в августе 1905 года он написал стихотворение «Девушка пела в церковном хоре». В 1906 году Блок написал стихотворение «Незнакомка». В то время за его женой ухаживал поэт Андрей Белый (Борис Бугаев), завязался роман между ними. Блок глубоко переживает случившееся, бродит по Петербургу и в его пригороде, пытается забыться в маленьком ресторанчике. «Незнакомка» отражает его переживания и является очень глубоким стихотворением, переходным в его творчестве. Блок обожествлял свою жену – Прекрасную Даму, считал её своей Музой, поэтому он не мог допустить физическую близость с ней, а ей нужна была обычная, земная любовь. А у Блока в эти годы был роман сначала с актрисой Натальей Волоховой, а потом – с певицей Любовью Дельмас. Жена Блока перестала встречаться с Андреем Белым в 1907 году.
     Женщина занимает особое место в творчестве Пришвина. В 1896 году он работает в марксистских кружках вместе с Николаем Семашко, который предложил перевести на русский язык с немецкого книгу «Женщина и социализм» марксиста Августа Бебеля. В 1897 году Пришвин перевёл её и в этом же году был арестован и заключён в тюрьму на один год за революционную деятельность и за перевод книги. После революции 1905 года Пришвин встречал Новый год вместе с Шаляпиным и Горьким. Об этой истории Пришвин рассказал в заключительном звене автобиографического романа «Кащеева цепь». Горький сказал:
     - Горький начинается от разбойничьих романов. Возможно даже – от самого разбойника Чуркина. Горький с удовольствием хмыкнул и спросил меня:
     - А вы от чего начинаетесь, Михаил Михайлович?
     -Начинаюсь, - ответил я, - скорее всего от «женщины будущего», которая в первых же писаниях моих превратилась в сказочную Марью Моревну». Далее Пришвин рассказывает в романе как он пришёл к марксизму и переводу книги Бебеля. Цитата из романа:
     «У Бебеля же давался выход к женщине будущего через мировую катастрофу. Ничего похожего на такую романтическую катастрофу не было у Маркса, но у Бебеля, в его творчестве, было даже прямое обещание близости: мы будем свидетелями, как мир переломится и настанет желанное будущее». И далее в романе: «Но мировая катастрофа не наступала, и мало-помалу эта женщина будущего  у меня превратилась в мою родину, и любовь к ней повела меня по пути странничества: я стал писать о земле, о птицах родных и зверях, как будто я родину свою потерял, и она стала показываться мне в этих ветках, почках, берёзах, птицах, зверях…».
     Далее из текста дневника за 14 ноября 1908 года: «Подхожу сегодня к Блоку, спрашиваю его, и так он ответил мне проникновенно. Я его понял без слов. Хотел ему что-то сказать. Тут подошёл М.Н. Всё закрылось. Теперь я встречу его – кто знает – что-нибудь помешает, и закрылась душа, и нет его. Кто подходит – мешает всё во мне. Я подхожу. Инстинкты».
     Из раннего дневника: «28 Ноября. У Ветровой.
     Новая страничка моего журнала жизни.
 Поэты-декаденты, хлысты, философ-талмудист, святодуховец, и ещё, и ещё… человек 15-20.
      Ремизов представил меня Вячеславу Иванову, и первые слова того были: «Какая у вас платформа – христианская или языческая?»
      Кто-то приехал в Петербург и сказал: я знаю истину, нашёл, и стал вдруг о ней говорить. Это Павел Мих. Он и Рябов – их сразу поняли декаденты. Как они говорят – и как хлысты – искренно, после как все фальшиво». Дальше велась оживлённая дискуссия о религии, вере, о том, почему интеллигенция разошлась с народом. Цитата из дневника:
      «Блок с Книжником: есть нечто, в чём все люди сходятся (полов. акт).
       Требование Павла Михайловича – единомыслия (единочувствия)».
       Вячеслав Иванов (1866 – 1949) – антихристианин, неоязычник, масон, теоретик русского символизма. Он один из создателей светского культа Владимира Соловьёва. У Пришвина «Книжник» это Павел Михайлович Легкобытов. Дневник Пришвина за 20 декабря 1908 года: «У Мережковского. Был Блок. Блок сказал, что Мережковский, как крестоносец, застрял в Риме.
      - Мы не донесём, - сказал Мережковский, - я знаю, мы не донесём, но другие донесут. Наш трагизм вот в чём: это не мы, но мы должны говорить – это мы». Ранний дневник за 7 января 1909 года: «В р.-ф. собрании собрался, было, говорить, но выступление не удалось. Струве занял время своей реформацией.
      Вошёл Блок. Вот тоже полярная противоположность Ремизову. Тоже Европа и Россия, тоже личность и быт, тоже открытое высказывание своих взглядов и присматривание к другим… и много всего.
      Блок юноша. Как охотно говорит он о своих переживаниях. Я попросил его прочесть мою книгу, обратить внимание на стиль и сказать мне о книге так, чтоб мне что-нибудь осталось для себя. И тут мы разговорились вообще о том, остается ли что-нибудь для себя от критики. У него, признался он, остаётся только несколько слов, остальное мимо. Но кто критикует? И так мы подошли опять к вопросу об интеллигенции и народе, о расколе интеллигенции, о том, куда легче предаться – Леониду Галичу или мужику.
     Он мне рассказал любопытное: есть в нём такое чувство к Венере Милосской, что хотелось бы разбить её, чтобы остались только геометрические формы. То же чувствует и Бенуа… Наш разговор остался неоконченным, но он и не мог кончиться…».
     Галич (Габрилович) Леонид Евгеньевич – журналист, сотрудник газеты «Речь». Запись в дневнике 9 января 1909 года:
    «9-го были у меня опять хлысты. Подготовил их к выступлению на р-ф. собр…
     Блок и Мейер, по мнению хлыстов, обладают «пророческим» даром. Просто, по-моему, они искренние люди. Но ведь Мережковский тоже искренний, почему же он всегда всё же кажется неискренним… Нет, это не религия…».
    Александр Александрович Мейер – религиозный философ, церковный деятель.
     Весну 1908 и 1909 годов Пришвин проводил на своей родине, в Хрущёве – в имении матери. О событиях в родных местах в это время он написал в дневниках. Лето 1909 года Пришвин провёл в Петербурге, осенью он путешествовал по степям за Иртышом. После поездки написал произведения «Адам и Ева» и «Чёрный араб». В 1909 году у Пришвина родился сын Пётр.
    В 1909 году Блок испытал тяжёлое душевное потрясение. В этом году умер его отец, умер и приёмный сын, совсем недавно родившейся у его жены Любови Дмитриевны от актёра Давидовского, родившегося ребёнка Блок стал считать после рождения своим сыном. Чтобы восстановиться от переживаний Блок с женой в 1909 году поехали в Италию, затем в Германию. Возвратившись из поездки, Блок написал цикл «Итальянские стихи». Блока приняли в «Академию стиха» или Общество Ревнителей  художественного слова при журнале «Аполлон». В 1910 году Блок начал работу над эпической поэмой «Возмездие», продолжал работать над ней, но не успел закончить до конца жизни. В 1911 году Блок выпустил собрание сочинений в трёх томах, а в 1912 – 1913 годах он сочинил пьесу «Роза и Крест». В эти годы поэт посещает зарубежные страны, два раза побывал во Франции: в 1911 и в 1913 годах.
    Тем временем, в 1910 году за книгу «В краю непуганых птиц» Пришвин избран действительным членом императорского Географического общества. В 1911 году Пришвин живёт в деревнях Лаптево, Мшага, Песочки Новгородской губернии и охотится в Новгородских лесах до 1915 года. Наездами он живёт на Ропшинской улице в Петербурге. В 1912 – 1914 годах выпущено собрание сочинений Пришвина в трёх томах. В 1913 году Пришвин совершил поездку в Крым и написал повесть «Славны бубны».
     В «Раннем дневнике», в главе «Богоискательство» Пришвин рассказывает о годах, прожитых им в Новгородской губернии, о посещении церквей, о встречах с простыми людьми, местными жителями. В эти годы Пришвин пытается определить для себя, что такое Бог. Об этом в дневнике он многократно философски рассуждает, сравнивает своё мнение о Боге с мнением Мережковского и сектантов.
    Теперь перейдём к второму тому дневников Пришвина за 1914 – 1917 годы.  Михаил Михайлович в начале января 1914 года возвратился в Петербург и снова посетил Религиозно-философское общество. Запись в дневнике: «19 Января. Собрание Религиозно- философского общества для исключения Розанова. Когда-то Розанов меня исключил из гимназии, а теперь я должен его исключать. Не хватило кворума для обсуждения вопроса, но бойцы рвались в бой: всеобщее негодование по поводу этой затеи Мережковского…
Теряю всякую способность наблюдать, думать, разбираться, сберегать услышанное, хаос. Вот и всё, что вышло из общественной затеи Мережковского. Лет пять тому назад взял я себе напрокат «Светлого иностранца» и теперь возвращаю: не то».
     Далее Пришвин подробно рассказывает, в чём проявились разногласия Мережковского и лиц его окружения в совете общества с Розановым – основателем Религиозно-философского общества. До этого, по словам Пришвина, Мережковский был влюблён в Розанова. По новому стилю Пришвин родился 6 февраля, но в его дневнике 1914 года эта дата записана по старому стилю:
    «23 Января. День моего рождения. 41 год.
    Время от времени нужно возвращаться к периоду «религиозному» своей жизни, от первого визита к Мережковскому до последнего посещения Гиппиус. Ценное, что я получил за это время и что осталось, - понимание религии у русского народа». Запись в дневнике без даты (вероятно, март 1914 года): «Блок и Гиппиус. У Блока два лица: одно каменно-красивое, из которого неожиданно искренняя речь… а то вдруг он засмеётся, как самый рядовой кавалер из Луна-парка. Так и у Гиппиус: из богородицы вдруг становится проституткой с папироской в зубах.
     А ещё спрашивают, почему хлысты пьянствуют. Это все люди двойные: высоко парят и падают… в кабак. Что есть кабак? (тема Розанова). У Мережковского в доме вообще это сочетание религии с кабаком (курят без перерыву), что некогда так поразило Проханова. А их рассуждения и общественная деятельность – какой-то умственный выход из этой хлыстовщины».
    Весна 1914 года снова позвала Пришвина в полюбившийся ему Новгородский край. Он записал в дневнике: «1-го Апреля – вторник. В субботу переехали в Песочки». Далее Пришвин подробно описывает трудности, случившимися при сборах к переезду и в самом процессе переезда и сравнивает это с жизнью в Петербурге: «Что наша жизнь в Петербурге: всё делается по кнопке. Нажал пуговку – лифт поднялся. Спустился, сел на трамвай, прочёл «Биржевку», опять нажал пуговку и поднялся в чью-то квартиру. Почти никакой затраты энергии на передвижение». Приехав в Песочки, Пришвин пишет в дневнике: «Двести вёрст от Петербурга, ни малейшей культуры, как при варягах, ничего не дано и всё высосано природное деревенское. Жить в Петербурге много дешевле, чем здесь в деревне…
    Я снимал домик у батюшки, и уж так у него было приучено население. Собиралась улица, что воду ходили брать из его колодца. Домик, сад и колодец теперь были в моём владении, но публика привыкла к месту и шла за водой ко мне, как к батюшке». Пришвин пишет, что у колодца велись разговоры на злобу дня. Запись в дневнике 15 апреля: «…Квартиру в Петербурге обокрали. В связи с этим решение укрепиться в Песочках, зимовать семье здесь. Учитель из школы будет подготовлять Лёву к экзамену. Яша возвратится. В Петербурге нет возможности содержать такую семью, и Ефросинья Павловна не столичная дама». Лёве тогда было 8 лет, второму сыну Пришвина было 5 лет, а приёмному сыну – пасынку Пришвина Яше Смогалёву – 14 лет, он умер в 1919 году.
     Но планы Пришвина не осуществились: в июле 1914 года началась Первая мировая война. Записи в дневнике Пришвина в начале войны:
    «[Петербург]
     Август. Приехал Шестов и подтвердил все мои соображения и предчувствия: немцы уверены, что мы причиною войны, русские совершенно так же, как мы: немцы».
   «[Киев]
     25 Сентября. П. рассказывал, как в Галиции впихнули в санитарный поезд женщину, будто бы она искала своего мужа и всё приставала, чтобы её взяли в Львов». 1 октября Пришвин приехал во Львов, потом был недалеко от него в нескольких населённых пунктах, приехал в Волочинск. Пришвин пишет в дневнике: «Волочинск – наша пограничная станция с Австрией, здесь мы добивались пропуска, и я начинаю с Волочинска описание своего необыкновенного путешествия по завоёванной стране…
    Мы ходили с железнодорожным врачом среди этого поля исковерканных орудий».
    Это был первый питательный и перевязочный пункт на русской земле. Сюда сразу после битвы привозили раненых, число которых быстро возрастало. И среди всего этого хаоса, по словам Пришвина, нужно было устраиваться, а 18 октября Пришвин возвратился во Львов из своей поездки на военные позиции у крепости Ярослав. Крепость русские войска не смогли удержать и отступили. В начале ноября 1914 года Пришвин возвратился в Петербург и здесь он получил печальное сообщение, он записал в дневнике:
     [Петербург]
     3 Ноября в восьмом часу вечера получил телеграмму, что мама скончалась 1 Ноября – 4-го похороны. Я не успею.
     Сегодня она последнюю ночь в Хрущёвском своём доме. Последний раз я видел её в августе. Яблоки… Сад осыпался… Оскал… Худая… Последнее письмо от неё в Киеве: ездила к Стаховичам просить мне помочь, спрашивала, куда послать яблоки». 9 ноября Пришвин приехал в Хрущёво на поминки – девятый день.
   Наступил 1915 год: с 1 января Пришвин живёт в деревне Песочки под Новгородом, но недолго пришлось ему в этот раз там побывать. Пришвин пишет в дневнике:
   «На второй день Нового года брали ратников, стон, рёв, вой были на улице, женщины качались и падали в снег, пьяные от слёз».
 
    Запись в дневнике Пришвина за 1915 год: «От 12 по 31 Января был в Петербурге, устраивал рукопись и определялся на войну.
    Оставшиеся впечатления: обсуждение еврейского вопроса у Сологуба, встреча с Андреевым и Горьким. Блок у Сологуба. Нападение жидов. Петров-Водкин, Чуковский, Карташов.
    Поездка в Карпаты от «Русских Ведомостей» корреспондентом». Запись в дневнике: «7 Февраля. Велебицы. Поездка на войну.
     Записная книжка: слова и темы. Журнал: каждый день (даже насильно) записывается всё. Каждые пять дней из журнала выбирается материал для газетной статьи.
     Газетный очерк должен иметь в виду только войну и в основе – иметь опыт (посредством экскурсии) не писать из старого, только новое, открытое». Запись в дневнике Пришвина: «15 Февраля – день моего отъезда из Петрограда на войну…
     События в Восточной Пруссии несколько изменили план моей поездки. Я еду в Галицию по всему фронту». Поездка на фронт продолжалась очень долго. Была остановка 23 февраля в Гродно в резерве Красного Креста над почтой. Пришвин остановился в резерве сестёр милосердия и врачей в связи с поручением осмотреть передовые учреждения Красного Креста. Третьего марта Пришвин возвратился в Петербург, работает над первым военным очерком. Затем едет в Песочки к семье, живёт там в  марте, в апреле возвращается в Петроград, встречается в редакциях по поводу публикаций, встречается с Шаляпиным, 26 апреля он снова приезжает в Песочки, а 12 мая Пришвин приехал в своё родное Хрущёво, 27 мая едет в Песочки. Запись в дневнике Пришвина: «9 Июня. Планы от 6 июня уже изменились: нечего лезть на рожон и ехать в Хрущёво, нечего тратить энергию на устройство в такое время дома. Зимую опять в Песочках, сам учу Лёву…
     Война вступила в новый фазис: нас немцы бьют, в обществе что-то назревает, подобное первому подъёму при объявлении войны. Только в то время нужно было поднять и отправить войско, теперь назрела потребность подняться самому обществу». 
    Война продолжалась. Пришвин пишет в дневниках о своих переживаниях, связанных с войной, о беженцах, голоде, читает газеты: они пишут о событиях на войне, встречается с простыми людьми, а в сентябре едет в Хрущёво. Запись в дневнике:
   «25 Сентября. День раздела. В воскресенье 20-го приехал в Хрущёво».
   Вернёмся к Блоку. 7 июля 1916 года, его в это военное время призвали на службу в инженерную часть Всероссийского Земского Союза. Он занимался строительством укреплений, был десятником, потом заведующим. Это должность по распределению заданий и составлению отчётов. Блок служил в Белоруссии, в окрестностях Пинских болот. На фронте он узнал в феврале 1917 года о крушении монархии.
    Пришвин в дни Февральской революции был в Петрограде. В дневниках он подробно описывает события того времени. Пришвин был очевидцем происходивших изменений в жизни всех слоёв населения, прислушивался к словам простых людей. Восторга от революции он не испытывал, пытался найти смысл исторических событий. Пришвин любил Россию и верил в её счастливое будущее. 18 августа 1917 года он написал в дневнике, что девятого апреля он приехал в родные места в Елецком уезде как делегат Временного Комитета Государственной Думы, которая пользовалась всеобщим уважением. Население местное и городское отнеслось к нему с полным доверием. Пришвин выполнял поручение Временного Комитета, доказывал крестьянам, что у нас нет двоевластия: Временное Правительство и Совет рабочих и солдатских депутатов вполне согласны между собой. «И все добродушно с этим соглашались» - записывает Пришвин в дневнике. Но революционные события продолжались. Получив телеграмму, Пришвин 26 августа возвратился в Петроград и стал очевидцем происходивших бурных событий. Октябрьскую революцию Пришвин принял с надеждой на лучшую жизнь и в последний день 1917 года он записал в дневнике: «31 Декабря. Есть люди, которые живут на ходу, - остановился и стал бессмысленным. И есть читатели, которые массу читают, но после прочтения ничего не помнят. Так теперь, похоже, и мы все в государстве Российском в заключение Нового года: испытав такую жизнь, никто не знает, что будет дальше и что нужно делать.
     Я вам скажу, что нужно делать: нужно учиться, граждане Российской   республики, учиться нужно, как маленькие дети. Учиться!».
      В период войны у Блока был творческий кризис. Февральскую революцию он встретил с непониманием, позже с воодушевлением, но, работая в Чрезвычайной Следственной Комиссии Временного правительства, разочаровался в этой революции. Напротив, в Октябрьской революции Блок видел светлое будущее России, принял события её первых дней с радостью. В начале 1918 года он написал поэму «Двенадцать» и статью «Интеллигенция и революция». Но душевный подъём у Блока продолжался недолго, он переосмысливает своё отношение к Октябрьской революции. В 1919 году ему предъявили обвинение в заговоре и арестовали. Только благодаря Луначарскому Блок был освобождён от ареста, но его выселили из квартиры, пришлось переезжать с женой к матери. Но жизнь в этой квартире  втроём стала невыносимой. Блок лишается свободы творчества, его не понимают многие друзья. Он читает свои стихи, исключая поэму «Двенадцать», в Политехническом музее и других местах Москвы в 1920 – 1921 годах. В конце жизни у Блока полное разочарование происшедшим. Его мучают болезни, на лечение в Финляндию не отпускают власти. За Блока заступаются Луначарский и другие, просят отправить на лечение за границу. Наконец, такое разрешение Блок получил 1 августа 1921 года. Но было уже поздно… Блок умирал, а 7 августа 1921 года он скончался. Ушел из жизни великий поэт и человек, влюблённый в Россию, в её светлое будущее. Признание к Блоку, полное осознание значения его творчества пришло только после его ухода из жизни.
     Снова вернёмся к Пришвину. Начало 1918 года он встречал в Петрограде. Пришвин написал в дневнике:
     «(Петроград)
      1 Января. Встретили Новый год с Ремизовыми: их двое и я, больше никого. На дворе стужа ужасная.
      Мучительно думать о родных, особенно о Лёве – ничего не знаю, никаких известий, и так другой раз подумаешь, что, может быть, и на свете их нет. И не узнаешь: почты нет, телеграф только даром деньги берёт.
      Эпоха революции, но никогда ещё люди не заботились так о еде, не говорили столько о пустяках. Висим над бездной, а говорим о гусе и о сахаре. За это всё и держимся, вися над бездной».
      В Петрограде аресты. Будто-бы на Ленина пытались совершить покушение и искали участников заговора. Среди арестованных оказался и Пришвин, всех их заключили в тюрьму. В дневниках он подробно рассказывает о днях пребывания в заключении. 17 января Пришвин записал в дневнике:
      «Мы – заложники. Если убьют Ленина, то сейчас же и нас перебьют». К счастью для Пришвина, его вскоре освободили и 17 января в дневнике он написал:
      «В 3 часа дня в коридоре голоса: «Освобождается, освобождается!» Из нашей камеры спрашивают: «Кто освобождается?» - «Пришвин Михаил Михайлович!» - «А у нас, - говорят, - курица – «Ну, нет, не променяю волю на курицу!».
      На следующий день Пришвин пишет в дневнике:
      «18 Января. У себя. Вот я всё раздумывал: кому теперь на Руси жить хорошо, о всех и о всём подумал, везде было плохо, а в тюрьму посадили меня, и думал я, сидя в тюрьме, что везде плохо, а вот как вышел из тюрьмы, понял, что в тюрьме хорошо, и это – самое теперь на Руси лучшее место: тюрьма, где сидят все эти журналисты, чиновники, рабочие – контрреволюционеры и саботажники». Следующая запись в его дневнике:
      «20 Января. 2- го Января меня арестовали и 17-го выпустили, три дня после этого радовался свободе: и теперь приступаю к занятиям».
      Пришвин принадлежал к интеллигенции, судьба которой связана с революцией, но эти люди ещё до революционных событий осознали трагичность этого пути. Блок это понял позже. 19 января 1918 года была опубликована его статья «Интеллигенция и революция», а 16 февраля того же года в газете «Воля страны» напечатана статья Пришвина «Большевик из «Балаганчика» (Ответ Александру Блоку)». Пришвин не разделяет пафос Блока, принявшего революцию за начало преображения мира. Опубликовано письмо Блока к Пришвину, в котором он пытается объяснить Михаилу Михайловичу своё мировоззрение, утверждая, что Пришвин не понимает его, поэта. Но Пришвин понял природу души Блока, стремящегося оправдать революцию и важную роль в ней интеллигенции. Этот пафос вызвал у Пришвина протест. Ярким примером их отношения к революционным событиям являются опубликованный 29 января 1918 года рассказ Пришвина «Голубое знамя» и поэма Блока «Двенадцать», опубликованная 3 марта того же года. «Музыке» Блока Пришвин противопоставил «слово». О своём отношении к революции Пришвин записывает в дневнике:
      «30 Января. Чан. Теперь стало совсем ясно, что выходить во имя человеческой личности против большевиков невозможно: чан кипит и будет кипеть до конца, самое большое, что можно – это подойти к этому краю чана и подумать: «Что, если я брошусь в чан?».
     Блок – для него это постоянное состояние задолго до революции.
     Другое дело – броситься в чан.
     Я думаю сейчас о Блоке, который теперь, как я понимаю его статьи, собирается броситься или уже бросился в чан.
     Было такое время, когда к чану хлыстовской стихии богоискатели из поэтов с замиранием сердца подходили, тянуло туда, в чан.
     Помню, однажды, в десятилетие нашего интеллигентского богоискательства, заинтересовались мы одной сектой «Начало века», отколовшейся от хлыстовства.
      И помню, один из кипевших в этом чану именно так и говорил нам:
      - Жизнь наша – чан кипящий, мы варимся в этом чану, у нас нет ничего своего отдельного, и знаем, у кого какая рубашка: нынче она у меня, а завтра у соседа. Бросьтесь к нам в чан, умрите с нами, и мы вас воскресим. Вы воскреснете вождями народа». Далее Пришвин пишет в дневнике в этот день:
       «Христом-царём этой секты в то время был известный сектантский провокатор, мошенник, великий пьяница и блудник. И все, кто был в чану секты, называли себя его рабами и хорошо знали, что их царь и христос – провокатор, мошенник, блудник и пьяница. Они это видели: пьяный он по телефону вызывал к себе их жён для удовлетворения своей похоти.
      И было им это бремя сладко, потому что им всем хотелось жертвовать и страдать без конца.
      Так и весь народ наш русский сладко нёс свою жертву и не спрашивал, какой у нас царь, дело было не в моральных свойствах царя, а в пути и сладости жертвы.
      Я был счастливым наблюдателем: на моих глазах царь и христос секты «Начало века» был свергнут своими рабами: в одно воскресенье они почувствовали, что искупление не совершилось, и они воскресли для новой жизни, пришли к царю своему и прогнали». Далее Пришвин назвал имя этого царя и христа – А. Г. Щетинин. Пришвин пишет в дневнике, что когда в России свергли не хлыстовского, а общего царя, он думал, «что народ русский довольно терпел и царь отскочил», но он ошибся «и последний час, когда деспот будет свергнут, ещё не пробил – чан кипит». И далее в дневнике:
     «Скорее, похоже теперь на время богоискательства, когда поэт Блок подходил к кипящему чану и спрашивал:
     - Как быть мне с вами?
     И ему отвечали:
     - Бросьтесь в чан!
     В тот маленький чан он не бросился, а в нынешнем большом он стоит опять на краю.
      И, конечно, будем думать, не бросится.
      Большой чан вызывающе говорит европейцу:
      - Забудь свою личность, бросься в наш русский чан, покорись!
      Не забудет себя европеец, не бросится, потому что его «Я» идёт от настоящего Христа, а наше «Я» идёт от Распутина, у нас есть своё священное «мы», которое теперь варится в безумном чану, но «Я» у нас нет, и оно придёт к нам из Европы, когда в новой жизни соединится всё».
     В 1879 году в России, в Ставропольской губернии, в районе реки Чемрек, возникла секта во главе с Алексеем Григорьевичем Щетининым. Со своими последователями-хлыстами Щетинин в 1906 году перебрался в Санкт-Петербург. Пришвин его много раз упоминает в Раннем дневнике, когда посещал собрания Религиозно-философского общества. Секта Щетинина называлась «Чемреки». В марте 1909 года его последователи, недовольные пьянством и вседозволенностью Щетинина, низвергли его. Они избрали своим новым лидером Павла Михайловича Легкобытова, который дал новое название этой секте: «Начало века». В Раннем дневнике Пришвин часто сравнивал точки зрения Щетинина и Легкобытова, хотя оба они делали недобрые дела для народа.
     В начале весны 1918 года Пришвин окончательно уехал из Петрограда на родину. Он работал в Ельце в 1918 – 1919 годах организатором краеведческого дела, преподавателем русского языка в бывшей Елецкой гимназии, инструктором народного образования. Продолжалась Первая мировая война. Она закончилась 11 ноября 1918 года. Но продолжалась гражданская война, закончившаяся в конце 1922 года.
     В хаосе трагических событий, окружающих Пришвина, он пытается найти черты гармонии со своей душой. Он понимает, что только его активная позиция поможет ему противостоять злу, поможет любовь к России и её народу. И сила писателя Пришвина в его слове. 29 сентября 1919 года Пришвин записывает в дневнике свой диалог с тринадцатилетним сыном Лёвой и в конце разговора произносит: « - Мы будем действовать словом, не пулями, мы слова найдём такие, чтобы винтовки падали из рук, это очень опасные слова, нас могут за них замучить, но слова эти победят».
    Пришвин продолжает жить на родине с сыном, хотя с каждым днём он чувствует, что становится всё тревожнее. Работа в Елецкой гимназии приносит лишь небольшой заработок. Кругом голод, не купишь самых необходимых продуктов, семью не прокормить, к тому же свирепствуют болезни и продолжается гражданская война, зона боевых действий приближается к Ельцу.
    23 апреля 1920 года Пришвин записывает в дневнике:
    «Приехали из Хрущёва мужики, что мой дом в Хрущёве куда-то переводится    ( а сами они составили приговор, что дом мой), и просили меня, нельзя ли, чтобы им его разобрать себе.
    Значит, окончательный конец моего Хрущёвско-Елецкого периода». И Пришвин собирается покинуть свою малую родину, хотя всё ещё продолжает работать в Елецкой гимназии. 24 апреля он записал в дневнике: «Состоялась моя 1-я лекция по психологии – вышло великолепно». Запись Пришвина в дневнике:
    «13 Июня. Все бегут из города, повальное бегство. Отъезд в Москву назначается на пятницу 18 Июня». Запись в дневнике 28 июля:
    «18 Июня в Пятницу выехали из Ельца.
      20 приехали в Москву.
      22 Июля. Казанская, пришли в Следово».
      Деревня Следово находилась в Дорогобужском уезде Смоленской губернии. Это родина жены Пришвина Ефросиньи Павловны. С ней и детьми он пошёл в Дорогобуж, а 4 августа оттуда с ними пешком через лес направился в село Алексино устраиваться на работу. 6 августа Пришвин записал в дневнике:
    «Алексино. Мы переехали в Алексино: перешли, а вещи переехали. И мы стали грызть кость барского быта.
    Это было очень крупное имение, в котором жить можно было в созерцание леса и плавающих по широкому озеру лебедей.
    В крестьянской избе всё было подлинно, не было сомнения в необходимости жизни, а в имении всё подозрительно: особенно школа II ступени, преподавателем которой я состою».
    Пришвин стал учителем и директором этой школы. Кроме этой работы Пришвин занимался краеведением. Он организовал музей усадебного быта в бывшем имении Барышникова и принимал участие в организации музея в городе Дорогобуже.
     Александр Александрович Блок умер 7 августа 1921 года и теперь буду приводить только некоторые из всех упоминаний Пришвина в дневниках о нём.
     17 сентября 1921 года Пришвин записал в дневнике:
     «Вчера была у меня Мар. Мих. Энгельгардт, и вот что узнал я:
      Умер Блок. Ремизов опасно болен. За 1920 год умерло 42 академика, работавших по гуманитарным наукам». И далее в этот день Пришвин пишет в дневнике:
     «По поводу смерти Блока.
      Дух как безликое начало – такая же реальность, как и материя, удивительно, что некоторые слепы на это. Я – это момент встречи духа с материей, это Я могучее, радостное и себе довлеющее. Это же Я в момент расставания с материей теряет правоту своего исключительного утверждения, всё материальное наводит на него тоску, и радость тут может быть только духовная: утверждения Я в духе (или, может быть, потеря Себя в духе). Говорят, что Блок расстался с жизнью с чувством злобной радости».
     Пришвин работал с декабря 1921 года агрономом на Батищевской сельскохозяйственной опытной станции, организованной Александром Николаевичем Энгельгардтом, профессором-химиком, общественным деятелем, педагогом и публицистом. Сын Пришвина Лёва по определению отца заболел «психостенией» и он думает о поездке с сыном в Москву для лечения его в санатории. Пишет письма своему давнему другу, наркому здравоохранения Николаю Александровичу Семашко, просит помочь устроить Лёву в санатории. 21 марта 1922 года Пришвин с сыном Лёвой приехал в Москву. После лечения возвратились 18 апреля в Дорогобуж и далее пешком пришли домой. Приехав домой, Пришвин погружается в творчество и очень быстро, написал повесть «Мирская чаша». Об этом он сообщил в дневнике за 22 июня.
    9 августа 1922 года Пришвин сделал длинную запись в дневнике. В этой записи, сделанной уже после смерти Блока, есть некоторое воспоминание о диалоге поэта с Пришвиным:
    «Очерк литературных встреч. Блок, прочитав «Колобок», сказал: - Это не поэзия, то есть не одна только поэзия, тут есть ещё что-то. – Что? Я не знаю. – В дальнейшем нужно освободиться от поэзии или от этого чего-то. – Ни от того, ни от другого не нужно освобождаться (вот как Морозов)…». 
    В августе 1922 года Пришвин уже жил в Москве в общежитии Союза писателей по адресу: Тверской бульвар, 25.
   С октября 1922 года Пришвин с семьёй жил в Талдомском районе, под Москвой, а с весны 1925 года до лета 1926 года он с семьёй жил в Переславле-Залесском. Автор этих строк делал публикации о жизни Пришвина в этих краях.
   
    С лета 1926 года Пришвин с семьёй живёт в Сергиев- Посаде. Мысли о Блоке не покидают его. 21 сентября 1926 года он записал в дневнике:
    «Вчера слушал по радио вечер Блока и очень волновался…
    Есть люди, от которых является подозрение в своей ли неправоте или даже в ничтожестве своём, и начинается борьба за восстановление себя самого, за выправление своей жизненной линии. Такой для меня Блок.
    Стихов Блока и вообще этой высшей стихотворной поэзии я не понимаю: эти снежные кружева слишком кружева для меня. Эта поэзия как стиль аристократических гостиных – признаю, что прекрасно, и рад бы сам быть в них своим человеком, но ничего не поделаешь, не приучен, ходить не умею».
    Далее Пришвин подробно пишет о различии взглядов на жизнь у себя и у Блока, о различии романтизма их обоих. Часто в дневниках Пришвин пишет о своей позиции в современной жизни, о роли писателя, о творчестве. 10 января 1929 года он записал в дневнике:
    «Нечто вроде позиции. Простейшие рассказы, к которым влечёт меня, -  это я понимаю, как стремление к делу не для денег или для славы, и ещё в этом есть тоже и, вероятно самое главное, желание оберечь себя от иллюзорности литературного дела…
    Однако у некоторых наших величайших писателей это стремление в искусстве к «простоте» кончалось разрывом с искусством и побегом в религию, искусство они объявляли «художественной болтовнёй» или искушением чёрта. Я привык объяснять себе (может быть, ошибаюсь), что такой побег объясняется не действительной немочью искусства, а крушением личности художника, не сумевшего побороть в себе искушение дать больше, чем может дать искусство, всё как бы сводится у них к неудаче в обожествлении созданного ими образа. Я сильно подозреваю, что Христос в поэме Блока «Двенадцать», грациозный, лёгкий, украшенный розами, есть обожествлённый сам поэт Блок, вождь пролетариев».
    До сих пор не всё ясно с главной причиной смерти Блока и Пришвин в дневнике пишет ещё об одной возможной причине ухода из жизни этого поэта 25 февраля 1932 года:
    «Разумник показал мне записную книжку Блока, оказалось он у него был и ведь не случайный, а законный («идеологически оправданный»). Так вот поэты, ваша судьба: Блок – от болезни, Есенин – повесился, Маяковский – застрелился».
    Иванов-Разумник, Разумник Васильевич – историк мысли, публицист.
    К своему шестидесятилетию, в январе 1933 года Пришвин подготовил публикацию под названием «Мой очерк (биографический анализ)». В небольшом по объёму тексте он, анализируя 28 лет своей писательской работы, пишет о себе от третьего лица, вспоминает слова Блока о его «Колобке».
    «Мой очерк» впервые опубликован 11 апреля 1933 года в «Литературной газете», напечатан в четвёртом томе собраний сочинений Пришвина, изданных в 1939 и 1957 годах.
    Цитата из этой публикации:
    «…Александр Блок, прочитав эту книгу, сказал: «Это, конечно, поэзия, но и ещё что-то». Так и сказал знаменитый поэт о книге начинающего автора, и уж, конечно, как всегда в таких случаях, начинающий автор записал это в своём сердце на веки вечные как вопрос, подлежащий разрешению во времени. В настоящее время вопрос этот Пришвин разрешил: это что-то не от поэзии есть в каждом очерке, это что-то от учёного, а может быть, и от искателя правды, в том смысле, как Тургенев сказал об очерках Глеба Успенского: «Это не поэзия, но, может быть, больше поэзии». В общем это что-то очерка есть как бы остаток материала, художественно не проработанного вследствие более сложного, чем искусство отношения автора к материалу». И немного далее в публикации: «…такие очерки Пришвина, как «Чёрный араб», «Кащеева цепь», бесчисленные маленькие рассказы могут быть названы очерками только за особенное напряжение, как бы усиленно реальное отношение автора к материалу, в правдивости своей до того сильному, что краеведы, этнографы, педагоги, охотники считают его сочинения этнографическими, краеведческими, охотничьими, детскими и так далее».   
    Годы шли, Пришвин создавал новые художественные произведения, но что-то Блока он никогда не забывал. Более того, оно у писателя стало ярче и многообразнее. Несомненно, Блок очень помог Пришвину найти свой, правильный путь в творчестве. В каждом томе дневников до конца жизни Пришвина опубликованы его воспоминания об этом поэте. Пришвин в душе вместе с Блоком, читает его книги, вспоминает встречи с ним, мысленно советуется, полемизирует.
    О жизни Пришвина, цитируя его дневники, я писал ранее в своих публикациях. Отмечу только, что в начале 1940 года, он расстался со своей женой Ефросиньей Павловной Смогалёвой, оставшейся в их доме в Загорске. Пришвин получил квартиру в Москве в 1937 году. В январе 1940 года у Пришвина появилась литературная помощница, которая занималась его архивом и дневниками. Это была Валерия Дмитриевна Лебедева, ставшая женой Михаила Михайловича. В дневниках Пришвин сохранил своё ласковое, домашнее обращение «Ляля» к любимой женщине. Историю любви этих замечательных людей можно узнать по дневникам Пришвина.
    Привожу некоторые цитаты из последнего, восемнадцатого тома дневников Пришвина за 1952 – 1954 годы. Запись в дневнике 20 февраля 1952 года:
    «Кончил читать письма Блока к матери, и сердце сжималось жалостью к судьбе этого юного Дон-Кихота, великого (да, наверно, великого!) поэта, попавшего деятелем в Чрезвыч<айную> следств<енную> комиссию…
    Картина души Блока в его книгах есть картина упадка личности великого художника слова. Заказ социальный нашего времени состоит в том, чтобы с таким же мастерством дать картину возрождения».
    Запись 28 марта 1952 года:
    «Советские неглупые писатели из евреев (напр., Маршак, Фейнберг и др. – не раз я слышал от них) утверждают, что от всех писателей эпохи символизма остались только Блок и Бунин, что такие поэты, как Сологуб, Брюсов, Вяч. Иванов больше не существуют.
    Мне, видевшему всех в лицо, оглушённому их авторитетом, ещё не верится этому целиком, но, кажется, оно похоже на правду…».
    Запись 15 апреля 1952 года:
    «Вчера в телевизоре смотрели бездарный показ Маяковского. Вот он, да одним краешком на минутку Блок – вот и всё, что от русской поэзии и человечности получила революция, и то, Блок на минутку – и ушёл, а Маяковский физически покончил с собой».
   Запись 23 октября 1952 года:
   «Из всей массы писателей моего времени остались теперь Чехов, которого я не знал, Горький, Блок и Бунин. Все эти писатели, кроме Горького, боролись в жизни с нуждой».
   Очень важным для творчества Пришвина было и утвердилось навсегда «слово правды». Он его носил в своей душе и не отступал никогда. Когда он увидел новую публикацию в газете о Маяковском, сделал вырезку из газеты и записал в дневнике 31 января 1953года:
   «Вырезка из газеты. Мне наплевать на то, что я поэт. Я не поэт, а прежде всего поставивший своё перо в услужение, заметьте, в услужение сегодняшнему часу, настоящей действительности и проводнику её – советскому правительству и партии.
   Кончилась дискуссия о Маяковском и стало всё понятно: дискуссия как демонстрация слов Маяковского: мне наплевать…». Далее Пришвин пишет в дневнике в этот день:
   «Как и все, я почувствовал на себе тяготения слов Маяковского: «Мне наплевать на то, что я поэт». Пришвин вспоминает сектанта Легкобытова, предлагавшего Блоку: «Поймите Ал. Ал., что мы здесь представляем из себя кипящий чан, в котором все мы со своими штанами и юбками сварились в единое существо. Бросьтесь вы в наш чан и мы воскресим вас вождём народа». Блок ответил, что так просто располагать собой он не в состоянии, он не может «бросить» себя (у Маяковского – «наплевать»).
   От Блока до Маяковского.
   И вот случилось, что нашёлся такой поэт, что бросил себя и даже наплевал на себя. Как это произошло? Так произошло, что не Новый Израиль, а другая, не простонародная, а интеллигентская секта одержала победу и взяла полную власть над душой и телом всех граждан. И тогда, «лучший, талантливейший поэт» сказал: «наплевать мне, что я поэт». И бросился в чан. И теперь воскресает на площади своего имени.
   Вот так надо и нам: настоящее «слово правды» требует решения умереть в горе, как Блок, или броситься в чан, как Маяковский. Где же ты, Михаил?
   Итак, изо дня в день, будем разбирать тему о «чане» и «наплевать на поэзию» у Маяковского. Для этого соединим Блока, Маяковского и Пришвина в одного человека в своих колебаниях и решениях».
   Между тем приближался восьмидесятилетний юбилей Пришвина и он готовится к выступлению на нём в Союзе писателей. 
   Всей своей жизнью, творчеством, дневниками до последнего своего дня Пришвин доказывает правоту своих слов, в них правда. Пришвин с Россией, с нами, навсегда!

Валерий Иванов. Ногинск. 21.11. 2022г.