Zivot je cudo

Жил в балканском местечке простой мужик. Дом, работа, хозяйство, жена-змея,
сын любимый – оболтус и призывник. Невеликая, словом, но всё ж семья.
Сын, парнишка спортивный, любил футбол. А мужик, инженер, всей душой к ж/д.
Жизнь пуста без любви – говорил Гюго. Где любовь, там и жизнь – говорил Ги де…

Так и жили они на Балкан-горе. А потом постучалась в тот край беда.
Говорила беда, что живёт в дыре, и от скуки в груди завелась айда.
И по рёбрам скребёт, мол, айда за мной.
– Ну пошли, – говорю, – А куда, куда?
– Есть местечко одно, за Дунай-рекой.
Ну а я ж заводная:
– Давай, айда!

А беде не пристало ходить одной. Компанейская баба, чего уж там.
Притащилась с подругой, беда, с войной, и такой закрутили они бедлам.
Полумесяц распяли, а крест сожгли. Журавли задохнулись в руках беды.
А синицы сгорели. Одни угли. Не нашлось ни живой, ни другой воды.

В общем горе кругом.
А вокруг война.

Сын на фронте. Призвали. Священный долг.
Да ещё изменила/ушла жена. Вот и вой на луну, как побитый волк…

*

Утомилась беда. Чай, не двадцать лет. Говорит, мол, устала, конец, хана.
И пошла на закат...

А за ним рассвет.
А с рассветом нежданно пришла она.

Кто она? А любовь. Почитай, судьба. Без любви-то судьбе непокой, печаль.
Без любви-то судьба – холоста, скупа. Как без дыма табак, без заварки чай.

И взлетели они над Балкан-горой. И смотрели на жизнь с высоты иной.
И ходили все парами в жизни той. И повсюду крутилось одно кино –

жизнь водилась со смертью, а ночь со днём. С журавлями синицы, любовь с враждой.
Тень со светом гнездилась, вода с огнём…

Ну а мир, как пристало, с войной.
С войной.