Половинка луны освещает осеннее небо...

Половинка луны освещает осеннее небо,
На Васильевском острове запах ванили и хлеба,
И волшебная сеть трёх проспектов и сумрачных линий,
И над ней небосвод — золотой и пронзительно синий.
Фонари и светильники светят над ними неярко,
И трамвай голосит в темноте у трамвайного парка.
Что ж, пройдёмся и мы, не спеша, по Большому проспекту,
Здесь изысканна речь — мы привычны к сему диалекту.
Постоим и покурим и вновь поспешим к остановке,
В коммуналке глинтвейн приготовим на старой спиртовке,
Мы поставим кастрюлю и кружки на плоскость мольберта —
Стол умело накрыт в мастерской на четыре куверта.
Кто не видел из нас в Петербурге сего натюрморта?
Проспиртовано сердце моё и отчасти аорта.
Выпьем чашу до дна, вспоминая цикуту с хинином,
И закусим с тобой, сотворив бутерброд мастихином.
И расстанемся там, где трамвай доезжает до кладбищ,
До последних квартир, до забытых могил и пристанищ.
Здесь любить тяжело, расставаться тем паче непросто,
Так у нас повелось — расстаются друзья на погосте.
Не страшится уже ни ножа, ни тюрьмы, ни пожарищ
Тот, кто слышал хоть раз: что ж, давайте пройдёмте, товарищ!..
Наглотавшись тоски, и извёстки, и пыли кирпичной,
Подберу к Петербургу, как к музыке, ключик скрипичный.
Нет, его не пропьёшь и, опять же, не купишь за деньги…
Кто-то, сгорбясь, идёт по ночной и притихшей Смоленке
И уносит тоску, как картошку в дырявой авоське…
И глядит на луну, и прощается с Питером Бродский.