Полесянка

(В полном объёме поэма впервые опубликована в 2005 г.
В данной редакции поэма ОПУБЛИКОВАНА
В ПОЭТИЧЕСКОМ СБОРНИКЕ
«НЕ ОТРЕКАЙСЯ ОТ СЕБЯ».)

І

В краю чарующей природы,
Где песня с говором слилась,
Там, где печаль красу изводит,
Там, где свобода как тюрьма, –
Малышку милую родили,
В заветном храме окрестили.
Без папы – с мамою жила,
Цветочком аленьким цвела.

Дитя жалело всю природу –
Собачек, кошек в непогоду…
Любило божью красоту
За шелест листьев, за росу,
За отблеск солнца на верхушках…
Была всё время на опушке,
Где травы, солнцем обогреты,
Под летним дождиком растут,
Где полевые многоцветья
Благоуханием проймут!

Как тот волчонок, всех чуралась,
А с лесом от души общалась;
И, видно, лес то ощущал –
Зверьём девчушку не пугал.

Всех, кто цеплялся к ней, гнала,
Как дичка-яблонька росла
В раздумьях, в грёзах (не для всех):
Про звездолёт, про смерть, про грех…

Когда ж душа несносно ныла –
К подружкам верным в лес ходила:
То были сосны молчаливы –
Их познакомил март игривый.

В её мечтаниях, во сне
Она, как птичка в вышине,
Над полем, речкою летала
И про Полесье напевала!

А раз приснилось: тишь, смеркает,
Она – русалка, в вихрь ныряет,
В Нептуна царство попадает
И там… к избраннику взывает;
Идёт, на страхи не глядит,
Как та тростиночка, дрожит –
Встречает чёрта самого
И… кавалера своего!
Они навстречу к ней идут,
За плечи, талию берут!..

Когда опомнилась от сна,
Ей улыбалась из темна
«Звезда» ночная круглолица,
Как будто ведьма-чаровница…
О боже! «Ведьма» разозлилась!
И сразу ж тучами закрылась.
А утром мама привела
Мужчину с ближнего села…

ІІ

В том удивительном селе,
Как будто на святой земле,
На древних скалах, над рекою,
Всех восхищая красотою,
Стоял Тригирский монастырь –
Его боялся «бес», «упырь»
(Так говорили, врали люди,
Крестились, били себя в груди)!
Под ним блистала глубина,
Как чаша чистого вина!

Погост у стен монастыря
Был «домом» нищего, хмыря...
Прижился там один чудак –
Не то бедняк, не то босяк.
Он сдобу мёртвых подбирал,
Молился, милостыню брал;
Так он и жил среди могил –
Спал в склепе, в склепе ж ел и пил.
О нём такое говорили...
(В народе брехунов любили.)

Его боялись простаки –
Хвалили «ведьмы», «ведьмаки»:
Так люд сектантов называл.
В той секте и чудак бывал.

В селе и отчима чурались,
А братьев оного пугались –
Они уж больно много пили,
Упившись, божий свет хулили!

Он монастырь не посещал,
А в секте зверем завывал!
С тем чудаком перцовку пил,
Когда супругу хоронил –
Она ужасно с ним жила,
Вконец измучилась, ушла!..

Когда к ним отчим в дом входил –
Пёс рвался, лаял, волком выл!
Шипел, как змей, их чёрный кот,
Стоял дугой, поднявши хвост!

Как только Алла, встав, проснулась,
Так сразу ж с отчимом столкнулась:
Он «дочь» глазами пожирал,
Причмокнул и… зареготал!

Тот дикий взгляд, тот регот в нос
Её как в пекло перенёс:
Она узрела в тех глазах
И мрак, и гадость – похоть… Страх!
С тех пор мужлана избегала –
Что-то «творила», изучала…
То был лишь Аллы книжный мир:
Шевченко, Пушкин, Свифт, Шекспир…
Бывало, день и ночь читала –
Даль голубую открывала;
Или страдала, как Татьяна
Всем нам известного романа;
Иль Катериною несчастной
Носила крошку днём ненастным!..

Пораньше в школу собиралась,
Шла тихо, рощей любовалась:
Вокруг всё зрело, всё цвело –
В глушь птичье пение влекло;
Дубы, как великаны сказок,
Чрез кроны, полные загадок,
Вбирали солнечные спектры –
Душе хотелось счастья, песни!
Сердечко билось, трепетало –
Девичью гордость оскорбляло!..
Сдружилась с хлопцем той весною,
Казалось – встретилась с судьбою!
Он был неглупым пацаном,
Был добрым, не был слабаком:
Белёсый, рослый и плечист,
В очах – лазурь, душою – чист!
Он с ней друзей всех забывал,
Был нежен, матерь уважал…
К нему злой отчим приставал,
Бледнея, что-то бормотал!

А что до Аллы, то она,
Всегда подавлена, грустна,
Душистой розой расцвела,
Когда пора её пришла!

Если б Гомер на миг прозрел,
Столетий мрак преодолел
Ис полесянкой подружился –
Видать, в Елену б не влюбился!

Их местом встреч был дивный лес –
Мир сладких грёз, земных чудес:
Их ожидали три сосны
И блики солнечной весны!
Когда он ею любовался –
Жалел, что с красками расстался,
Что песен не писал, стихов,
Так волновавших её кровь!

А как-то летними деньками
Катались в лодке вечерами:
Их лодку речка в ночь несла,
Сиренью с берегов цвела!
За горизонт зашло Ярило –
Как будто мир огнём залило!
Он деву робко целовал,
А месяц из-за туч взирал!
На небе звёзды загорались
И сразу ж в речке отражались:
Чрез все миры челнок их плыл –
Всю гладь созвездий бороздил!

Встречали сказочное утро,
Как дети, верещали жутко –
Их поразило вновь Ярило,
Теперь оно, как в лодке, плыло!

И ни один художник в мире
Такой красы б не написал!
Им жить хотелось долго, мирно,
Видать, Творец их вдохновлял!

Село жило своим житьём:
Кто шёл во храм, кто – в небытьё…

ІІІ

Тогда, когда в монастыре
Монах молился в алтаре –
В запретной секте тот чудак
Звал сатану в «алтарь-очаг»!

Напоминал «очаг» сам ад:
Шёл от него тлетворный чад,
А козья морда, что на гробе,
Словно пылала адским ;гнем!

Несносный смрад – дыханье мрака –
Лез в очи, в мозг с животным страхом!
Под шум и крики по углам
Творили шабаш (стыд и срам!):
В экстазе падали – «скоты»,
Словно упились наркоты;
Были и те, что раздевались
И по-звериному «тягались»!..

Чудак казался всем чумным,
Мертвецки бледным, мрачным, злым –
Держал клинообразный жезл
И заклинал огонь, как бес;
Весь трясся, будто умирал,
По Чёрной магии певал!

Он не казался бедняком
И тем безликим босяком:
То не «чудак» был, а шаман –
Злой демон! Своры атаман!

Братве и отчим подвывал –
Возле себя жену держал!
Она… собою не была –
Молчала, будто бы спала…

Сгустилась тень – чудак упал,
Чрез пену в глотке призывал!..
Раздался скрежет, грохот «гроз»
(От смрада заложило нос!),
Пришлец из ада, как питон,
Уселся на бесовский трон!
То был посланец сатаны –
До пупа змей, «козл» со спины!

Пришлец поднялся, оглянулся,
Оскал звериный распахнулся,
И… зашипели, поползли,
Как гады, пекла языки!
Они в сектантов проникали –
Их жертвы падали, орали
На непонятных языках,
И стыли слёзы на очах!

Другие ж корчились, стонали,
Как бесы, громко реготали;
Святых (подонки!) проклинали
И тут же… каялись, рыдали!..

Всё то, что в секте в ночь творилось,
Как будто в страшном сне приснилось!
А может, то хмельной психоз?
Иль, может, жулика гипноз?
Так размышлял бы человек,
Который «чушь» презрел навек.
Вот так сектанты зло творили –
Так адским демонам служили;
Бросали вызов, вишь, Христу –
Селу, общине на беду!..

А отчим пьянствовал, гулял,
Жене же спуску не давал:
Её он очень ревновал,
При всех бранил и унижал!

Сектанта злого половина
Всё гасла, будто та лучина:
Дрожала в секте, мрак презрев,
С утра же – поле, печь да хлев!..

И к Алле отчим приставал –
То укорял, то «наблюдал»…
А раз увидел чрез оконце
Лик, локон длинный и густой,
Девичий стан, обвитый солнцем, –
Ему пригрезилось пустое…

И как-то летом, тёмной ночкой,
Полез в постель к приёмной дочке…
Она лежала, как дитя,
В забвенье сонное уйдя;
Клубком у ног пригрелся кот…
Его спугнул нежданный «гость» –
Он заключил её в объятья,
Как будто жертву лютый тигр!
Она рванулась (в клочья платье!) –
Не отпускал хмельной сатир!
До тошноты противно было
Его дыханье ощущать,
Но Аллу чудо сохранило –
Мужлана кот стал раздирать,

Да и она дала в макушку!..
Уж досыпала на опушке
Меж сосен юности своей,
Под небом чистым, как купель…

ІV

Умылась утречком росою,
Обвила голову косою,
Пошла на службу в монастырь –
Звонарь сзывал греховный мир…

Когда вошла она во храм,
Вдохнула ладан-фимиам –
Он пах цветком живым, душистым,
Слезами радости политым!

Монахи – отроки Христовы –
Канонам преданы во всём,
Склонялись к вышнему престолу –
Дышал любовью божий дом!

С высоких стен монастыря,
Безмолвно нимбами горя,
Смотрели образы святых,
И не было очей пустых:
Они корили, вдохновляли,
Как будто в душу проникали!
А надо всем стоял Творец –
Единой Троицы Отец!
Ей храм казался божьим краем,
Святой алтарь – небесным раем:
Кружили ангелы над ним,
Христос являлся всем живым!

И сердце билось, замирало –
Величье вышнее вбирало!
И были слёзы на очах,
И покаянье… Божий страх!

Она прониклась ощущеньем,
Что Божьи хлопоты, мученья
За души мёртвых и живых –
Есть путь спасенья… не святых!..

Ей стало стыдно за всё то,
Что в ней не свято, и за то,
Что не дозрела до молитв
За грешный свет, за вражий лик!

В тот миг, когда она грустила,
Вдруг что-то светлое спустилось,
За руки будто бы взяло
И к Богоматери свело:
В очах счастливых и печальных,
Святых и женственно-астральных
Она сумела распознать
И мать Христа, и просто мать!..

Душе хотелось помолиться –
К святому образу склониться!
Молилась, как дитя, сквозь слёзы,
За чудотворну Матерь Божью,
За мать родную, за тот край,
Где три сосны, где роща-рай;
Где от души любила, пела
И по-девичьему ревела!..
За разорённый дивный свет,
В который ей возврата нет!
А дальше: встреча без ответа…
Прощанье!.. Поезд на край света…

Как только мать про всё узнала
(Недолго долю искушала) –
Мужлана с бесами его
Прокляла – всех до одного!
Мессию в сердце приняла –
Искать кровиночку пошла!..

После всего парнишка Аллы
Лупил мужлана, и немало!..
Потом он маялся, страдал –
По «своей ласточке» скучал!
Берёг букетик незабудок –
От милой дар… на грани чуда!
Когда в руках его держал,
Про всё на свете забывал!..
Стал грустным, бледным (вот беда!) –
Свой край покинул… навсегда!

Сектантов сразу ж разогнали,
А чудака того забрали…
Мужлан всё пил… Да раз напился,
Полез купаться – утопился.

...Прошли года. Родилась песня:
Юнец всё ищет на Полесье
Свою зазнобу – кличет в чаще…
И три сосны за нею плачут!..