Нас не осталось

Где пистолет целовал затылок,
Медленно плавится, еле тлея,
Город спрессованный из опилок,
Серых оград, пустоты и клея.
Скалятся звёздные междурядья,
Выше небес расплескалась хмара.
Я просыпаюсь в твоих объятьях
От ледяной пустоты кошмара.

День начинается, как в тумане,
Сон отвратителен и неряшлив.
Что за лекарство в моем кармане?
Черт его знает, сироп от кашля.
Что? Я потом посмотрю по чеку,
Может, найду, чем лечить ожоги.
Нужно, наверно, сходить в аптеку,
Только метель замела дороги.
 
Странно, я словно совсем забыла,
Что было с нами когда-то прежде.
Ты ничего не скрываешь, милый?
Здесь, в темноте, в пустоте, в одежде?
Все это чуждо, и все знакомо
Что-то не так, и в неполной мере.
Чёрное дерево ждёт у дома,
Белою кроной упёршись в двери.

Крестятся ветки под снежным мехом:
Только что начали, и прервали.
Что-то не так даже с гулким эхом,
Даже с водой, что дрожит в бокале.
Линии выбиты над тонами,
Тёплыми бликами гаснут свечи,
Милый, ты знаешь, что было с нами?
Чем завершился вчерашний вечер?

Старые книги облиты воском,
Ржавые стены бесстыже наги.
Я перешла от картин к наброскам
Сколом угля на листе бумаги.
Что-то в снегу обводили мелом,
Что-то оставили на паркете.
Нам ни к чему говорить о целом,
Если отломано больше трети.

Белый январь в тишине околен -
Снежная гладь неживого царства.
Кто-то из нас несомненно болен,
Кто-то из нас принимал лекарство.
Сломаны крылья у мертвой птицы,
На многоточиях все едино -
Боль примерзает к губам убийцы
Огненным заревом белых льдинок.

По вольтажу выбивает двести
Зыбкая ночь, поцелуй Иуды.
Мы просыпаемся в новом месте,
Где никогда ничего не будет.
Двери обтянуты кожей липкой,
Нежностью призрачно-эфемерной
Сколько ещё повторять ошибку,
Что бы она оказалась верной?

Эхо безропотно. Аллилуйя.
В этой постели сгорают двое.
Через транскрипцию поцелуев
Делят на мертвое и живое.
А перед этим шелка из трав, да?
А по весне расцветает кепел?
Это ведь все нереально, правда?
Дом загорелся. Остался пепел.

Стылый январь и прогноз погоды
Белое пламя и мрак бездомный,
Раннее утро, длиною в годы...
Нет, подожди, я должна, я вспомню!
Может быть, кажется, или снится
Ужас, возвышенный до восторга:
Был коридор окружной больницы,
Черные стены и холод морга.

А в телефоне гудки по сетке,
Так старомодно: "Не верный нумер".
Я позабыла принять таблетки,
Что бы понять, что ты тоже умер.
Ножницы, с хрустом, срезают верши
Черного кокона белой кожи.
"Нас не осталось, - сказал умерший
- И никого не осталось тоже"