Между прошлым и настоящим - цикл стихов

от автора: с этих забавных ныне строк начинается, по сути, мой осознанный поэтический путь, до того, конечно, ещё были игрушки и поломанные игрушечки (да и сейчас, я признаюсь, редко поигрываю), предлагаю вам ознакомиться с тем мраком, который мне, по заверениям некоторых особо, все же удалось покинуть!
спасибо за внимание!
пы.сы. и, да, полиритмия (как поэтическая теория, как подход, пересборка) только формулировалась в те годки в моей шляпе, так что кривости, что вы увидите ниже, вря-дли смогут оправдаться полиритмичным "и че?)"


1

Дверь откатом катилась к стене –
звук иного впереди обещая.
Моё сердце колотилось во тьме,
ничего не означая.

На полу и на потолке пыль
собиралась и не исчезала.
И паук в углу комнаты ныл,
паутину свою размножая.

Говорил он: "Мы в остатке все тень,
ползучая на часах".
А я оставался нем,
говорили только глаза.

За окном седым се;ра-зима –
серый вид в ожидании грядущего.
И слезы не пролив, от окна
отхожу почти несуществующим.

Отхожу от окна в запустении,
разбарив бессеребренно молодость.
На часах остался лишь тенью я,
как паук, пожертвовав гордостью,

что всегда по итогу гордыня.
Меня уже ничего не ждёт.
Я – Никто – моё новое имя.
Здравствуй, безрадостный круговорот.

Всё растратив, проюзав, проверив,
повторив судьбу анекдота,
понимаю, что ничего не имею
и со мной лишь моя свобода.

А свобода моя – выбирать
кем мне статься над этою пропастью.
И не хочется мне умирать,
но приходиться.


2

Я болен был в те времена,
я в тот декабрь спал во дворе.
И что-то видел, видел я
и было так себе – такое.

Что-то мерцало с глубины
небес и лунной позолоты.
Не начинаясь, шла зимы
ночь долгая субботы.

Я подбирал осколки фраз,
слова искал в снегу и звёздах.
Зрачок сверкал – то песнь глаз.
Мне было больно.

И я курил, сжимая боль,
где-то в груди её запрятав
глубоко. Но я не воин!
не потому ль мне так ни рады?

Как в старых сказках, я боролся
с тоской, с последней сигаретой,
со временем, что символ торса
античного, с виденьем, бредом.

Но я не воин! Не король.
Не нищий, знахарь или странник.
И по пятам за мной боль
крадётся. Мой вскипает чайник.

Я созову своих друзей,
придет поэт, придет писатель.
– Вы не привиделись ли мне?
– Это тебе решать, создатель...

И молча я смотрел в окно,
мне все казалось имитацией.
Нет в мире, в общем, ничего,
весь мир вообще – галлюцинация.


3

Открыл окно, и обдало по уши ноябрем
по самые лёгкие, окостенел даже мозг.
Я и сам уже был переполнен своим враньём,
потерял всё то, что когда-то собрал, сберёг.

Но забудем... в моем возрасте привыкаешь к холоду.
Страшно другое – как призрак смотреть в окно,
и не ждать ничего, не видеть, не чувствовать. В том году
я ещё был здесь, ещё был живой.

А сейчас – другое, другими раскрашен пятнами,
улыбку непонимания сменил грубый оскал истины.
Было забавно шататься по Маркса пьяными,
когда были все вместе мы.

Сейчас я один, оставил наркотики и пьянки в прошлом,
без них я застрял в немыслимом настоящем.
Но это не важно, важно лишь то, что
как бы сейчас мне снова не стать пропащим.

На то и даны друзья, но что они сделают?
Неужели подхватят меня, выбросившегося из окна?
У них свои дела, проблемы и зимы белые.
Они и не знают, что значит для меня зима...

Поэтому я и ушел, просто исчез однажды.
Никто не заметил, как я пропал, истлел, как пепел.
Никто и не понял, что все это время я был между (даже)
жизнью и смертью, что Юг и Север –

вечно враждующие половинки одного целого.
Так я пропал, растворился в окне с дымом.
Я был не больше, чем вся вселенная,
был не меньше, чем абсурдность мира.

И друзья писали, спрашивали, где я,
мама горевала, но а потом... забылось.
Я был иголкой в стогу, и сам же поджог сено
и огонь замёрз. Было холодно. Осталась сырость.


4

Снег в ноябре –
плохое предчувствие,
как несказанное никем,
то есть несказанное в отсутствии,

слово, что тупик предмета,
общности тягучая немота.
Небо затягивала рассвета
сыпучая дремота;.

А меня разбирало смехом,
то жизнь перед лицом смерти
пролетела. Человека
трясло, но не от холода. В эти

дни пытаешься быть взрослее,
чем ты есть на самом деле,
потому что реальность сама темнее
становится в понедельник.

Сейчас чистый четверг,
а значит намного хуже
стало. Смотря наверх
видишь лишь безразличие стужи.

Снова хочется кислотой
растопить оледенелое сердце.
Ты один на один с пустотой
в комнате без дверцы.

И есть только одно окно,
из него льются мотивы прошлого.
Но, что прошлое, то мертво,
а настоящие – расколото,

исчислено на атомы, на частицы.
Я опять сорвался, чтобы забыться
или мне просто всё это снится,
правду знают лишь сны – белые птицы, птицы.


5

Мои сны – сплошные цветники
на руинах спаленной империи,
заброшенные рудники,
застрявшие во времени.

И каждый такой для меня, как приход
памяти где-то вне,
посмертное кофе, послевкусие от него,
как чирк зажигалки во тьме –

звук исхожденнной в век трясины,
отрывистый свист из тромб.
Каждый такой – вариант бессилия,
каждый мой день таков.

Гнилые внутренности, сумра;к кожурки –
яблоко, как посмотри,
снится мне смерть отчётливо жутко
не из внешнего, а внутри.

Кошмары с бессонницей сливаются в вальс
парадоксальный на вид.
И каждый мой сон в назначенный час
приходит меня убить.

И я поддаюсь, ведь слабее, чем смерть,
к её припадаю стопам.
Плачевно, но надо мне умереть,
вырваться из долгого сна.

А что мне осталось? Кому нужна здесь
моя выпотрошенная душа?
Из ошмёток боли не сложится песнь,
не сложить из дыры стиха.

Но однажды проснусь, и мои стихи
с вами снами заговорят
под другую сторону от реки -
честные, будто взгляд.


6

Вот так посмотришь на себя,
а там уж нету
того, чем был ты и тогда
слетишься с ветром.

Пусть он тебя теперь несёт
спиною к миру.
Был человек, взамен ничто
кого любил он

и кем был раньше, отчего
сам отказался.
Ветер занёс его в окно,
где он остался,

лишь пеплом в закромах,
пятном на чашке
от губ, что он не целовал,
но трогал чаще,

чем каждый третий из её
любовников и друже.
Казалась жизнь такой прямой,
а сталась уже.

Остался памятью в глазах –
узором зимним.
Бродил, как бродит во снах страх –
спичкой над керосином.

Вот так убил в себе себя –
не сладившая птица.
Упавший в снег, пять раз куря,
увидел психбольницу.

Там был ни ад, ни рай, но морг,
звенел в палате Цельсий.
И я – парнишка, что не смог
спастись от само-репрессий.


7

Когда впереди не маячит пути череда
остаётся лишь вспоминать то, что было когда-то.
Вот, картина не маслом – тоскливая долгота,
зимний рай на отшибе земли слеповатой.

Шел декабрьский снег. Жуткий холод внутри и снаружи.
Ночь плыла. И нам не было куда и к кому пойди.
И я нюхал отчаянно, ведь был никому не нужен,
нюхал с тобой, упокоив сердце свое в груди.

А на утро очнулись в кровати одной в какой-то квартире.
И я не помнил ни имени твоего, ни сколько должен за грамм.
Вот так обдолбанным засыпаешь и находишь себя по утру в мире –
опостылевший всем наркоман.

На балкон потом вышли, помню, курили косяк –
один на двоих, так уже тогда получилось.
Я тебе про экзистенциализм что-то плёл натощак.
Ты рассказывала, что недавно впервые влюбилась.

Ещё ты плакала, а после мы посмеялись.
В истоме дыма меж рук плыла самокрутка.
Я сказал: Всё хорошо будет и мы обнялись.
Забавно, но в свои 14 она уже была проституткой.

Пила водку с подругами, не ходила в школу,
ночью на трассе стояла или шабила с кем-то.
Вот так вся жизнь и прошла её по приколу
до одного момента...

Однажды она просто пропала, тело не было найдено,
это я уже позже, намного позже узнал,
вспомнились мне тогда её отцовские ссадины
и пальцы пистолетиком сложенные у виска.

Оглянувшись назад, улыбнулся, махнул рукою.
Смешная жизнь была, в общем, сейчас смешнее.
И достал из чулана петлю, она тоже была смешною,
вспомнил, как своими руками затягивал её на шее.


8

Снег не падает с крыш, с них не падаю я.
Я пока что держусь, но надолго ль, кто знает.
Призывает к паденьям только эта зима,
стон палаты и звон в ушах нарастает.

Я смотрю на бычок, как он тлеет на дне
мусорки, и в нем вижу отчего-то себя.
Вот он затих, или сошел с ума в ноябре,
как я. Задумавшись, не отхожу от окна.

Между прошлым и настоящим застряв,
как идальго Кихот, как в развалинах разума,
понимаю, что что-то пора
делать, течь в новую фазу

с ветром, рекой ли, лепестком цветка,
звёздной пылью, пеплом иль колыханьем травы,
мне надо кем-то другим стать, чтобы себя
спасти, стереть след на снегу, уйти

подальше от чащи, в чашу лесов
опрокинуть замутненную смертью голову,
чтобы больше не видеть всех этих снов,
стук часов не слышать колотый.

Между прошлым и настоящим застряв,
как Улисс возвращаюсь с войны домой –
видимо это моя судьба,
до конца жизни бороться с тоской.

И менять фронт на фронт, что, в сути, не цель,
в сути, любой здесь мой шаг
приводит к грядущему – хвост съедающий змей,
не понятно, зачем и как.

Ведь то, что грядет, повернет лишь к началу –
снова наркотики, больница и бред.
И что с этим делать, как бороться, не знаю,
потому что такой же, как вы – человек.


Этернализм
(послесловие к циклу)

Мне, наверное, в ночь ту опять повезло,
я же выжил, не умер, что-то даже пишу.
Нету даты ещё, но мелькает число
до того дотерпеть бы. Но уж жизнь не сошью я,

не протяну долговязую нить,
не соберу по дворам, по окуркам
свою суть, свою смерть, свою глупую жизнь,
что звучит теперь ни как стих, но как шутка.

Концентрация будущего в словах
поперечно-продольно не существует.
И это принятие, а не страх,
ведь другого не было и не будет.

Время - дискуссия в пустоте,
потерянный я против миросложения,
но пустота обитает в окне -
пустое стихотворение.

И не знаю зачем, для кого пишу,
признаю, что когда-то мы были братством,
но уже того нет, извините за прямоту,
я давно уж не с вами, простите за пафос.

Остались Писатель давно и Поэт
и что-то потерянное там, на фоне,
почти готовое расщепиться в окне
группы, что когда-то было ему домом.

Я устал, я со смертью играть не хочу,
отживу сколько надо без лишних страданий.
Я когда-то любил, но уже не люблю
никого, даже вас. На расстоянии

от конца начинаешь сомневаться в эффекте
прожитого и того, что сейчас,
во времени в целом, в контексте,
в котором застрял, как в окне глаз.

Но в любом случае - уже ничего не осталось,
пара фраз да и только, свобода, память...
Это немного, считай самая малость,
не хватит, чтоб что-то хотя бы исправить.

Всё. Заканчиваю писать. Колокольный звон
в ушах не даёт ни понять, ни объять ничего.
А вы вспомните меня! когда был я живой!
Не помните? Ну вот и я... Заколачиваю окно.

Немель, 2-6 ноября 2021, Площадь Маркса