Ты вышел из дому...

"Hold sudden death before our eyes"
W.H. Auden

Ты вышел из дому;, улыбку
запряча сердцем вдалеке,
оставив всякую попытку
стать не таким, какие все.
Твой хмурый вид воображение
не трогает у горожан.
Ты стал таким, как все. Наверное,
ты получил, что ожидал.

Июнь одарит (спелых яблок,
зацветших с осени с лихвой),
прячь по авоськам. "Прятать я бы
хотел лишь, что возьму с собой" –
подумается в переливах
тоски бредовой, что туман,
затягивающий надрывы
вещей реальных, сам "real".

Пройдешь до парка, на скамейке
оставив кости рюкзака,
измеришь мир на глаз (линейки
не надо, нет здесь потолка).
Коснешься всяких прочих правил:
скамейка, листья, пустота.
Сорвётся с губ: "Блаженный Павел,
где здесь скрывается душа?"

Исчезнешь в ленте магазинов,
исчезнешь в лицах без имён
в исчезнувшей совсем России,
исчезнешь вместе с ней вдвоем.
Искав до боли близкий голос,
до тика нервные слова,
увидишь смерть, несущей хронос.
«У смерти будут твои глаза».
На полустанке, на заправке,
теряя собственность (ключи),
нащупав мелочь, нитки, марки,
протягиваешь и молчишь
то, что больнее всего режет,
то, что дороже вообще
всего – свой вещий взгляд на вещи,
короче, чего нет в тебе.

Вернёшься к ужину как блудный
сын, отрицающий отца,
к часам со стрелкою минутной,
напоминающей: "Пора!"
Стола не тронувши, лишь стула
коснешься тазом, весь паркет
познаешь туфлей – утонула,
за следующей будет смерть.

Пришла непрощенная ночью,
а ты и дверь не закрывал,
да брось обманывать – нарочно,
та дверь – дыхание с зеркал;
та дверь – конечная. Молитва
с уст пересохших (просто брань).
Её слова острей, чем бритва,
что полоснула твою гортань.

***
Успокой же, о, умерший грек,
что давно ещё об этом писал:
"Не бойся меня, человек.
Я пришла взять твои глаза".