Несколько часов

В коридоре без окон сидели втроем,
Бедовые крысы шебуршали по углам.
За стенкой находился ружейный павильон, Охрана которого сменялась по часам.
Во мраке черных от плесени стен
Нежно постукивали старые кандалы,
От которых у всех была мигрень.
Ночь заползала в проёмы и углы.
Узкий коридор заканчивался комнатой,
Из которой лился свет вонючей лампы.
И хоть щель и была никчемной
В ней явно мелькало два лейтенанта.
Офицеры спорили приглушенными голосами,
Их быстрые фразы были глухими
И звенели в голове пожелтевшими колоколами
На площади Санта-Марии.
Я вроде сидел посередине
Или мне так в начале казалось.
Справа был Хорхе, слева Мике,
Лет нам было по девятнадцать.
Рваные на ветошь штаны.
Тонкие, как чуррос конечности.
Гауяберы по локоть в крови.
На Хорхе шляпа остроконечная.

Раздался вдруг голос: “Ведите”.
Мы встали. В дверях лейтенант,
Дышал размеренно кандалам в такт.
Говорит нам: “Сколько хотите врите,
Сколько хотите предлоги ищите,
Но это не поможет вашей душе,
Ведь сейчас на нашем суде
Я буду задавать всего два вопроса
И надеюсь, Вы родите”.
Под локти подхватили тушенку,
Посадили в кресло с красной каёмкой,
Дали сигарету немецкую, я не взял,
Лишь руками развел и промолчал.
Лейтенант начал допрос:
“Где ты был ночью тридцатого?”.
“Пришел домой, не спалось,
Выпил вина горьковатого,
В час ночи заснул сном ребенка
И до петухов не вставал,
Ночью слышал шум,
Будто на улице был карнавал”.
“Понятно, задам второй вопрос
И надеюсь, что ответишь честно:
Ты знаешь где сейчас находится
Анархист Рико Сильвестро?”
“Таких не знаю”
“Не знаешь? Все ясно.
Ведите
Других на допрос,
А этого
В камеру посадите”.


•••


Снова стук кандалов побежал по углам,
Ночь шла позвенивая каблуками из стали,
Меня под руки ввели в подвал,
Из которого даже крысы убежали.
Было трудно наступать на каменный пол,
Осколки окон торчали в соломе в углу,
Света не было, но нужен ли он,
Если лунный свет разрезает ночную мглу.

Прошло довольно много времени, прежде чем привели ребят,
Испуганных, дрожащих от холода или от страха,
Прижавшись к стене, они вышли на середину фрегата,
Присели на скамью напротив меня и говорят:
«Похоже, дело наше плохо, мы слышали, как они шептались,
Выбирали меру наказания, совещались,
Лица были хмурые, уставшие и злые,
Как бы не прилетело нам на головы младые».
Не успел ответить, как вошел офицер:
“Оглашаю приговор”, - я побледнел, -
“По итогам допроса господ-революционер
Вынесен вердикт - расстрел”.

Мир на секунду замолчал,
Ветер перестал выть сквозь щели,
Никто и не пытался возражать,
Не оспорить, не сбежать, что-либо сделать.
“У вас есть время до утра, - сказал палач, -
Проведите его с пользой”…


•••


Стукнул замок, было поздно,
В дверях появился военврач:

“Дааа, не завидую я вашему положению,
Молодые парни, а такая участь и…
Ладно, оставим пустые сожаления,
Кому самокрутку скрутить?”.

Помню этот момент, все остальное в тумане,
Холод, пот от ужаса, мы будто крысы в чулане
Боимся, Хорхе намочил штаны от страха,
Я будто в бреду, вспоминаю маму,
Вспоминаю речку, лужайку, поляну,
Вспоминаю отчий дом, друзей детства,
Милую Аннетт, живущую по соседству,
Походы к людям на безлюдье,
Неразделимую любовь к отцу,
Перепутья судьбы, когда с высоко поднятой   грудью
Стоял с товарищами на плацу.

Жизнь несется перед глазами,
Как кошка, летящая за клубком шерсти,
Нет места сожалениям, мести,
Нет времени обдумать мозгами мысли,
Потому что чертов доктор прислан,
Предлагает услуги священника, пачку сигарет.
Эх, ему легко, ведь нам умирать, а ему нет.


•••


Время утонуло в соломе в углу,
Никто не знал, какой идет час.
Скамейка иногда трещала, подчас
когда я погружался во тьму.
Мике встал под открытым люком
И начал всматриваться в светлеющий нимб,
А время текло, как песок сквозь пальцы,
А я думал, как достойно умереть молодым,
И что если в этой поганой жизни
Не знать мне счастья храбреца,
Пусть слышат: “Верен был отчизне
И похоронен близ отца”.

Вдруг выстрел вдарил по ушам,
Второй, третий, четвертый
Разлились гадким вином по потолкам,
И на заднем дворе кто-то стал мертвым.
Мы испугались - вот-вот наш черед,
Врач начал читать молитву на иврите.
Вошел адъютант (жаль, что не ногами вперед)
И говорит: “Этих двоих за мной! А вы, Гедеш, ждите”.


Ребята не в силах были пошевелиться,
Конечности онемели то ли от страха, то ли от холода,
Моих друзей под руки подхватили два убийцы,
Мике плакал, Хорхе молил вполголоса.
Через секунду во мгле ночной простились,
Молча кивнув потухшими лампами- головами.
Щеки заполнились анархистскими слезами -
Мрази своего добились.


•••


Ожидание убивало, прошел час
Или прошло два часа.
Эти гады со мной играли.
Играли, как та самая кошка с клубком,
Но они скорее играли с клубом табачным,
Когда меня измученного посадили напротив
Пред стеной дыма непрозрачной.
Толстый начал: “Даю тебе последний шанс,
Скажи где Сильвестро и пойдешь на все четыре стороны,
Если станешь раскладывать свой дурацкий фарс-пасьянс,
То полетит не две головки, а три гОловы”.
“Я же уже сказал, что не знаю кто это”.
“Опять за своё? Ну ты и шут!
Ладно, ребята, отведите его в бельевую и дайте пятнадцать минут».

Конечно, я знал, где находится Рико,
Конечно, я не собирался им говорить,
Но чтобы сохранить крайнюю интригу
Мой разум решил подшутить.

Снова в кресле с красной каёмкой,
Снова два хрыча, вымазанные в братской зелёнке,
Снова бессмысленный допрос
И тот же самый вопрос:
«Где?»
«В соборе Святого Николы в восточном районе».
«Если ты врешь, тебе несдобровать,
А если говоришь правду,
Можешь быть уверен в моем слове».

Рико находился у моего брата в Сан-Йото,
И Слава Богу те два идиота
Не заметили моей ухмылки
В этой ужасной курилке,
А ведь один сказал: «Сержант, берите десятерых и бегите».

А я размышлял о жизни, о ее конце,
О неразборчивом гонце,
Который приносит плохую весть
И даже не просит вина или присесть
С дальней дороги.
Тут уж пора думать об эпилоге, но…
Вдруг! дверь нараспашку, адъютант на пороге,
Докладывает: “В результате перестрелки
Ликвидирован революционер Сильвестро на юго-востоке,
Потерь нет, царапины бойцов мелки.
Взяли одного из них, раскололся,
Сопляк еще, на слова повёлся.
Он сообщил, что прятались около года
В местечке под названием Сан-Йото.
В этот вторник взяли Гонсало Гомеша,
Сильвестро решил уйти из укрытия,
Подобраться ближе, подготовить план,
Разбить нас до перекрытия.
Спрятались в соборе, а мы их накрыли,
Застали врасплох и на месте убили”.
“Вольно! Отличные новости, боец,
А вас, Гомеш, мы не расстреляем
Я человек слова, не хитрец,
Вашу участь решим на трибунале”.


•••


Слезы лились по щекам, но я смеялся,
Ночь давно прошла, а я жив,
И как бы я со смертью не считался, 
Не вспомниться мне больше лейтмотив.

Пускай я страхом, рваными штанами, пьян отравой,
Не может мне никто простить при алтаре,
Что Мике, Хорхе там лежат, в канаве,
А я хожу по глиняной земле.

_
декабрь - 20.1.22

частичный сюжет по книге Жана-Поля Сартра “Стена”