Белый завет

Небесница

***
и время пиру и благим словам
и время жертву воздавать хвалам
и время смеху и разлитой ртути
и время грустей и разрыва вспять
и время чистопрудной мути
и время жить
и время умирать
и время горечи
и время плавить медь
и время опознать в ней собственную тризну
и время славить Белую Отчизну


***

 Мой голос оборвался и затих –
С улыбкой предо мной стоял жених
<…>
Дрожала, принимая поцелуй,
И пела кровь: «Блаженная, ликуй!»

А. Ахматова.


ЗАВЕТ

всеочий небесных
согласье в устах:
я буду Невестой
и будет мой прах
целован,
христован
в запруду сирени,
там всех перечислю
до самой последней
любови

***

НАКАНУНЕ.

                I
двинет медведицей
(голы берлоги)
Русь обивала в год тот пороги...

                II
кто ты есмь, гражданин Поцелуев,
что в студены пришел декабри
и поют тебе: "Аллилуйя"
с петроградской чумной стороны?!

ты - хулитель, Спаситель и отрок,
ты - прошедший по тонкому льду -
и в сугробы складируют стопни
и к тебе одному я иду,

я завет белоденный помню:
в ледяное вступаю Вся
и разбившийся снежный окрик
только помнить будет меня...

                III
этот взгляд твой фиалковый - Жмурь -
в теле девственном вражек он рыщет,
из которого снега лазурь
открывается в небья и кличет:
"Похищение сибирянок!"
и дорудное земель нутро
опрокинуто черью скважин
в наше - гроздий - плююще сверло

глазья эти меня пленили -
хомутали на косогор,
и в приданном моем селился
подворотен Пальмиры вор...
Глазья-груды - он черный бисер -
веки-шторы - второй альков,
взгляд как будто последний выстрел
мне, спадающей в красный ров.

я повержена, Цесаревич
ты - фатою и в грудь амулет -
чур меня это что ли светит
под колодезный звук кастаньет?!
наших первых объятий схватка
я порублена на корню -
и лежащее на лопатках
неотступное вдовье: "Люблю"…

                IV
о, мужа нес мне конь венчальный
его глаза вдруг так печальны
и в их бездонной глубине
увидела себя на дне:

она глядит в окон зерцало
в них к горлу подошло Начало
эпохи флорентийской страсти
и деревянные кружала
грозили купол обвалить на снасти

так день настал Великой Сходки
от Храма до крысиной лодки
все жилы пели: "Аллилуйя"
за дочь выходит, нас минуя,
чумной, рябой местоблюститель:
"Зови меня, зови Спаситель!"

так пели хоры в сотни глоток
и провожали Дочь во Гнусь
и в вопле всех косовороток
вдруг потонуло "Не вернусь..."
Гряди Великое Спасенье!

и в той далекой стороне
все говорило о тебе:
"О, нет чернее корабля,
чем звёзд рубиновых земля...
о, двух колец соединенье,
несите Песнь:

как всяка бесь -
ушла в немоты
в день Радости,
день Голубой Субботы!
и всяка звездь,
и всяка весть - он благая
и всяка месть - лишь
хлеба взвесь на рынках Рая!
в день вешней Радости
и белых клювов-фат
мы горьки сладости
с долин Иесофат
несем - возьмите соты
- лучисты и Господни -
в день Радости,
день Голубой Субботни!

так пел алтарь семимолебны
о нас с тобою, Друг-мой-Хлебный,
и глаз всевидящий: "Ты - принцем", -
рукоплескал одной ресницей.

всея сошедши:
лилось ледяное,
лилось голубое
рождение уз - нас горьким поили
"О всех и за Вся"
под сводами Святой Марии!

стоишь напротив, глаза закатив -
от всех подворотен,
и всех - супротив -
согласна ли вечно?!
согласна до гроба! -
вербовщик мой встречный,
смотритель-мой-в-оба!

затишье вдруг легло средь башен -
и колокол уставший,
и на бесславном я твоем пути
живой и мертвой обрету земли
и тихо, тихо
разнеслось: "Беру"

и гулкий свод -
немотствуя от рвоты
- он ликами брачует -
день Ледяной Субботы -
мой первый, робкий,
поминувший в суе -
и потонувший в волгодонском поцелуе
крик
до всех перекрестков и пограничных столбов
"Меня сохрани!" - неслось из оков...


БЕЛЫЙ ДЕНЬ.

                V.
о, черных елей ремесло -
отцветшая худая прорубь
ее в бесснежье забрало
и на груди пригрелась голодь
она стучала уж давно -
бедой немых проклятий-стонов
больничных гулких коридоров

и сон ли это? так нам жить -
в глухом России поднебесье
под горькие дверные песни -
бокал я подниму навзрыд
целуй меня Хулитель строгий
с тобою мне не ведан стыд
с тобою не прошу подмоги

и Времень двинула крылом
в упряжку я сажусь несмело
уже не повернуть с дороги белой
уже не разминуться - поделом:
так нашу лодку понесло
нас с глыбой ледяной венчали
и воды гибель предвещали:
небесий: "Аллилуя!
к тебе приду!
прильну я!
всеколокольным звоном
к ста сорока милльонам
в берлоги маршируя,
к тебе приду,
приму я!
кровь твою...»

                VI
звенят бубенцы напевом арестов -
увозят в заснежье Россию-невесту...

и долгой зимы уста ледяные:
"поемте, поемте псалмы голубые"...

                <…>

и ветер в спину: свищет Норд-Ост
все двадцать лет всхожу на помост

где нам балконные и облак двери
где мы единожды - доныне - звери?!

где сотни раз - и каждый как первый -
растоптанный в ноль уносишься серной

в тот гул бубенцовый и гул подвенечный
как мужем вдруг стал мне вербовщик тот встречный?!

                VII

да здравствует, чумной Содом!
ты показался мне Христом...
иду проспектами небес
с плакатом я на перевес:

"Не прислоняться".
"Форточки не открывать".
  Муж мой - вербовщик
       и Родина - мать!
    
                VIII
в ночь свадебную
(Ночь Расчеловечья)
гляжу из под фат -
дел мастер заплечных:

он возводит меня на плаху,
в чай мешая рязанский сахар;
он поёт про тихое ложе,
на котором бессоницы гложат,
на котором беснуются свиты,
на котором Анна убита...
               
                <…>
ослабели невесты вожжи -
и легли они в брачном ложе
затянувшейся черной слуки.
"не испортить бы эту малину,
искупая всю Русь-равнину", -
вопли ноченек близоруких...


       СУМЕРКИ.

                IX
пою тебя, о мой полет,
Небесницу мою земную,
и тонкий, синий, мертвый лед,
сияющий на ночь Вторую,
пою раздавленное Все ж,
затерянное в лабиринте,
на деревянном корабле
и простынеющую Свежь
крутящуюся в мерном винте:

я в ночь сусальную пришла
и померещилось мне злато
в червону колыбель сошла
всей грановитою палатой
когда бы знать, что черен стих,
на коем распинают гимны,
когда бы ведать снега песнь
и Иверской часовни месть,
что до твоей - вербовщик - схимны
брачует своды в сводень небий
где колокол как конь тот пегий
во яблонь рухнет - гривой в Спас -
и погребальный бьет он час...

                X   
доныне помню первый поцелуй,
он рухнул ледопадом -
муж из племени водаабе;
и возвещал: «panem et circenses»:
               
как по весне подснежники -
повылезали смежники

и черным повеяло звоном
нашитое "Русь" на шевронах...

                XI
заломали руки Мадонне
и удар, прилетевший в живот,
Русь вставала на подоконник
в тот какой-то проклятый год;
в ту годину пожарищ сибирских
в ту годину немых потуг,
разрывалась от воплей Мадонна:
бунт рождённый сбывали с рук,
чадо, чрева ревущего болью,
в чистопрудную брошено муть,
там харкался Христос любовью,
осеняя нам крестный путь
в наше рабье святое безумство,
во грядущих малин житие!

и скулила Мадонна грустно:
"помолитесь о той, что в окне"...

                XII
и ползет она вдруг несмело
по следам "московского дела",
привечая раскосые дали:
Тишины Матросской решётки,
в перестуках реберных чётки -
нас как будто в свидетели брали
Солнца вёсен незаходящих,
всех вдруг ряженых и бродячих,
вторит мантры: "беру тебя в жёны!
и на первый срок, и на пятый:
я бессрочно пришел распятый
подвенечные слушать стоны..."

              XIII
и дано нам испить медовый
такой долгий, такой не новый
месяц, длящийся двадцать лет,
целины той месяц снежной -
так раскинувшейся небрежно
в послесвадебный горький обед...
песни черные медовухи,
всероссийской дождавшись прухи,
комом в горле легли невесте:
"а не надо дерзить так власти,
облачая лай дикой пастью,
провалитесь на этом месте..."

эти песни кляну и помню:
двадцать лет нас топтали в ровню,
двадцать зим я поднять не смела,
весь испивши полония ключ,
глаз тяжелых - свинцовей туч,
и шарахался, отобедав,
призрак, в каждом парадном стоявший,
целовал он меня, проклявши:
будет горе звонить в дверные
позвонки и виски седые,
будет темень ложиться в спины
и согбенные, и немые,
будут эхом пиры чумные
заливать причитанья старух,
будут смехом равнять могильный
черномольно-протяжный стук.
будут месяцы длиться годы,
будут ухать и ахать своды
.....................................................
так протяжно: длинней Трансиба
.....................................................
вторя зову камлающих площадей,
плача громче бесланских седых матерей,
в толще мертвой моля: "Р-о-сс-и-я..."

                XIV
забирали ее невестой
в подвенечные звуки рун
все оставленное над бездной:
горечь тысяч и тысяч лун
и застенные крики вепрей -
вепрей - коих зовут людьми
и отвергнутое веселье
ей мерещатся в ноябри...

                XV
так соловушка громко пела
о наступном золоте дней,
сарафан я черный надела
в наш фарфоровый юбилей...
с безымянного пальца снимаю
полной крови чумное кольцо
и в трюмо годовщин я кидаю
всех морщин родовое лицо:
на себя я взглянуть не смею
в нем печать всех могильных плит
я пред смертью твоею робею
мой вербовщик, что клином вбит
в грудь мою - о моё проклятье!
я тебя отмолю, мой муж,
не носите свадебных платьев
я то знаю как верен плющ,
небосклона Он черный полдень,
Он, что отнял зарю небес,
я то знаю, как их вербуют
вывозя в подвенечный лес,
я отведала эти росы
и несладкий березы сок,
расплетаю седые косы
в твой последний - вербовщик - срок...

                XVI
мне отныне вставать сподручней
с одиночеством белым вдвоем.
из мужей ты быть может и лучший,
но заснуть не дано мне сном

я страшнее не видела пашен:
черный жнец неотступным серпом
водружает надзорные башни
и голодным сенит крестом:
мы отведали эти хлебья
гордых сизых и бледных нив,
и спускаются белы небья,
и кольцуют узда безвремья
в околоток плакучих ив

отвергаю я рай небесный -
васильковый - он скошен в грудь,
мне роднее сделалась пресна
варь пшенична и меди ржавь,
полоумной стою над бездной
и в колодец пускаюсь вплавь:

и уж бревна - мне милы сватья -
ваших чувствую брачий плот
и вода - она белое платье -
одевают меня в хоровод,
и под своды цепей ведерных
вся вхожу в ледяной я зал
и черпаю я самых вздорных
в даль ведущих подранок шпал,
и кладу эту ношу в придань:
что ты сделал с моей страной?!
всех - сто сорок милльонов - на выдань,
все - сто сорок миллиьнов – вой…
волчий, водный, порубленной чащи,
что со дна - он мне уши в кровь -
я здесь вижу глаза стеклящий
Ужас чёрный - как та свекровь,
что заспинная Оклосмертья,
от тебя - ледяная бризь -
от тебя шарахаюсь Ввысь...
и с собой забираю недра:
лебединую песню ту –
поминального эха кутью...

                XVII
Inglaterra
и черный воздух -
ледяного исхода поступь:
вербный
дикий
полёт
прощенный -
в устаканилось
устряслось,
зимородок
и зиморозь;
.......................................
сиротливую
речь
нашу русскую
я как пальцев своих
не чувствую…
оттого ли?!

              XVIII
а в поле лежала там дева без вести
споемте мы други последнюю Песню
земле отдаемте мы Матери - Дочерь
сто сорок милльонов - закроемте очи:
поют уж метели и враниев грай
ее Неневестной проводим те в Рай;
Гряди, Голубица и снегом седьмым
запомни навеки как будешь ты с Ним,
и с белых полей мы снежного хлеба
- он твой поцелуй и заповедь неба -
на гу'бьях застынет в краю ледяном,
поемте, поемте наш грустный псалом...


               XIX
все кончено, последний стих.
а за спиною в новь Жених -
его румянец так наливен
(уже багрянец в небе синем)
так мерны желваки суровы
(уж в небе налились подковы)
очей фиалковые жажды -
он обещает быть однажды;
и так чеканны его ступни -
мне этот звук знаком до боли...
кто есмь ты?! кто ты?! из какой шинели?!
(и небеса вдруг почернели)
пришел на мой посмертный ужин
и значит завтра будет Стужа...

                2019-2020


Не вошедшее
 
я не забуду как летели,
на лад свиридовской «Метели»
чумные годы молодые,
как поцелуи ледяные
рядили эпоху в лучи синецвета –
 я все это помню
и проклят за это…