Собственное признание. Стихотворение в прозе

         Прокладывая новую дорогу, я прохожу через многолетнюю чащу написанных мною стихов и по окраине леса моей прозы.
         И поэзия, и проза существуют для того, чтобы мы ими жили. В произведениях, которые я сочиняю, нет фактов, а есть слова, нет реальности, а есть образы. Сочинения ближе к благоуханию, чем обычно полагают. Ими я живу.
         Часто я подзываю к себе голубей, синиц, воробьёв. С ними прилетают и две сойки. Им я читаю тексты стихов или прозы. И, чтобы птичкам было у меня в гостях приятно, угощаю крошками хлеба или остатками еды со стола. Они едят и слушают, головами кивают - соглашаются, крыльями хлопают - аплодируют. И я хочу, чтобы моими слушателями была бы природа, и только она. Может, ветер, солнце и птицы мне лучшую рифму подскажут, окажут большое влияние на эстетическую мысль…
         Проходя через многолетнюю чащу и лесную окраину написанных мною произведений сохраню только немногие, только те, чьи стволы оставят зазубрину на топоре беспощадного времени. Я не собираюсь и не стараюсь быть поэтессой. Об этом знает огонь, на котором жгу свои строки. Огонь умеет молчать о том, что я сочиняю. Но кто-то меня выдал раньше, чем сама призналась в этом. Кто же выдал меня? Уж не пепел ли?
         Когда друзья узнали, что я пишу, стали уверять, что все мировые загадки и отгадки правды и кривды разрешены, о любви и смерти всё сказано, я с грустью подумала, что мне и заняться нечем. Но однажды, слегка усомнившись в одной незначительной истине, увлеклась проверкой. И, представьте, вдруг оказалось – всё – от Альфы до Омеги надо решать заново. И это было, несомненно, моим счастьем. И тут я вспомнила высказывание Сергея Есенина, что … в жизни должно быть искание и стремление, без них смерть и разложение. Нельзя человеку познать Истину, не переходя в условия и не переживая некоторые ступени, в которых является единичное сомнение.
         Вот поэтому в наш век, открытый и штормовой, когда в исканьях и тревогах вся планета, я вознесла (как это делали и делают поэты!) лирический свой парус, тот, в который верили Данте, Шекспир, Пушкин, Есенин, в который верят и мои прекрасные современники.