Средь шумной звездной тусовки
В тревоге пиар-суеты,
Меж артистов, певцов, дам с Рублевки
Я тогда наводила мосты.
Ведь я - светский обозреватель,
Интервьюер, акула пера,
Непечатавшийся писатель,
Разведенка, etcetera.
Вдруг ко мне подплывает мужчина
В модной кепке, рубашке - эстет.
Заливистый смех без причины,
Представьте, известный поэт.
"Этот, знаешь, шлягер? - Ну, знаю,
Я написал, - говорит,
- Что за часики? - не угадаю.
- Олигарха дар: "Патэк Филипп".
Несмотря на возраст почтенный
Он был в сущности как дитя,
Мишурою и славою тленной
Гордился всерьез, не шутя.
Телефончик мой взял он томно,
Острил, подмигивал, врал.
Подарил стихов своих томик,
ИМХО звонил, узнавал.
Критик скорчится: не Есенин,
Рифмоплетствующий хулиган.
В моих глазах он - сущий гений,
Стихи - золото, чистоган.
Своих вирш экзотично-манерных
Про пальмы, акул, потаскух
Он не читал, зато нервно
Цитировал классиков вслух.
Восхитился, как я, с виду дура,
"Графа Нулина" сьела с трех строк,
Ведь по русской литературе
Мне всегда было "пять" за урок.
Он ходил как гусак, король бала,
Поэтище, рифмы Атлант.
Сзади я едва поспевала.
Зачем? Все прощу за талант...
Светский лев, он меня, "пионерку",
Стеснялся, считал "моветон":
"Ты как шмара из Альбукерке -
Надень Гуччи, Луи Вуиттон".
На последние гонорары
Клатч купила из бивней слона.
Об аренде мечтала Феррари.
Зачем? Я была влюблена...
А он? В ресторане Арбата,
Счет на 1000 рублей взяв, схохмил,
Обхожусь ему дороговато.
А что я? Очарована им...
Расставшись грустно с деньгами,
Лысоватый под кепкой, лихой
Трубадур побазарил с кентами
Стихи - уау - берет Игорь Крутой!
И недремлющий "Патек Филип"
Призовет его на пикап-флирт.
Кричит встречным красоткам в угоду:
"Не отдай поцелуй без любви!"
Те шарахались от сумасброда.
Не ревную: поэт, черт возьми...
В "Ситроэне" рябиново-красном
Ездил он, слегка матерясь.
Подарок любовницы страстной
И бывшей, вздыхал ловелас.
"Поставила мне ультиматум:
Или женимся, или врозь.
Я уперся, не мой это фатум -
В крышку гроба любви забьем гвоздь!
Ну, зачем так наотмашь, жестоко?" -
Он на бывшую сетовал мне, -
Я - бобыль, она - одинока,
Так бы дальше жили вполне".
А мне жалко было богачку:
В любовный скрутилась клубок,
На клетку мечтала гордячка
С птицей счастья повесить замок.
В Переделкино, близ Пастернака
Дачи, где он бесплатно жил,
Он с таким филфаковским смаком
Душу мне свою обнажил.
Первый секс, любви первой проколы,
Как страдал сам и мучил других,
Как детей приносили в подолах.
Всех имел: от "княгинь" до ткачих.
Эпатировал как а-ля Пушкин,
Редактировал воз чепухи,
Как в постели он, две подружки,
Любили грехи и стихи.
А потом он зачем-то женился,
Ненавидит стерву-жену.
Квартиры престижной лишился,
Мебеля он намерен вернуть.
Его любовные похожденья
Не рождали во мне экстаз.
Я мечтала увидеть рожденье
Бессмертной поэзии фраз.
"Почему ты больше не пишешь?" --
Деликатно спросила его.
"Как писать, - мямлит, - музу не слыша,
Не взлетает душа высоко".
С завидным зато оптимизмом
За презренную прозу взялся.
В жанре "грязного реализма"
Он решил поймать карася.
Искрометно пишет прозаик
Лет двенадцать уже свой роман.
Каламбуров, перлов мозаик
Бриллианты войдут в фолиант.
Он не может остановиться
И в издательство сдать шедевр:
Появляются новые лица,
Неудачный эпитет - в биде!
Иногда я что-нибудь брякну,
Он смеется и пишет в блокнот.
Кладовая слов не иссякнет -
В норке тащится лингвист-енот.
Тайну текста хранит он особо:
Никому не читает роман.
У его только узнаем гроба,
Как жизнь описал бонвиван.
Я читала ему свою прозу,
Он выдерживал пару секунд,
Хмыкал: "Слог твой не виртуозен!
Ты ж не Фрейд, не нуди как Зигмунд.
Посмотри, как мой дискурс сверкает:
Все на месте, просодия, ритм".
Мне ж казалось, что он подражает,
И души лишен тот алгоритм.
В экстравертности вечном кумаре:
Все на публику, все на пиф-паф,
Чайник пыжится самоваром
И дымит, и блестит, но не варит трав.
Уважал он Чарльза Буковски,
Генри Миллер, Берроуз - герой,
Веню с Эдичкой философски
Обсуждали мы с ним взапой.
Музой стать его не получалось:
Не вернуть уже в стойло коня.
Но поэзии переходное жало
Мистически впилось в меня!
У меня со стихами затишье
Иль кропала со скрипом шпалер,
Рядом с ним же четверостишья
Фонтаном лились, вот пример:
Ты идешь как столичный пижон
С чайником, без коромысла -
Какой пошлый мужчина все-таки он,
Пронеслись в голове моей мысли.
От способности вдруг элитарной
Я в шоке, ниспослан кем стих?
"Моей аурой, элементарно!" -
Обьяснил он сей детектив.
Моя крепость сдавалась чудесно,
Он сказал, отвернувшись к стене:
Я как человек, Ева, честный
Терь жениться должон на тебе.
"Даааа!? А ты, правда, честный?" -
Я спросила, рассвет уж синел.
Разговор для меня очень лестный
Был скомкан, и он захрапел.
И сошла на нет встреч вереница.
Зима все закружит, завьюзжит.
Укатил он в свои канны-ниццы
Пить с ****ями "Шато Лаффит".
Много лет прошло неизбежно,
Он женился, умерилась прыть.
А я с музой воркую так нежно,
Как дай Бог гнездо ему свить!
И порой вспоминаю мгновенье:
Явился Поэт предо мной,
Как залетное привиденье,
Как падший ангел хмельной...
Свидетельство о публикации №123011505181