Иду к храму

  Иду к храму,  как сказали - старообрядческому, на экскурсию, можно сказать. Иду через кладбище. Снег, хоть и  зима - растаял.  Зелёный мох, поселившийся на камнях памятных плит, на кованых решётках оград и на толстых стволах лиственных дерев смотрится вызывающе радостно, так же, как и жёлтый песок, и свежие цветы на новых могилах.
  Дождь и ветер. Порыв воздуха развернул неожиданно мой зонт в обратную сторону. Тут же закаркала вездесущая серая ворона на толстой чёрной ветке надо мной. Думал – со мной общается, – так нет: она - к другой вороне. А та, другая, стащила с могилы красный прозрачный высокий стакан от лампады и тащит его, тяжёлый, подальше от места преступления,  оставив тёмный металлический подстаканник перевёрнутым рядом с выбитыми годами жизни усопшего.
  Оттащила добычу, и стала остатки масла выклёвывать, неудобно погружая голову до самой шеи в узкий стакан, и тут же вытаскивая её, и косясь на другую ворону, которая, то ли стыдила её криком, то ли поделиться требовала.
  За кладбищем церковь выбеленная. Внутри она огромной кажется. Росписи её одинокие где-то там, в тёмном верху. Стены её когда-то бирюзовые и пустые.
  Народ крестится тремя пальцами. Никаких признаков старообрядчества. Я не стал ни у кого удовлетворять своё любопытство по этому поводу.
   У выхода чёрная мраморная доска с именами погибших за Царя и Отечество в войне с Японией, с призывом молиться.
   Да, надо молиться.