Чума

      
               
                Мой позывной «Чума». Отгремел наш последний скоротечный бой, и вот теперь только мы вдвоём, с тяжело раненым другом, уцелевшие из всей разведгруппы, стоим опершись о стену разрушенного храма. Она, как и мы вся изранена шальными пулями и осколками. Эти последние мгновения, как никогда сблизили нас. Но они с неизбежностью истекают вместе с нашей еще теплой кровью, впитываясь в эту черную землю опаленную такой немыслимой, неправедной войной.
                Напротив, два угрюмых нацика с усталым безразличием, как бы нехотя, снимают с плеч свои «калаши». Вот один, с вытатуированной свастикой на шее, в кепке полицая, ощерив ухмылкой давно не чищенные зубы, впившись в нас волчьим взглядом нажал на курок и наотмаш полоснул очередью…
                Россыпь свинцовых градин летит ко мне…
                Неожиданный резкий порыв ветра тряхнул ветки и спелые яблоки обрушились вниз, громко барабаня по козырьку над крыльцом родного дома, и скатившись посыпались в траву. Галина, обернувшись на резкий звук. В безотчетной тоске прижала руки к груди. Что-то заныло, защемило там, словно невидимые когти впились в бешено колотящееся сердце. В ее расширенных зрачках, обращенных к небу, отразился неизъяснимый страх. На какой-то миг в них как будто все потемнело…
                Она не знала сколько это продолжалось. В реальность ее вернул звонкий смех маленькой Оксаночки. Вся в лучах яркого летнего солнца, она подбежала к крыльцу и стала собирать красные яблоки в подол белоснежного сарафанчика. Все еще не осознавая причину, Галина снова взглянула вверх – туда, где высоко в небе раздавался протяжный клекот одинокой птицы…
                В эти последние мгновения и я провожаю взглядом, почти улетевшую за горизонт небесную странницу, зовущую свою стаю. Долети, долети родная к нашим, передай – мой позывной «Чума».