Роберт Сервис The Convalescent Приходящий в себя

                Robert William Service
                The Convalescent

...So I walked among the willows very quietly all night;
There was no moon at all, at all; no timid star alight;
There was no light at all, at all; I wint from tree to tree,
And I called him as his mother called, but he nivver answered me.

Oh I called him all the night-time, as I walked the wood alone;
And I listened and I listened, but I nivver heard a moan;
Then I found him at the dawnin', when the sorry sky was red:
I was lookin' for the livin', but I only found the dead.

Sure I know that it was Shamus by the silver cross he wore;
But the bugles they were callin', and I heard the cannon roar.
Oh I had no time to tarry, so I said a little prayer,
And I clasped his hands together, and I left him lyin' there.

Now the birds are singin', singin', and I'm home in Donegal,
And it's Springtime, and I'm thinkin' that I only dreamed it all;
I dreamed about that evil wood, all crowded with its dead,
Where I knelt beside me brother when the battle-dawn was red.

Where I prayed beside me brother ere I wint to fight anew:
Such dreams as these are evil dreams; I can't believe it's true.
Where all is love and laughter, sure it's hard to think of loss...
But mother's sayin' nothin', and she clasps -- a silver cross.

                Роберт Уильям Сервис
                Приходящий в себя

...В общем так, всю ночь я тихо между ивами плутал,
Нет луны, совсем не видно, и для звёзд час не настал.
Света нету, света нету, меж деревьев ночь одна,
Звал его, как раньше мама, а в ответ лишь тишина.

Звал его всю ночь без толку, хоть весь лес я пропахал,
И я слушал, и я слушал, но и стон не услыхал.
Я нашёл его под утро, небо было уж красно',
Я искал его живого, но он мёртвый был давно.

Понял я, что это – Шеймус, вот и крест его на нём.
Но вдали сигнал раздался, пушек рёв, мы – под огнём,
Медлить было невозможно, помолился за него,
И, сложив ему ладони, там оставил одного.

Птичий щебет, птичий щебет, в Донеголе по весне,
Дома я теперь считаю – это всё приснилось мне.
Снились лес злой, брат мой мёртвый, на коленях я стою
На заре кроваво-красной в огнедышащем бою,

Я молюсь подоле брата, скоро снова бошей бить.
Это сон дурной, не верю, что могло такое быть.
Где любовь и смех, там больно вспоминать тех, кто убит,
Только наша мама молча крестик брата теребит.