Про 90-е

Зубам во рту стало тесно, как пальцам в малом ботинке. 
А мыслям в башках просторно, - извилин, как кот наплакал.
Каждый пытается злиться. И как на плохой картинке,          
лицо в обрамлении комнаты, в зеркале, - как в клоаке.

На улице выглядеть проще. Выходят пропалывать вечер               
хорошие папы и мамы, строги глаза их и уши.               
Едва они снимут охрану, мат, как заряды картечи,            
и вспышки проснувшейся плоти дырявят их деткам души.      

Помады кровь проливают, в коротких босых пальтишках,
школьницы на амбразурах штанов седых павианов,
а те, спешат отличиться, как не сумели в мальчишках.       
Им грезятся стервы и дуры - издержки их школьных романов.

Зажав мировое пространство в цветную покорность дисплея,
лишь робкий сосед математик, верен своим аксиомам.
Бомж тоже сжимает пространство, но, рядом в кустах колея,   
глазами, между кустами и золотым гастрономом.

И Карл позабыл о кларнете.
И Клара давно без коралла.
Все чаще теперь в интернете,               
а не под одним одеялом.

Глаза не влезают в орбиты,               
рыдают кларнетами оба.
Об пол тел кораллы разбиты.               
И, вместо любви, пассадобль.               

Вокруг все друг другом довольны. Справляя нужду полевую, 
за двадцать пять километров, в любом направленьи, крестьяне,
не зная времени года, без устали торжествуют,               
теперь им живется привольно, без тракторов и бани,

без яровых и озимых, без парнокопытных и моно.
Остатком рта маскируясь, два зуба вампирно щеря,               
уставясь глазами бабки в наставшее время оно,               
завалинка круг последний, проходит, навскидку меря

погост, что, расползшись по горке, морем крестов бушует.
Там, ставший крапивой и мятой, спит маршал, накликавший беды.         
Огни раздувая в каминах, помещик, то с быдлом воюет,          
то кормит с руки ветеранов - призраков Дня Победы.

Пасьянс разложив в мезонинах, спустившись с пригорка, верхами
мечтая промчаться, графиня - вчерашняя пом. зав. сельмагом,
к пруду изменившись лицом, бежит. Подперев лопухами,         
причинное место, напуган, рыбак под кустом белым флагом.

На золотом крыльце сидели
олигархи и кретины,
и задумчиво глядели,               
на старания скотины.

Олигархи и кретины
поют песни дружным хором
испугавшись сей картины               
реет ворон над забором.

Все прячут красные уши. В моде теперь золотое.
Чудовище из преисподней вновь пучит белые склеры
теперь, когда доломали несчастье его холостое,               
куда до его достижений бациллам чумы и холеры.

Деньги, как плебс в Эрмитаже, дрожат, посещая карманы.
Те, что "вчера", так и ищут себя на истертых пластинках,
Лицо толстяка и жеванье, молодость и наркоманы,               
тождественны, как поросята, в когда-то веселых картинках.

Модели резиновых кукол в меню-каталогах элиты.
Живые рожают мальчишек и, слушая вопли с Марса,
ежатся, зная, что это, призывы, но не Аэлиты.               
С востока встает с улыбкой лицо желтолицего Маркса.

Сжимается тень от России. Забыв на зубах икринку,
решает пометить Европу, забыв заодно и про разум,
вождь шестой части суши, у трапа открыв ширинку,            
шагает в усталое счастье, спутав оргазм и маразм.

Рак руку греке изувечил,
таков прикол у этой твари.
Дурак себя увековечил,               
сломав с размаху Страдивари.         

Залез на Кремль иностранец
желает взять в аренду солнце.
Китаец прячет в желтый ранец               
штаны, подальше от японца.

В кино мужики моисеют, и стенкой ползут брат на брата.
Затем удавили собаку, что жить без зарплаты обидно.
В стекла кидают с размаху оружие пролетариата.               
В Америке птица колибри вьет гнезда, которых не видно.

По пампе в слезах бродит пума - украли индейцы оленя.
Жует пучок сельдерея коза - утешение зэков.
Огонь запалив среди чума, коряк четвертует тюленя.             
Потеет страданье, штурмуя жилища Собесов и Жэков.

Сорокалетний писатель в бумажнике ищет купюру.
В обертке от презерватива, с тл. незнакомой брюнетки,
находит уставшую рифму. Пытаясь прикинуться дурой               
пугает подростка абортом подружка его соседки.

Военный парад марширует. Тут больше не возят ракеты -
горючего мало. Шагают здоровый и инвалид.
Что немцам не отдали деды, жрут дамы в окошке кареты.          
А внуки тех дедов за это уничтожают как вид.

Рыжий рыжего не спросит,
где тот ловит карася,
чем тот морду купоросит.               
Демократия - нельзя.

Босый кто-то, с бородой
бродит по земле с крестом,
весь голодный и худой,               
говорят, - зовут Христом…

11.03.22.