Сельская баня

Я помню с детства, как в тумане:

за фабрикой стояла баня,

не городская, не громада –

не велика, а всем отрада!

В мороз ли, в зной ли, в злую вьюгу

перемывала всю округу –

до одного всех человечка.

Живой поток – людская речка –

со всех сторон сюда стекалась,

чтоб смыть заботы и усталость,

чтоб посвежеть, омолодиться,

чтоб будто заново родиться,

чтоб с чистым телом и душой

вновь погрузиться в будней рой.



Без настоящей жаркой бани

в деревне жизнь не представляли.

У нас, у русских, испокон

в чести неписаный закон:

в конце недели мыться в бане,

иначе жизнь постылой станет.

Без бани жить не по-людски –

душа завянет от тоски.



Не зря тот домик низкорослый

манил к себе детей и взрослых

и рад был прошеным гостям,

и мыл все семьи по частям:

по пятницам – мужскую часть

попарит веничками всласть,

ну, а в субботу – бабье царство.

Не хитрость в том и не коварство –

всего один был банный зал,

и не разделишь – слишком мал.



Но хоть и мал, но всё там было,

как будто в бане городской –

и под ногами плыло мыло

широкой белою рекой,

и те же каменные лавки,

и те же скользкие полы,

под краном для тазов подставки –

в чугунном кружеве столы.



С каким неистовым шипеньем

из кранов рвался бурный ток:

один пугал своим кипеньем,

другой обжечь морозом мог.

А рядом – очередь живая –

блестящих тел неровный строй

тазы железные до края

наполнить банною водой.



Там, помню, даже ванны были,

в них малышей купали-мыли.

Да и постарше кто, порой,

над ванной высился горой.

Бывало дети, точно утки,

сидеть в воде могли хоть сутки –

свои игрушки мыть-купать,

пока заботливая мать

самих их мыть не начинала.

И тут уж баня не молчала –

сливалось всё в единый хор:

плеск, вереск, грохот, рёв и ор!



Шумела баня, оглушала,

душила жаром, и, бывало,

иной, попав не в рай, а в ад,

был вовсе бане той не рад.

Да и поход еженедельный

порой был в тягость, утомлял,

и кто особенно был дельный,

себе отдельно собирал

из брёвен баньку в огороде.

Но было их наперечёт.

Как ни крути, а всё ж в народе

фабричной бане был почёт.



В «мужские» дни, глядишь, бывало,

то в ватниках, то в пиджаках

идут, как будто бы с вокзала,

всё с чемоданами в руках

мужья, отцы, сыны и деды,

внучата, братья да зятья

парка горячего отведать,

а после – крепкого питья.

Идут небриты и помяты,

неделе трудовой – конец.

Из бани выйдут – те ж ребята,

но каждый свеж, как огурец,

причёсан, выбрит аккуратно,

ни дать, ни взять – Ален Делон!

Струится терпким ароматом

мужской тройной одеколон.



В субботний день с тазами в сетках

со сменой чистого белья,

одеты в старенькое, ветхо,

справлялись бабы, ребятня.

В хорошем в баню не ходили –

ни-ни, чтоб с норкою пальто

иль сапоги из крокодила.

Такого не водилось, но

зато уж чистое – на тело,

чтобы белей, чем белый снег,

чтоб всюду кружево блестело,

чтоб было видно: человек

не беден, справен, чистоплотен,

имеет новый трикотаж,

бельё из дорогих полотен.

Который раз ажиотаж

вокруг какой-нибудь мадамы

вдруг возникал – достала где?

Теперь уж это стало хламом –

пылится в старом сундуке…



Проходит время, всё меняя.

Застыла баня под замком,

и кто помладше уж не знали,

зачем был нужен этот дом.

Сначала думали – на время,

вернётся к жизни здравый смысл.

Она ж ветшала и старела,

замки с дверей оторвались,

и вслед за тем от сельской бани

уж не осталось ничего –

всю на кирпич перетаскали.

Быльём то место поросло…



И по субботам уж не встретить

румяных разомлевших лиц,

как будто до нага раздетых –

без длинных крашеных ресниц.

Как на Алёнке с шоколадки,

на каждой чистенький платок.

Зимой – белеет из-под шапки,

завязан сзади в узелок.



И в летний зной картина та же –

белеют головы в платках,

кто в платье, кто в халат наряжен,

авоськи пухлые в руках.

В авоськах с сосками бутылки

да фляжки с питьевой водой,

мочалки тёмные из лыка

да таз огромный запасной.



Поклажа вся в нём размещалась:

игрушки, кружки, бельецо.

Покрыт эмалью, из металла

был этот таз.  Ох, нелегко

тащить его, да после бани,

когда уж ноги не стоят.

Пластмассовых тазов не знали,

но верно люди говорят:

«Беднее жили мы, да чище».

А что теперь – по всей земле

бутылок пластиковых тыщи,

куда ни глянь – везде, везде…

Везде клочки пакетов рваных,

повсюду грязный пенопласт.

Желать земле помыться в бане? –

Пугает многозначность фраз…



…Жизнь изменяется, конечно,

в помине сельской бани нет.

Но всё ж порой пришлёт сердечный

нам жизнь из прошлого привет:

раскроются пошире дверки,

и выйдут бабы из такси,

глазам хоть верьте, хоть не верьте –

в руках – из пластика тазы!

Под шапками платки белеют,

прёт из машины банный дух,

и лица счастливо алеют.

И кто-то громко скажет вдруг

слова из дней далёких, старых,

прошедшие через века,

по-русски, просто: "С лёгким паром!"

В ответ: "Спасибо!" и "Пока!"'



2014 г.