Цугцванг

На молибденовых струнах души,
Слегка гнущихся, рвущихся где-то.
Я сияю посредине тиши,
Задену и назад жду ответа.

Он не последует из тишины,
Я это знаю, наверно,
Ведь мои пальцы обожжены
И сгнили уже чрезмерно.

Я всех сужу по себе,
А потому вокруг лишь враги.
Я закрылся в горящей избе
И жалость меняю на сапоги.

Мне всё вычурно, странно,
Душно и тесно в моей голове.
Одна сторона хулигана
Хочет пробиться к толпе,

Другое лицо дурака,
Лезет повсюду без спроса,
Опосля глаза знатока,
Смотрят слишком раскосо.

Я не выберусь никогда
Из этой старой, горящей избушки.
Здесь и сгорю от стыда,
Не завидя той самой старушки,

Что себя величала умом
И тщеславием кичилась страшно.
Это жалкий синдром,
Но уже похоже не важно...

Ведь сперва важно то,
Что струны порвались давно,
И не гожусь я больше в артисты,
И что ноты в моей голове
Грубые и голосистые,
И что туз в мое рукаве
оказался пустой бумажкой,
И что я как обычный дурак
так и остался дурашкой...