Чёрные воды сознанья и души

Ты делал только зло,
Но говорил, что всё это забота,
Ты делал больно мне, и год за годом,
Но уверял, что это от большой любви.
Ты говорил, что не ценю души твоей порывов,
Сделать всё так, чтоб мне же было хорошо,
И звал всё наглой, эгоисткой, Неблагодарной мразью ты меня,
Но знал бы ты, хоть отдалённо...
Что не забота это, не любовь.
И не добро это, и, бросив корку хлеба,
Нельзя кричать, в грудь кулаком стуча,
Что щедр ты безмерно, как ни одна душа.
Разумеется, кроме тебя...

Быть может, я когда то верила,
Что всё действительно именно так,
Но нет... Очередной обман разрушив,
Смогла увидеть я, как обстоят дела у тех,
Кого ты кликал монстрами, живущими в низине,
Той падалью, что от животного не отличима ни черта.
Нет, знаешь...
Падаль вовсе не они, и монстры, тоже.
Всё это время монстром был лишь ты один.

Ты всё хотел, чтоб все сидели мы у твоих ног,
Послушно подавая голос, когда решишь ты бросить кость.
И это, как говорил ты, и есть твоя любовь?
И величайшее добро, и громкая «забота» —
На самом деле бесконечно повторявшийся террор?

Ты думал, что мы куклы, рабы без воли и рабы без чувств,
Что подчиняются тебе безоговорочно лишь от того,
Что, якобы, позволил ты продолжить проживать свою никчёмную и крохотную жизнь?

Так не бывает! Слышишь?
Давно ушла та страшная пора.
Ты нам не бог, ты не правитель,
Не пуп земли, всё восседающий на троне золотом.
Ты лишь обычный человек, и мы, вот удивленье, тоже!
И нет никакой власти у тебя над нашими главами и над нашею душой.
Никто ты, слышишь?
И будешь ты никем всегда.

Ты был, останешься и будешь,
В глазах всех наших беспощадным, алчным злом.
Тем монстром, что глубокой раной,
Незаживающей даже сквозь долгие года,
Всенепременно отзываться будет,
Напоминая вновь и вновь,
Какое каждый пережил дерьмо и зло в неволе,
Закованный в тугих, стальных, тяжёлых кандалах с израненной душою,
Когда всё это прикрывал ты громким словом,
Всю эту боль назвав «добром»,
И щедростью немеренной поистине большой души.

Как же смешон ты, боже...
Неужто думал ты, что, получая раны,
В слезах от боли корчясь, кровИ поток молясь остановить,
Я буду думать, что всё Это — есть ничто иное, как любовь?

Неужто думаешь ты, в самом деле, что то, что я боюсь тебя,
И каждый чёртов раз, к моему сожаленью,
Всё лицезрею твоё мерзкое лицо в своих кошмарных снах,
Как раз есть то, что кликать буду я любовью?
И назову всё это безоговорочно добром?

Любовь не ненависть, и не жестокость,
Не боль, что причиняется изо дня в день.
И как ты мог, оставив рану колкую на теле,
След чёрный отпечатав на душе,
Кричать при том на всю округу,
Что всё это и есть любовь?

Ты отнимаешь мою жизнь,
Все силы на неё высасывая каждый день,
Но продолжаешь всё кричать в лицо,
Что это делаешь ты, потому что хочешь,
Чтоб было у меня всё хорошо...

Нет, ты этого не хочешь...
Ты хочешь только смерти мне —
Вот в чём секрет.
Ты только хочешь, чтоб я стала
Тем идеальным образом в твоей безумной голове,
Но не собой,
Чтоб мог ты наконец вздохнуть спокойно, надменно протянув:

«Вот видишь,
Ведь можешь быть ты человеком, когда хочешь.
Могу не бить тебя теперь.
Пару часов...».

Ха-ха, и что я слышу, и даже так, всего «пару часов»?
И что изменится тогда, а? Скажешь?
Малейшая оплошность — снова боль.
И снова кровь. И слёзы вновь.
А ты продолжишь восседать на своём троне ядовитом,
Что существует лишь в твоей жестокой голове.

Ты не узнаешь этого, ты не увидишь,
И не услышишь никогда:
Тебя так сильно ненавижу,
Что гнилью покрываюсь вся сама.
Здесь нет любви, и никакой заботы,
Здесь нет и толики добра.
Ты мой мучитель.
И ты жесток. И злобен.
И всё, что вызвал ты за все эти года —
Лишь моя ненависть. И та же злоба.
Я не любила, и не буду,
Такого монстра никогда.

И всё, о чём молю я Бога каждый день —
Чтоб он воздал тебе по всем твоим заслугам,
И утащить позволил злобным адским псам тебя на дно,
Где загрызут они тебе там горло,
Чтоб ты от муки сдох, но не совсем.
Чтоб возрождался год за годом,
И вновь был съеден адским псом.

Твоих грехов так много,
Что на суде, пред смертию своей,
Не смог бы даже за столетья,
Ты прочитать хотя б каждый из них.
И не покаялся б ты, тоже.
Ты, сказать осмелюсь,
Вообще б того не захотел.

Ведь ты не видишь в этом злобы,
В твоей главе у нас всё очень хорошо!
И ты замена для меня всевидящего Бога,
А я же, для тебя, твоя прекрасная мечта,
На деле же — лишь жертва.
И от оков твоих освобожусь я лишь тогда,
Когда ты в муке сгинешь,
А я над телом твоим хладным посмеюсь.

Запомни истину: тебя я ненавижу.
До глубины души своей.
Настолько глубоко, что не отмеришь ты чертою
Тот безграничный чёрный океан.
Я ненавижу, слышишь? Ненавижу!
И ненавидеть буду я всю жизнь.
Твою, свою, и их... Тоже.
И пусть я стану массой безобразной целиком из гнили,
Я лишь тебя продолжу ненавидеть.
До конца.
Ведь ненависть, обида, злоба —
Всё, что я имею от тебя.
И я прошу, умри ты в муке вскоре,
Чтоб я могла себя освободить...