Ты вербной веткой зацвела

Ты вербной веткой зацвела
в притворе древнего собора,
такого я не видел сбора
от пионерского костра.
Мы все стараемся попасть
под брызги крестовой купели,
мы сорок дней мясца не ели,
и надо же, смеёмся всласть.
Пред воскресением Христовым
въезжаем, как бы на осле,
так было, и не стало новым
иносказание сие.
И только три зари минует,
мы переменимся в лице,
в кроваво-крашенном яйце,
нас благодатью обцелует,
и волосами промокнет,
блудница внутренняя наша,
гордыня власть себе возьмёт
и на голгофу вознесёт
Христа! И молча Он снесёт,
наше предательство людское,
и нас за то не проклянёт,
а молча скажет: «Всё пустое,
что люд сей ценит и скребёт
по всем сусекам, и чужое
своим пред братом назовёт».
Не ведаете, что творите,
и не удержите мошну,
не вызывая тошноту,
когда отца вы продадите,
и землю ядом оскопите,
а мать могилой наградите.
Что вам останется? Мамона!
Траур Хатынового звона?
Пока не поздно, у амвона,
прошу прощения у Бога,
за то, что сдал Его тогда,
сейчас сдаю, как недотрога
что спит и мнит себя в раю
алкает - лёгкая дорога
необходима. А Ему всё было
ведомо, но чашу
он от себя не оттолкнул,
надеялся на совесть нашу,
а сам на крест легко шагнул,
простив грехов моих парашу.