Весна 22
Дням настоящим молви нет
А.Блок
Берег.
и вот ещё что: я не закончил, уходя вы свет не гасите
послушайте проповеди - без отары овец - седых пастухов
мы перешли на речь Гомеров, Междуречья и Нефертити
потому что глобус говорит меньше чем телесно-незримый шов
наша Конкиста закончилась не встретив попутного ветра
мы говорили что плыть нелегко, но плывём на восток
даже если все буквы восстали против метрополий и трафарета
есть нещадная поступь словарная и подленький шепоток
схороняется он хлеще оранжевого следа в ногтях после мандарина
он пробрался в трюмы и плыл на новый континент
разве конкистадор знает где ждут его золотые лавины
потому он отворачивается от штормовых и трескучих лент
там покадрово: здесь буря настигнет, здесь бунт корабля
здесь капитана разбил паралич штурвала и воли
мы промотали, кутили, Rome - наше новая пятница и среда
на Покровку конкистадор приплывал вот за этой не львиной долей
и сколько было нас?! не перечесть весь список кораблей
и каждому начертана была одна хранимая своя Америка
а если что и было - было то, что всех случайно и святых людей
ты обнимала льдиною и говорила что не жалко берега
Корабль.
да нет, заряда хватит досмотреть весну
и черносочницу Пандоры
за светом солнечным теперь плывут
пироги Стеньки-городов
копили долго-долго мы:
рядились в серебро, не знали комы
а ныне самокрутки знают больше губ
и всмятку бранных слов
и потому
на теле выемку найду -
и поцелуй свой положу,
я от Ромео отведу -
беду
как акведук
воды незрелое теченье
ты знаешь, было воскресенье,
когда решил что напишу
далёких странствий эпос долгий
на десять лет свою судьбу
я поверяю кораблю
как знать - смогу ли?! доживу?!
а если нет - то доплыву
Пристань.
я не сгущаю краски:
на пристани в порту
одной моравской сказкой
я в здешнее приду
не золото, а груды:
фонтан святого Йиржи
отмыл я многи блюда
и повстречал у биржи
блаженное богатство
в сто тысяч бледных крон
ты знаешь, наше братство
оставило свой трон
ты не обязан помнить
что стало каплей в грудь
у той каменоломни
всё обретало Путь
ты не обязан грезить
святою белизной
ведь впереди нам Шлезвиг
и где-то я с тобой
ты не обязан плакать
спустя пару недель:
Там затевалась драка
и корчился апрель
ты не обязан слушать
далёкий звук Твери
всё обретало сушу
и плотское: бери
ты не обязан верить
в России пелену
на то нам путь без меры
и плотское: возьму
на то нам наши руки
и скулы, и глаза;
за что нам наши муки
и красная Москва
за что нам это имя
и страшные Кремли
всё обретало жнивы
и страшное: беги
Стать.
за окном в апреле снег
это свет
поверх бед
и влюбится нам недолго
я однажды в вечеру
миру скормлен
я люблю
жизнь свою, что не живу
знаешь, будет берег дальний
трюм наполнен до краев
мёд меня теперь не жалит
рот уже не знает слов
все оставлено и чахнет
в черноземе забытья
землю делят братья Гракхи
и земля та не моя
только что-то вдруг так зимно
наполняя белым грудь
просияло зримо-зримо
и нашёптывает: будь
только что-то скалит, мечет
в голубом чиня мороз
и в моей сутулой речи
стать явилась поверх слез
Понедельник.
зубы скалит понедельник
я в растаявшем стою
скажет кто-то: он бездельник
отходную спев ко сну
за спиной устали мышцы
крыл, которых не летал
это тот, что сына ищет,
воском залитый Дедал?!
нет, весь лес стоит в берёзах
в забинтованном панно
утешает мачты-грезы
и цедит, что повезло
стены плача повстречати
написать диктант на пять
трижды крикнуть: Мати-Матерь
и спокойно умирать
норму вишни опрокинуть
в ящик, полный детворы
убеди меня покинуть
мир нездешней красоты
там заверчено в метели
шуб бесхозное тепло
я когда-то тоже верил
и цедил, что повезло
я когда-то помнил книгу
первую, о той звезде
что горела в Вифлееме
и казалось что везде
будет свет ее струится,
как в сиреневом форзац
пахнут мёдом Биаррицы
я с утра иду на плац
Пир.
здесь разбросаны кликуши
и сканворда упыри
и вопросов град обрушен
почему же мы одни?
и в утру зачем трястися
на работы, на труды
и зачем вмещати больше
чем водой измещено
если танкер ходит в гости
нефть он пьёт или вино
он то знает, что попросит
океан быть заодно
он то видел волны-вепри
перевёрнутый баркас
в голубом застрявший ветер
стих читает водолаз
он сказал, что будет Герде
снежным Каем только раз
танкер знает больше нефти
та разлита в трюме мглы
у вагона есть соседи
только мы сейчас одни
и наплывами невежды
наши разумы чисты
в день, когда ворота красны
на поэте луч застыл
каждый русский безучастно
поедал тогда кизил
все слова твои напрасны
и не фронт мы и не тыл
что вам знать о том зазоре
меж экраном и слезой
и писал я на заборе:
все понятно мне с тобой
что не тронет - будет море
под могильною плитой
что не ранит - на граните
дважды срезанный самшит
если кажется - бегите,
и безногий он лежит
и не Дмитрий - только Митя
чей-то сын теперь убит
он любовь и первый в жизни
для чего развязан пир
если спросится с Отчизны
отвечайте - город Выр
отвечайте - были трижды
и калечили мы мир
Плен.
аты-баты, шли солдаты
заходили в чьи-то хаты
дайте хлеба, дайте пить
мы пришли тебя убить
мы пришли освободить
не просили?! будем бить
мы пришли, вы нас не ждали
мы и сами меньше стали
верить в наше ремесло
нас зачем-то понесло
матерь божья: адский плен
и зачем нам этот крен
эти проводы на запад
западня, и тихой сапой
отползти бы, сохранить
то лицо, что будут бить
Феликс.
музыка стучится за окном
дождь стоит и мокнет
за детьми пришли в ночи
и одеты в вопли
в детской ждала Россия
Феликс - интеллигент
польская буржуазия
и на крови регент
под колесом ходили
люди и пустыри
кто-то охапке лилий
в спину кричал: сорви
обезоружен - мало
плечи под кожей лгут
прячется опахало
в сумчатый чёрный пруд
дети - вы схоронитесь
мы же не кенгуру
и на свою погибель
трижды пропой: умру
Юм.
все впереди
вода
и суша
я землю эту буду
слушать
пахать
и жить
труды и дни
Юм из маиса
сохрани
твердыни той -
я есть послушник
вы только дайте
этой суши
кусок
и мышцы встали:
дайте биты
лица овал
о, плодовитый
собор и сейм
заблудших душ
в корзине много
много груш
и глаз, опавших
с лиц
коленей, падающих
ниц
ушные раковины -
режьте
и вой стоит из
Будапешта
и Мережковский
нам не верит
и всё грозит:
есть царство
зверя
и дверь, в которую
зашли
четыре всадника
земли .. - не будет
будет скот:
двадцать второй
кровавый год
Ангел западного окна.
как гномы в подземелье жить
и спрятаться в службистов Не:
неправда
некого любить
нас не было
и нет весне
«не даром помнит…»
помнит ли?!
а та земля похоже, что не вмерла
поберегите свои нервы
не станет
розы:
ветры вышли
но базиликой Перемышля
все временное станет
камнем
и вознесением
и нам ли
на той дороге с помощью стоять
есть в мире ангел
в каждом рать
дел перемноженных в добро
и ангел знает, что темно
и знает, что не сразу свет
и знает дел труды напрасны,
что базилике непричастны
вкусивши вкус чужих обедов
прошедший день - есть ангел дела
и амплитуды нежных грёз
нежнее нежного был спрос
все саблезубо
в мире ставшем
но ангел, даже и уставший
нашёл себя в воде Дуная
на поприще беды и Рая
Сто тысяч верных.
я там среди вас
где двое или трое вас
но чтобы множить
крест и вербы
вы дайте мне
сто тысяч верных
сто тысяч безымянных будд
сто тысяч патриархов
на крайнем севере
живут
чтоб заместить
посты и арки
все жандармерии и сны
мою им волю длить
неутомимо
за то что не было весны
мы оккупируем
Урбино
за то что сахар невзначай
некстати
оказался в лавке
сто тысяч пленных
встретят рай
в растопленной Руси
и давке
сто тысяч как один
сожмут
обнимут
и навсегда меня
покинут
Голод.
что живота наполненность в порту?!
мне пустота и осенённость
напомнила животную мечту
обозревать твою бездонность
узоров, помыслов и глаз
ты можешь в каждой ветке видеть кисти
ты можешь красным обозначить нас
как дул внучатый нёбу выстрел
все обуздать как месяц Рамадан
ты - первым голодом облезлый
зелёным ветром назовёшь Коран
и в телеса ударив бездной
нет тягости: многонамолен круг
Невой вода на общем фоне
и по следам твоим наступит луг
и наша немочь в силе тонет
во всяком сердце царствует ният
всё сохранить в мензуре праха
всё, чем в дороге будешь рад
и в послесловии Аллаха:
не избранных весна придёт,
но просиявших на рентгене
ветрам, ветрам я буду рад
и даже разума измене
Вишня.
нет, нас не держат взаперти
мы успокоенность - как дети
и в локте чувство локтя нам претит
я в каждом встречном - кума встретил
мы кумовья… и общность наша
обобщена заведомо перстнями
в купели лица стали будто краше
мы, отодвинув тем печали,
нездешний путь придвинули к лицу
и крестницу снабдили знаньем вишни:
что спозаранку - ящики сметут
наполнив тем, что с нами вышло
Чернила.
нет, не поднимется рука
мне бледно-белые листы
в чернила обагрить
и кожи Индии содрать
лишь кистью дерева мне стать;
я ранить не могу, что цельно,
что красной нитью перевязано:
всё до меня уже рассказано
Добра изгибы.
конечно, зла цветы - цветущи
и вы, святые - свят ваш край
и вся земля теперь в плакучем
ивовом… сарай
разбит и дня не будет
но если Бог и нас рассудит
пусть на суду учтёт оттенки
почти что белого
почти
ты кадры с кровью перечти
в колючей проволоке конвенций
где белой праведной стези
подчас потеряны концы
и в чёрном вдруг ее отцы
сие простится с именем добра?!
так почва стала нам одна
одною кровью обозлённой
я не прощу добра изгибы
и мы навеки в разделённом
могли бы встретиться
могли бы…
Трепет.
нет, не Коннектикут
не янки мы
ни при дворе Артура
а есть шинель
и есть комендатура
но с трепетом
щенячьим визгом
тёмным
мы это время
время вспомним
Поэт.
а что у нас?
у нас невзгоды
всегдашняя располовинчатость надежд
и снова обрамляют своды
какой-то морок пришлых вежд
да есть Парижа поле смыслов
и Барселоны говор Гауди
невозвращенцем стать не вышло
и если ждёшь меня - то жди
однажды буду я в миру стороннем
и той чужбине поклонюсь
старт в невесомость - подоконник
где отзывался я на «Русь»
но знаешь, время наступило
вдруг обретенья прежних пут
и снова книг заполонила
река… и белый шкаф-редут
теперь в свои права вступает
и говорит: прочти, прочти
что прочтено, иное - тает
иной уж не было мечты
как отобрать у жизни место
и всё объять в один присест
когда весна сказала честно:
судьба пришла, иной уж нет
и ты поэт.
Лаборанты вечной жизни.
наполнены
обуреваемы
обэриуты
озон капитулирует в окне
и завтра будет
будет утро
и наши мысли на стекле
под микроскопом виден атом
он радикал
свободный
вслух
он говорит:
придёт зарплата
тогда во мне
непокоренный дух
пожитки в рюкзаки
начнёт сбирати
и повторять молитву
двух:
меня найдя,
найденыш
к дате
маисом верный
Пополь-Вух
на континенте
где иной свободой
одна хранимая
своя Америка
и весь уют
качалок кресел
объемлет
Юта
мир так тесен
тому, кто не Тесей
и нить тонка
да если б знать
посольство
Красной Пресни
мы были бы
мы слыли бы
тогда
напругой
на стекле немеркнув
супружеством
со-кружеством
звездой
неслыханной
сверхновой
беркут
уже наслышан
мечется стрелой
что видишь в микроскопы
Мендель
Великий Вивисектор бытия
не препарируй
только верой веруй
мы лаборанты вечной жизни
и меня
налажена неугасимая планета
Плантагенов
и семи подземных королей
ты каждым словом
приближала лето
и убаюкивала
список кораблей
Вечность.
в ней вода застилает мрамор
боги в отрубях ищут плод
кто-то встретил лицо Адама
и пытается вспомнить год.
Свидетельство о публикации №123010305006