девочка, бегущая к солнцу

мой отец увёз мою мать в Монголию
он только-только поймал целых две больших звезды
и они приветливо сияли, по одной на каждом плече
мать тогда ещё не была беременна
поэтому, в отличие от звёзд, меня поймали уже там
в пыльном сне полудикого Улан-Батора
в каменном доме
но не сразу — 
я ведь до последнего ждала их в юрте
прежде в одной из тех, что в пустыне
но они почему-то не искали меня
потом в степи, но они и там не искали меня
потом в одинокой юрте на восточном краю Улан-Батора
но они опять не искали меня
тогда я сама отправилась их искать
целый день я заглядывала в окна домов
но ничего не увидела
вечером — шторы сталкивались раньше, чем удавалось что-нибудь рассмотреть
я почти отчаялась, но
когда ночь закашлялась от поднятой ветром пыли
я наконец их нашла
балконная дверь на четвёртом этаже была распахнута
и, как сачок накрывает зазевавшуюся бабочку
они накрыли меня тесным колпаком
сплетённым из горячих дыханий
и я началась

матка моей матери
здорово напоминала юрту
и пахла политыми солнцем камнями Гоби
я осталась довольна
и решила никогда не спрашивать
почему они не искали меня

в утробе я видела сны
одни из них были далеко от меня
и прохладно мерцали как небесные звезды
другие — близкие и тёплые — тыкались в лицо и колени
как маленькие белые овцы
когда я не спала — 
слышала тихую музыку
она то недвижно зависала надо лбом
то скользила по тоннелю позвоночника
мне больше нравилась та, что скользила

когда напряжённые мышцы матери вытолкнули меня на свет
я заплакала
потому что сны и музыка не родились вместе со мной
они остались в темноте
похожей на темноту юрты
в которой меня никогда не искали
и я поняла, что даже если не буду спрашивать
не смогу забыть
что меня не искали

всё детство мне казалось
что сверху на меня кто-то смотрит
соседская бабушка Цэцэг по большому секрету рассказала, что это Тенгри — 
бог вечно синего неба —  присматривает за мной
но я не должна об этом никому говорить
а то бог подумает, что я хвастаюсь
и рассердится
и перестанет на меня смотреть
а без присмотра мало ли что может случиться

однажды мы поехали за город
тогда я уже умела бегать
и только это и делала
а мой отец притворялся, что не может меня догнать
но в степи я не побежала
я стояла, как низкий шаманский шалаш
и ветер трепал и запутывал мои маленькие косы и длинные ленты
я увидела юрты, много юрт
мне стало тепло
словно из-под полуодетой, внешне скупой земли забили плодные воды
и укрыли меня в своей ласковой колыбели
но ни одна из юрт меня тогда не впустила
бабушка Цэцэг после сказала, что там просто не было "моей" юрты
а в первый раз человек может войти только в "свою"
я поняла это много позже
и то, что юрта может оставить человека снаружи
даже если люди поклянутся, что он вошёл вместе с ними

потом я увидела юрту в самом Улан-Баторе
но она тоже не впустила меня

отца перевели на другое место службы
и мы уехали на ширину целых двух Монголий к северу
я решила не вспоминать о ней
я решила забыть Монголию
я хотела её забыть
потому что не могла жить без неё
я хотела... и я почти получила то, чего хотела
может, потому что там, куда мы переехали
Тенгри больше за мной не присматривал

совсем скоро я вновь родилась у своей матери
младше самой себя на девять лет
с самого начала было странно и очень тревожно
к тому же, новому отцу я не слишком понравилась
когда к нему подходила, он чаще брезгливо морщился
и редко проявлял ласку
в этот раз моя мать постоянно искала меня

в маленькой комнатке 
над "Прелюдией" с надорванным местами лаком
висела МОЯ картина — 
деревянный квадрат, расписанный чёрной и жемчужно-белой красками
покрытый идеальным лаком
маленькая девочка, раскинув ручки бежала навстречу восходящему солнцу

когда я подросла, мне приснилась бабушка Цэцэг
и сказала, что хотя волосы у меня другие, но глаза прежние
иначе она бы меня не узнала
я прижималась к бабушке, как раньше
а она гладила мою голову сморщенной смуглой рукой
ещё бабушка Цэцэг сказала
что Тенгри по-прежнему присматривает за мной
и уже не рассердится, если я об этом кому-нибудь расскажу
потому что скоро всё станет можно

мой первый отец не искал меня
и ничего обо мне не знал
однажды мать рассказала о нём
и задумчиво уточнила, что я на него похожа — 
так же описываю мир, так же отчаянно мечтаю
а обо мне, той, она ничего не сказала

когда мы в очередной раз переезжали
мать кому-то подарила картину

стараясь забыть бегущую к солнцу девочку
я вдруг отчётливо вспомнила тот день за городом
когда впервые увидела юрты

тогда мне снова приснилась бабушка Цэцэг
мы стояли с ней в пустыне в пору цветения дикого чеснока
и она сказала, что её зовут не Цэцэг
а Оэлун
и что вся эта земля принадлежит ей
потом она руками раздвинула грунт
и показала мне воду
кристально-чистая, дышащая свежестью
прохладная влага перетекла из одной части в другую
и по тонким канальцам поднималась вверх
её было так много!
вот твоя Монголия — сказала бабушка
и ущипнула воздух
отчего он сделался почти синим
и уплотнился вокруг нас наподобие юрты
я тогда поняла, что значит "вечное небо"
это воздух, которым мы дышим
такой привычный, что не замечаем его
и одновременно единственный, вездесущий, всевластный

я просыпаюсь и хочу дикого чеснока
но продаётся только обычный
к тому же импортный, нежгучий
ненастоящий
всё настоящее получают в дар
таков закон Жизни

как ты там, моя Монголия?
куда текут твои великие подземные реки?
где ты, бабушка Цэцэг-Оэлун?
где просторная земля, которой ты хозяйка?
найду ли я её и в этот раз?
пусть она ждёт меня, пусть дождётся
а ты — пожалуйста, присматривай за мной, Тенгри
прошу, присматривай за мной