Гимн факельщиков

Здесь вечная мерзлота, впивающаяся в горло,
Лампадам и фонарям осталось едва мерцать.
На улицах и в домах растёкся морозный морок,
Из хвороста никому лучины не нащипать.
А впрочем, не привыкать.

Но мы разожгли огнём дубину в пахучей пакле,
Плывущую в адской тьме, несомую сотней рук.
Мы строем идём по льдам, и над головами – факел,
Мы в сени его внесли и подняли как хоругвь.
Смотри же на пламя, друг!

В посёлке теперь светло, и вид его крайне жалок –
Настолько, что ты его ещё пожалеть сумей:
Сколочен и срублен весь из чёрных и грубых палок,
И стены кривых домов незыблемы, как в тюрьме,
Измазаны сплошь в дерьме.

Да это тюрьма и есть, и нету на волю хода:
Куда ни пойди – снега до края и через край.
И вдруг прошивает ночь невиданная свобода –
То факел упал в сенях, и спичкой горит сарай.
Глазей и кричи ура!

Пусть пламени языки ветвятся, сливаясь вместе.
Хоть вечная мерзлота – могучий и крепкий враг, –
Мы масса, толпа, орда – учитесь у нас, брандмейстер:
Сжигаем без всяких книг, без повода, просто так.
Не спрятался – сам дурак.

А всяческих дураков беречь и жалеть не надо –
Они отродясь во льдах и скованы мерзлотой.
Огонь – это наша жизнь, огонь – это наша радость!
Мы можем не жечь, а взять стамеску и долото,
Но с ними уже не то.

Посёлок вовсю горит и, рухнувши, догорает.
О, благословенно будь, идущее к нам тепло!
Посёлок сгорел дотла. Ни хаты и ни сарая,
Тепла не хватило всем. А впрочем, и не могло,
Но нас-то оно спасло!

Мы мимо людей идём рассеянной грозной тучей,
Мы будем опять сжигать до пепла, золы и в ноль.
И факел опять зажжён, дальнейший маршрут озвучен.
Дрожи же, трясись и плачь, всех рас и народов голь!
Мы близко. Мы смерть и боль.