Забытые тетради. Поэзия народов СССР. Часть 2

    Забытые тетради. Поэзия народов СССР. Часть 2.

Кайсын Кулиев

(С карачаево – балкарского)

Вопросы жизни.

(отрывок)

Приходит к каждому в свой час его весна,
И спрашивает жизнь: «А как вспахал ты поле?
Какие в глубь земли ты бросил семена?
Как пестовал весну, расцветшую на воле?»

Приходит к каждому и лето на порог.
Вновь спрашивает жизнь: «Усердно ли трудился?
От сорных трав свои посевы ты сберёг?
И хорошо ли хлеб на поле уродился?»

Приходит к каждому и осени пора.
Вновь спрашивает жизнь: «Своё свершил ли дело?
Собрал ли ты зерно? И много ли добра
Ты на зиму припас усердно и умело?»

Приходит к каждому его зима в свой срок.
Вновь спрашивает жизнь: «Готов ли встретить холод?
Всё, что задумал ты, сумел ли сделать впрок?
Нашёл ли, что искал, когда был свеж и молод?»

Но где, скажите тот, кто все свершил дела.
Кто мог бы хвастаться: «Своей достиг я цели!»,
Чья сытая душа желанное нашла,
Которому земля и небо надоели?

Пускай всегда нам жизнь вопросы задаёт,
Пускай они трудны, - а всё ж пока их слышим,
Для нас шумит листва, для нас горит восход
И лунный свет дрожит, трепещущий по крышам.
…………
О жизнь моя, твои люблю я голоса,
Вопросы трудные не прекращай вовеки,
Пусть слышатся они, как ветры и леса,
Пусть движутся они, как поезда и реки.
……….                1967г.

Танзиля Зумакулова

Горские поэтессы.

В краю балкарцев, где снега и скалы
От века молчаливы и тихи,
До моего рожденья не бывало,
Чтоб сочиняли женщины стихи.

Так говорят, но я не верю в это.
Я знаю о неведанных никем
Создательницах песен не пропетых,
Баллад неизречённых и поэм.

Как много поэтесс лежит безмолвно
На кладбищах в селениях у нас,
Они ль виновны, что беспрекословно
При жизни были немы, как сейчас!

Им уши затыкал закон проклятый
И на уста накладывал печать.
Они рождались, чтобы по адату
Безмолвно жить и молча умирать.

Я вижу их, сестёр моих далёких;
Чей крик немой касается небес.
Я вижу – слёзы прожигают строки
На лицах бессловесных поэтесс.

Праматери мои, мне хвастать нечем.
Из сердца слово я могу извлечь
Не потому ль, что вас лишали речи,
А мне сегодня подарили речь.

И оттого так строго и сурово
Сужу я каждый мной рождённый стих.
Я думаю: «Смогла ль вместить я в слово
Молчание предшественниц моих?»
                1966г.

(Адат – старое неписанное право обычая,
Беспрекословное подчинение старейшинам
рода, принижение женщины)

Шейхзаде Бабич

(с башкирского)

Кураю.

Протяжно пой, душевно пой, курай, -
Я вспоминаю годы горя и печали.
Башкирскую мелодию сыграй,
Да так, чтоб струны сердца трепетали.

Веди по берегам Урал – реки,
К просторам Ашкадара и Сакмары,
Пасутся там на воле стригунки
И по лугам бредут овец отары.

Как в поле ночевал я, помнишь ты,
Как принимался за труды спросонок?
Там девушка завидной красоты
Мне песню пела – голос был так звонок.

Рассказывай, курай, как в летний зной
Шептались ивы над струёй звенящей,
Как прилетал с лугов пчелиный рой
И пропадал в тени зелёной чащи.

Курай, о древних битвах расскажи,
О доблести повстанцев мне поведай.
Кем были эти храбрые мужи?
Какой закон и веру знали деды?

Башкирская земля за долгий век
Горячей нашей кровью пропиталась.
Теперь светла вода родимых рек,
Победа нам не так легко досталась.

Мы отбивали происки врагов,
Желавших нас лишить земли и крова.
И под покровами своих шатров
Точили меч в решимости суровой.

Курай родной, со стародавних пор,
Ты видел смерть, пожары и разор,
И нелегко тебе в те годы было.

Теперь ты пой и веселись, курай.
Пусть вся страна тебя услышит ныне!
Свободны мы, свободен отчий край,
Ликуют жаворонки в выси синей.

Звени, курай, под стать певцу небес,
Чтоб красота сверкала зоревая,
Чтоб сумрак, кровью залитый, исчез,
Чтоб розы вспыхнули, на камне расцветая!

В счастливый час! Пора тебе, курай,
Звенеть, и клокотать, и волноваться.
Для нас напевы новые сыграй,
А небо будет эхом откликаться!
                1919г.

(Курай – старинный башкирский народный инструмент,
Род флейты. Азраил – ангел смерти)

Рашид Нигмати

Первый декрет.

На «Авроре «остывала пушка.
Только что сдавались юнкера,
И ещё, казалось, слышат уши
Штурмовавшее дворцы «ура»,
А в суровом Смольном, в старом зале,
Там, где съезд Советов заседал,
Делегата молча страстно ждали –
И обрушился оваций шквал.
Это вышел на трибуну Ленин,
И, провозглашая Новый Мир,
Над людьми он, вестник их стремлений,
Будто знамя, вскинул слово «мир».
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,

Годы шли…
И много раз пылали
Ненавистные огни войны.
И за мир тогда мы все вставали,
И враги бывали сметены.
Сколько бы не целилось орудий,
Как бы не рвалась на нас беда, -
Ленинское знамя реять будет,
Над страною мирного труда.
                1955г.

Муса Гали

Возвращаются птицы из странствий,
Возвращаются птицы – встречай!
Где – то в чуждом далёком пространстве
Оставляют тоску и печаль…
Вновь на старом испытанном месте,
Гнёзда тронули голубизну…
- С доброй вестью, весна, с доброй вестью! –
Всюду люди встречают весну.
Свет полуденный льётся и хлещет
Вместе с ливнем в бадью и тазы.
Глянь на небо! Не видно ли трещин
От раскатов весенней грозы?
Ветер песне подобен победной,
Дышат пашни на вешнем пару,
А бутон наконечником медным
Пробивает земную кору.
Наполняются синью озёра,
С дымки леса не сводишь ты глаз…
Солнце чертит на тучах узоры,
Чтобы радуга в небе зажглась
И горела над далью сквозною,
Словно радость, с утра допоздна, -
По земле под дугой расписною
Вскачь летит огневая весна!..
                1951 г.

Рафаэль Сафин.

О драгоценном камне и таланте.

Ломая кромку облачных проталин,
Взлохмаченное, заспанное солнце,
Потягиваясь встанет из травы.
Наивной, ослепительной улыбкой
Коснётся моря, и оно проснётся,
Чтоб день вставал и дали запылали
Пожаром небывалой синевы.
И волны, словно сполохи огня,
Ласкают берег нежными руками,
И пахнут далью и солёной гарью,
Как угольки мерцающие гальки…
Но гальки так обыденны.
А я –
О необычном.
О прекрасном камне.
Ни облачка. В предчувствии жары
Навстречу ветру окна распахнув,
Трескучие бильярдные шары
Уже с утра с приятелем гоняли.
О, славное пристанище мужчин!
Вдруг стайка женщин – лёгкая походка,
Улыбки, смех. Немножко смущены:
- Мы слышали так много о находке.
(Так я и знал, какой ни будь пустяк…) –
Друг осторожно достаёт из свёртка
Лишь камешек – но это не щебёнка,
Которой всюду улицы мостят!
И вдруг свершилось: в солнечных лучах,
Сверкнув на камне радугою ранней,
Как будто струны, зазвенели грани,
Торжественным хоралом прозвучав.
Стоим. Молчим. Но спрашивают взгляды:
- Где вы нашли? –
А друг по – детски рад:
 - Его искал я много лет подряд.
А он, представьте, оказался рядом.
Вон там, где волны бьются среди скал.
Он там лежал. И каждый там бывал… -
Как с этим камнем схож людской талант!
Он среди нас. Он даже рядом где –то,
Но как под серой галькой угадать
Прекрасное сверканье самоцвета?
Его нам нужно бережно поднять,
Чтоб осветило утреннее солнце…
Но, поленившись суть его понять,
Идущий рядом даже не нагнётся,
А отшвырнёт презрительно порой.,
Споткнётся равнодушно, и ругнётся,
И не заметит, занят сам собой.
Добреет век. А всё ж я озабочен.
И оттого прошу вас, люди, очень:
Здесь, где любой талантами богат,
Добрей друг в друга всматривайтесь, зорче,
Чтоб невзначай не просмотреть талант!
                1970г.

Дольен Мадасон

(С бурятского)

Перо.

Кусочек закалённой стали –
Моё перо, мой верный друг!
С тобою мы друзьями стали,
Борясь, чтоб жизнь цвела вокруг. 

Где б мы с неправдой не встречались –
Отважно начинали бой!
Всегда с врагами расправлялись
По – большевистски мы с тобой.

В борьбе бумагу и чернила
Союзниками взяли мы.
В словах есть пламенная сила,
Как штык, остры они, прямы.

Обязаны мы людям к свету
Дорогу проложить вперёд.
Я знаю, друг, не просто это,
Но ведь нас новое зовёт.

Когда писать мы честно будем,
Волнуя правдою сердца,
То нам во всём поверят люди.
И как бы не был путь наш труден,
Свой долг исполним до конца.
                1931г.

Цэдэн Галсанов

Памяти Пушкина.

Вскормлённый неволей могучий стокрылый орёл!
Я знаю, ты слышишь бурятскую речь над степями,
Я знаю, ты землю родную всю обошёл,
Любуясь её широтой и степными цветами.

Ты пристально, мудро глядишь на меня, мой поэт.
Я знаю, ты видишь насквозь мои мысли и чувства.
Советуешь быть там – и лучшего места нет!
Где жизнь, где народ – там и место искусства.

Вскормлённый неволей, могучий и смелый орёл!
Я с радостным трепетом – руки мои не пустые –
Кладу пред тобою стихи свои, будто на стол,
На суд твой великий -  живого поэта России.
                1937 г.

Цырен – Базар Бадмаев

Мальчик Сато.

Где – то в Токио, в бедном предместье,
Я бродил с переводчиком вместе.
Вижу, в камни играет мальчонка:
Бледный, тощий, как плети ручонки.
Подошёл я, нагнулся пониже,
Мальчик понял, что я не обижу.
Переводчик спросил его имя, -
Увлечённый камнями своими,
Посмотрел мальчуган виновато
И сказал, словно выдохнул: - Сато, -
Черноглазый, скуластенький  Сато,
Он немного похож на бурята.
И я вспомнил колхозные ясли:
Щёки сына, как пышки на масле,
Подрумянены солнышком лета…
И я рад был случайным конфетам,
Что в кармане застряли когда – то.
Все их отдал я мальчику Сато.
Мальчуган улыбнулся слегка мне,
И смешал он с конфетами камни,
Видно, рад был он был новым каменьям.
И всё понял я в тоже мгновенье:
Мальчик видел впервые конфеты,
Что едят их – не знал он про это.

Цыден – Жан Жимбиев

Золотое море.

Когда –то здесь,
В родной моей отчизне,
Изгнанник русский
В царской ссылке жил.
Он людям много говорил о жизни
И с прадедом моим тогда дружил.
Он говорил о страшной царской власти,
О площади Сенатской в декабре,
И о «заре пленительного счастья»,
И о грядущей радостной поре.
Он говорил о там, как счастья ради
Сходились люди  лучшие тайком…
Его рассказы долго слушал прадед,
Дымя тихонько горьким табаком.
Не мог старик рассказам не дивиться,
Но верил: ссыльный правду рассказал.
Однажды русский дал ему пшеницы,
И, как её посеять показал.
А годы шли, не торопясь, как в гору,
Но встал великий Ленин у руля.
От залпа исторической «Авроры»
Воспрянула бурятская земля.
Плечом к плечу
Шли с русскими буряты,
Советскую отстаивая власть.
И схлынул гнёт насилья без возврата, -
Заря свободы
Над страной зажглась…
Шумят поля колхозные без края
(В неделю б на коне не обскакать),
Как будто это, золотом играя,
Колышет волны утренний Байкал.
И эта быль хранится нами свято.
И мы горды, что, не жалея сил,
В степи моей, заброшенной когда – то,
Бурята русский, как родного брата,
И побеждать, и сеять научил.
                1949 г.

Сагид Абдуллаев

Мать.

К ветру ль стелется туман
Или стелется к дождю,
Я навстречу выхожу
Едущим издалека.

«Краснозвёздные бойцы
На усталых скакунах,
Не несёте ль вы с собой
Вести о моём сынке?

Десять месяцев подряд
От зари и до темна
Старые мои глаза
На дорогу смотрят вдаль.

Десять месяцев подряд,
От темна и до зари
Вздрагиваю, если вдруг
Ветер дверью заскрипит.

Неужели мой сынок,
Голубок любимый мой,
Вставши на ноги едва,
С ног свалился на траву.

Вы ответьте мне, бойцы
На усталых скакунах,
Где, на кладбище каком
Он лежит в земле сырой?»

«Мать, погибшие бойцы
Не на кладбищах лежат,
Спят они у тех дорог,
Где грозит свободе враг.

Мы не знаем, где твой сын.
Но, Деникина громя,
Многих потеряли мы
Перед тем, как победить»
                1920г.

Газим – бег Багандов

Обычай гор.

Где аулы идут к вершинам
По скалистым уступам гор,
Там вступали в драку мужчины,
И кинжалы решали спор.

Злоба лица их искажала,
Изменяла их голоса –
Дрались горцы. И исчезала
Гор пленительная краса.

Разве можно решать раздоры
Только кровью, чужой бедой?!
Столько лет горевали горы
Над бессмысленной той враждой.

И отцы, чтоб вражде не длиться
Между внуками и детьми,
Заставляли врагов мириться,
Клясться в дружбе перед людьми.

Люди мира! Когда оружьем
Государства решают спор,
Их заставьте поклясться в дружбе
По обычаю наших гор.
                1959г.