* * *
"Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры,
что уподобляетесь окрашенным гробам,
которые снаружи кажутся красивыми,
а внутри полны костей мёртвых и всякой нечистоты"
Мф 23:27
Человек непригляден весьма,
Стоит лишь поскрести ноготком.
В разговоре – палата ума,
А на деле – дурак дураком.
В первый миг – благочестия столп,
На поверку же – циник и плут.
Никогда воспитанию толп
Не помогут ни пряник, ни кнут.
Лицемерие – тяжкий недуг
Без, казалось бы, веских причин.
Так и бродят, и ходят вокруг
Обладатели лживых личин...
8-25 декабря 2022
Человек непригляден весьма
© Copyright: Лев Штальман, 2022
Свидетельство о публикации №122122506756
Свидетельство о публикации №122122506756
Рецензии
Мандельштам!
"Где ночь бросает якоря..."
Где ночь бросает якоря
В глухих созвездьях Зодиака,
Сухие листья октября,
Глухие вскормленники мрака,
Куда летите вы? Зачем
От древа жизни вы отпали?
Вам чужд и странен Вифлеем,
И яслей вы не увидали.
Для вас потомства нет - увы! -
Бесполая владеет вами злоба,
Бездетными сойдете вы
В свои повапленные гробы.
И на пороге тишины,
Среди беспамятства природы,
Не вам, не вам обречены,
А звездам вечные народы.
[1920] (917)
Зус Вайман 12.10.2025 19:21 Заявить о нарушении
"Где ночь бросает якоря..."
Где ночь бросает якоря
В глухих созвездьях Зодиака,
Сухие листья октября,
Глухие вскормленники мрака,
Куда летите вы? Зачем
От древа жизни вы отпали?
Вам чужд и странен Вифлеем,
И яслей вы не увидали.
Для вас потомства нет - увы! -
Бесполая владеет вами злоба,
Бездетными сойдете вы
В свои повапленные гробы.
И на пороге тишины,
Среди беспамятства природы,
Не вам, не вам обречены,
А звездам вечные народы.
[1920] (917)
Зус Вайман 12.10.2025 19:21 Заявить о нарушении
ОПУБЛИКУЙ
Пройдите специальную регистрацию для авторов и опубликуйте свое произведение на ЛитБуке «в стол»Добавить текст
ПрозаПоэзияКультураКритикаПолитикаNon-fictionещё
Поиск
Культура (Литературоведение, Мнение, Религия)
Мандельштам: послание к евреям. (Послесловие Леонида Видгофа)0
Наум Вайман, Леонид Видгоф, Заметки по еврейской истории, №5-6 • 11.06.2017
Трактовка стихотворения Мандельштама «Где ночь бросает якоря» как «послания к евреям» впервые прозвучала в книге Н. Ваймана и М. Рувина «Шатры страха» («Аграф», 2011). Затем, в моей книге «Черное солнце Мандельштама» («Аграф», 2013), она была дополнительно и, как я полагал, исчерпывающим образом обоснована. Но я недооценил силу предубеждений и «внутреннего протеста». Недавно известный мандельштамовед Леонид Видгоф любезно прислал мне свой доклад об этом стихотворении Мандельштама, который он прочитал 27.12.16. в Исторической библиотеке в Москве, а затем, 04.02.2017 в доме-музее Пастернака[1]. В своем докладе Леонид Видгоф цитирует мою трактовку, но не принимает её, придерживаясь другой. Поскольку это неприятие разделяют и другие уважаемые литературоведы, я вынужден вновь вернуться к этой теме (трактовку Видгофа см. в послесловии к этой статье — ред.).
В своем докладе Леонид Видгоф подробно рассматривает все известные версии, что дает мне возможность для их опровержения опереться на его основательную работу. Приведу еще раз разбираемое стихотворение:
Где ночь бросает якоря
В глухих созвездьях Зодиака,
Сухие листья октября,
Глухие вскормленники мрака,
Куда летите вы? Зачем
От древа жизни вы отпали?
Вам чужд и странен Вифлеем,
И яслей вы не увидали.
Для вас потомства нет – увы,
Бесполая владеет вами злоба,
Бездетными сойдете вы
В свои повапленные гробы.
И на пороге тишины,
Среди беспамятства природы,
Не вам, не вам обречены,
А звездам вечные народы[2].
Авторитетный исследователь творчества поэта А.Г. Мец, составитель полного собрания сочинений, датирует стихотворение 1920 годом. На первой публикации была еще пометка «Коктебель», что подкрепляет эту датировку: в это время Мандельштама носило по югу России, охваченному пламенем Гражданской войны.
О ком же речь в этом стихотворении, кого поэт называет «сухими листьями октября», летящими незнамо куда? Надежда Яковлевна Мандельштам и известный исследователь творчества поэта А. Морозов выдвинули версию о большевиках. В том смысле, что именно они «отпали», оторвались от «древа жизни» и вообще были истинные оторвы. Ну и «октябрь», конечно. Не случайно же помянут…
Л. Видгоф не согласен с такой трактовкой и справедливо подмечает, цитируя Е.А. Тоддеса, что упрек в неприятии христианства (Вам чужд и странен Вифлеем) в адрес большевиков звучит нелепо: «подобный упрек по адресу заведомых атеистов был бы бессодержателен». Добавлю от себя, что и полные отвращения и даже ненависти строки Для вас потомства нет – увы,// Бесполая владеет вами злоба,//Бездетными сойдете вы//В свои повапленные гробы плохо подходят к большевикам. Единственное, возможное по смыслу предположение, что речь тут идет об идейном потомстве, то есть Мандельштам не только считал революционеров идейно бесплодными, но в состоянии пророческого вдохновения даже увидал их падение через 70 лет (что не могли предположить даже те, кто выдвигал такую версию). Однако и в этом случае непонятно, почему их злоба (на помещиков и капиталистов) бесполая? Бездетная не значит бесполая. И допустим, что народы не обречены большевикам, но почему они, как бы вопреки их стараниям, обречены «звездам»? Разве большевики боролись со звездами? Более того, такая трактовка большевиков не согласуется и с контекстом политического мировоззрения Мандельштама. И до революции и в ее эпоху Мандельштам был убежденным социалистом-революционером, о чем он неоднократно заявлял. Как пишет Л. Городецкий, Мандельштам в 1907 году вступает в партию эсеров и даже «пытается вступить в Боевую Организацию»[3]. Его отношение к революции, к ее конкретным шагам, было сложным, многое пугало его, но не было идейного неприятия революционных событий. В 18-м году он работает в советских учреждениях, выступает как деятель советской культуры на Украине в 19 году, а в 20-м, в Крыму, был арестован белогвардейской контрразведкой и совсем не случайно (И. Одоевцева и Н. Мандельштам вспоминают в мемуарах о его контактах в Крыму с левыми эсерами и большевиками[4]). И уж никак он не мог считать, что революционные социалистические идеи бесплодны и не дадут потомства.
В итоге, на мой взгляд, и на взгляд многих исследователей творчества Мандельштама, в их числе и Л. Видгофа, трактовка стихотворения, как обращенного к большевикам не выдерживает критики. Если, допустим, Мандельштам считал большевиков плотью от плоти народной, то он никак не мог назвать их «отпавшими» от древа народной жизни. А если бы он считал их «отпавшими», отщепенцами, то в этом он не стал бы их обвинять, поскольку сам чувствовал себя (а позднее и называл) отщепенцем и относился к разбушевавшейся народной стихии почти панически, называя народ «злой чернью», «волками» и «скифами».
Л. Видгоф, в опровержение версии о большевиках, выдвигает еще один аргумент: «В стихотворении очевиден мотив бегства; но большевики никуда не бежали». Зачем исследователю понадобился этот дополнительный, в сущности, лишний аргумент, ведь версия об «отпавших» большевиках и так отпала? Он оказался нужен для другой, прямо противоположной трактовки: поэт обращается к белоэмигрантам. Такой трактовке придерживались маститые литературоведы и специалисты по творчеству Мандельштама О. Ронен, К.Ф. Тарановский, С. Бройд, Е.А. Тоддес, М.Л. Гаспаров, согласен с ней и Л. Видгоф. И в самом деле, если в стихотворении речь идет о бегстве, то оно вполне может оказаться обращенным к белоэмигрантам: они действительно отпали от древа российской жизни, правда, не естественным путем, как сухие листья, а были насильно с него сорваны, но зато они уж действительно убегали из России. Однако у этой версии есть одна загвоздка: в стихотворении ничего не говорится о бегстве. Просто нет в нем ни такого слова, ни «мотива», и уж тем более его «очевидности». «Сухие листья октября» никуда бежать и не могут, они «летят». И летят они ни в коем случае не целенаправленно, а рассеянно, в разные стороны. Они летят, потому что опадают, оторвавшись от древа по естественным причинам, а не в результате насилия. Откуда же взялся этот «очевидный мотив бегства»? Оказывается, о бегстве пишет М. Гаспаров:
В 1920 г., когда решался вопрос, эмигрировать вместе с белыми или остаться; поэт решает остаться и укоряет бегущих в том, что они не увидали рождающегося нового мира[5]. (выделено Гаспаровым)
То есть «мотив бегства» появляется у М. Гаспарова, ученого безусловно авторитетного, заслуженного, академика и т. д. Но М. Гаспаров пишет о мотивах бегства у самого Мандельштама, возможно, они и были, тем более что от Крыма или Кавказа «недалеко до Смирны и Багдада», как писал поэт, и очевидцы вспоминают, что «В то время такая поездка из Феодосии не представляла никакого труда – были бы деньги»[6]. Но если Мандельштам подумывал о бегстве, то как он мог укорять «бегущих в том, что они не увидали рождающегося нового мира»? И что делать с упреком в антихристианстве? Видгоф справедливо замечает, что бегущие беляки
никак не должны были бы подвергаться такого рода нападкам: ведь среди бежавших очевидное большинство составляли приверженцы консервативных ценностей, «веры отцов» и т. п.
Чтобы все-таки убедить читателя в возможности такой интерпретации нужно сделать воистину «парадоксальное» умозаключение, и Л. Видгоф его делает, дважды при этом употребляя слово «парадоксальный». Это умозаключение творится с помощью авторитетов, в частности Тоддеса, и его суть в следующем: Мандельштам относился «к революции как к событию провиденциального характера», подобному христианскому обновлению мира. Следовательно,
плохими христианами»… парадоксальным образом оказывались отвернувшиеся от революции и бегущие от нее.
То есть беляки, сплошь православные, убежали из России потому, что сдуру не поняли, что происходит ее христианское обновление. На помощь такому воистину парадоксальному утверждению призывается и Александр Блок с его знаменитым окончанием поэмы «Двенадцать», где впереди красноармейского отряда вышагивает «в белом венчике из роз» сам «Исус Христос». «Не забудем, – пишет Видгоф, – и о взглядах Д. Мережковского и З. Гиппиус, говоривших о христианском обновлении». Да, конечно, Мережковский и Гиппиус мечтали о революции, как о христианском обновлении, но именно они не только бежали от этого «обновления», но и стали его самыми лютыми и непримиримыми врагами. И я не думаю, что Блок ощущал революционную стихию, как стихию христианского обновления России, его метафора, связанная с Христом, служила какому-то другому ходу его поэтического воображения, но это отдельная и сложная тема. В любом случае Мандельштам относился к революционной стихии прямо противоположным образом: как именно антихристианской. Он сравнивал Россию с Иудеей, в том смысле, что над Россией, как и над Иудеей, не принявшей Христа, сгущается вечная ночь богооставленности: Ночь иудейская сгущалася над ним. И в стихотворении, посвященному Керенскому (Когда октябрьский нам готовил временщик…) поэт пишет:
Благословить тебя в далекий ад сойдет
Стопами легкими Россия.
Россия была, с ее «легкими стопами», христианской, но эта христианская Россия сходит в ад. А воцаряется «скифский праздник», жуткий и «омерзительный», и новый град будет языческим:
И как новый встает Геркуланум
Спящий город в сияньи луны…
Мандельштам видел в революции не христианское обновление России, а ее прощание с христианством и со всей прошлой, христианской культурой. В 1917 году он называет «новый» мир неосвященным, а себя – последним патриархом:
Как поздний патриарх в разрушенной Москве,
Неосвященный мир неся на голове,
………………….
; это и
Зус Вайман 12.10.2025 19:46 Заявить о нарушении
Пройдите специальную регистрацию для авторов и опубликуйте свое произведение на ЛитБуке «в стол»Добавить текст
ПрозаПоэзияКультураКритикаПолитикаNon-fictionещё
Поиск
Культура (Литературоведение, Мнение, Религия)
Мандельштам: послание к евреям. (Послесловие Леонида Видгофа)0
Наум Вайман, Леонид Видгоф, Заметки по еврейской истории, №5-6 • 11.06.2017
Трактовка стихотворения Мандельштама «Где ночь бросает якоря» как «послания к евреям» впервые прозвучала в книге Н. Ваймана и М. Рувина «Шатры страха» («Аграф», 2011). Затем, в моей книге «Черное солнце Мандельштама» («Аграф», 2013), она была дополнительно и, как я полагал, исчерпывающим образом обоснована. Но я недооценил силу предубеждений и «внутреннего протеста». Недавно известный мандельштамовед Леонид Видгоф любезно прислал мне свой доклад об этом стихотворении Мандельштама, который он прочитал 27.12.16. в Исторической библиотеке в Москве, а затем, 04.02.2017 в доме-музее Пастернака[1]. В своем докладе Леонид Видгоф цитирует мою трактовку, но не принимает её, придерживаясь другой. Поскольку это неприятие разделяют и другие уважаемые литературоведы, я вынужден вновь вернуться к этой теме (трактовку Видгофа см. в послесловии к этой статье — ред.).
В своем докладе Леонид Видгоф подробно рассматривает все известные версии, что дает мне возможность для их опровержения опереться на его основательную работу. Приведу еще раз разбираемое стихотворение:
Где ночь бросает якоря
В глухих созвездьях Зодиака,
Сухие листья октября,
Глухие вскормленники мрака,
Куда летите вы? Зачем
От древа жизни вы отпали?
Вам чужд и странен Вифлеем,
И яслей вы не увидали.
Для вас потомства нет – увы,
Бесполая владеет вами злоба,
Бездетными сойдете вы
В свои повапленные гробы.
И на пороге тишины,
Среди беспамятства природы,
Не вам, не вам обречены,
А звездам вечные народы[2].
Авторитетный исследователь творчества поэта А.Г. Мец, составитель полного собрания сочинений, датирует стихотворение 1920 годом. На первой публикации была еще пометка «Коктебель», что подкрепляет эту датировку: в это время Мандельштама носило по югу России, охваченному пламенем Гражданской войны.
О ком же речь в этом стихотворении, кого поэт называет «сухими листьями октября», летящими незнамо куда? Надежда Яковлевна Мандельштам и известный исследователь творчества поэта А. Морозов выдвинули версию о большевиках. В том смысле, что именно они «отпали», оторвались от «древа жизни» и вообще были истинные оторвы. Ну и «октябрь», конечно. Не случайно же помянут…
Л. Видгоф не согласен с такой трактовкой и справедливо подмечает, цитируя Е.А. Тоддеса, что упрек в неприятии христианства (Вам чужд и странен Вифлеем) в адрес большевиков звучит нелепо: «подобный упрек по адресу заведомых атеистов был бы бессодержателен». Добавлю от себя, что и полные отвращения и даже ненависти строки Для вас потомства нет – увы,// Бесполая владеет вами злоба,//Бездетными сойдете вы//В свои повапленные гробы плохо подходят к большевикам. Единственное, возможное по смыслу предположение, что речь тут идет об идейном потомстве, то есть Мандельштам не только считал революционеров идейно бесплодными, но в состоянии пророческого вдохновения даже увидал их падение через 70 лет (что не могли предположить даже те, кто выдвигал такую версию). Однако и в этом случае непонятно, почему их злоба (на помещиков и капиталистов) бесполая? Бездетная не значит бесполая. И допустим, что народы не обречены большевикам, но почему они, как бы вопреки их стараниям, обречены «звездам»? Разве большевики боролись со звездами? Более того, такая трактовка большевиков не согласуется и с контекстом политического мировоззрения Мандельштама. И до революции и в ее эпоху Мандельштам был убежденным социалистом-революционером, о чем он неоднократно заявлял. Как пишет Л. Городецкий, Мандельштам в 1907 году вступает в партию эсеров и даже «пытается вступить в Боевую Организацию»[3]. Его отношение к революции, к ее конкретным шагам, было сложным, многое пугало его, но не было идейного неприятия революционных событий. В 18-м году он работает в советских учреждениях, выступает как деятель советской культуры на Украине в 19 году, а в 20-м, в Крыму, был арестован белогвардейской контрразведкой и совсем не случайно (И. Одоевцева и Н. Мандельштам вспоминают в мемуарах о его контактах в Крыму с левыми эсерами и большевиками[4]). И уж никак он не мог считать, что революционные социалистические идеи бесплодны и не дадут потомства.
В итоге, на мой взгляд, и на взгляд многих исследователей творчества Мандельштама, в их числе и Л. Видгофа, трактовка стихотворения, как обращенного к большевикам не выдерживает критики. Если, допустим, Мандельштам считал большевиков плотью от плоти народной, то он никак не мог назвать их «отпавшими» от древа народной жизни. А если бы он считал их «отпавшими», отщепенцами, то в этом он не стал бы их обвинять, поскольку сам чувствовал себя (а позднее и называл) отщепенцем и относился к разбушевавшейся народной стихии почти панически, называя народ «злой чернью», «волками» и «скифами».
Л. Видгоф, в опровержение версии о большевиках, выдвигает еще один аргумент: «В стихотворении очевиден мотив бегства; но большевики никуда не бежали». Зачем исследователю понадобился этот дополнительный, в сущности, лишний аргумент, ведь версия об «отпавших» большевиках и так отпала? Он оказался нужен для другой, прямо противоположной трактовки: поэт обращается к белоэмигрантам. Такой трактовке придерживались маститые литературоведы и специалисты по творчеству Мандельштама О. Ронен, К.Ф. Тарановский, С. Бройд, Е.А. Тоддес, М.Л. Гаспаров, согласен с ней и Л. Видгоф. И в самом деле, если в стихотворении речь идет о бегстве, то оно вполне может оказаться обращенным к белоэмигрантам: они действительно отпали от древа российской жизни, правда, не естественным путем, как сухие листья, а были насильно с него сорваны, но зато они уж действительно убегали из России. Однако у этой версии есть одна загвоздка: в стихотворении ничего не говорится о бегстве. Просто нет в нем ни такого слова, ни «мотива», и уж тем более его «очевидности». «Сухие листья октября» никуда бежать и не могут, они «летят». И летят они ни в коем случае не целенаправленно, а рассеянно, в разные стороны. Они летят, потому что опадают, оторвавшись от древа по естественным причинам, а не в результате насилия. Откуда же взялся этот «очевидный мотив бегства»? Оказывается, о бегстве пишет М. Гаспаров:
В 1920 г., когда решался вопрос, эмигрировать вместе с белыми или остаться; поэт решает остаться и укоряет бегущих в том, что они не увидали рождающегося нового мира[5]. (выделено Гаспаровым)
То есть «мотив бегства» появляется у М. Гаспарова, ученого безусловно авторитетного, заслуженного, академика и т. д. Но М. Гаспаров пишет о мотивах бегства у самого Мандельштама, возможно, они и были, тем более что от Крыма или Кавказа «недалеко до Смирны и Багдада», как писал поэт, и очевидцы вспоминают, что «В то время такая поездка из Феодосии не представляла никакого труда – были бы деньги»[6]. Но если Мандельштам подумывал о бегстве, то как он мог укорять «бегущих в том, что они не увидали рождающегося нового мира»? И что делать с упреком в антихристианстве? Видгоф справедливо замечает, что бегущие беляки
никак не должны были бы подвергаться такого рода нападкам: ведь среди бежавших очевидное большинство составляли приверженцы консервативных ценностей, «веры отцов» и т. п.
Чтобы все-таки убедить читателя в возможности такой интерпретации нужно сделать воистину «парадоксальное» умозаключение, и Л. Видгоф его делает, дважды при этом употребляя слово «парадоксальный». Это умозаключение творится с помощью авторитетов, в частности Тоддеса, и его суть в следующем: Мандельштам относился «к революции как к событию провиденциального характера», подобному христианскому обновлению мира. Следовательно,
плохими христианами»… парадоксальным образом оказывались отвернувшиеся от революции и бегущие от нее.
То есть беляки, сплошь православные, убежали из России потому, что сдуру не поняли, что происходит ее христианское обновление. На помощь такому воистину парадоксальному утверждению призывается и Александр Блок с его знаменитым окончанием поэмы «Двенадцать», где впереди красноармейского отряда вышагивает «в белом венчике из роз» сам «Исус Христос». «Не забудем, – пишет Видгоф, – и о взглядах Д. Мережковского и З. Гиппиус, говоривших о христианском обновлении». Да, конечно, Мережковский и Гиппиус мечтали о революции, как о христианском обновлении, но именно они не только бежали от этого «обновления», но и стали его самыми лютыми и непримиримыми врагами. И я не думаю, что Блок ощущал революционную стихию, как стихию христианского обновления России, его метафора, связанная с Христом, служила какому-то другому ходу его поэтического воображения, но это отдельная и сложная тема. В любом случае Мандельштам относился к революционной стихии прямо противоположным образом: как именно антихристианской. Он сравнивал Россию с Иудеей, в том смысле, что над Россией, как и над Иудеей, не принявшей Христа, сгущается вечная ночь богооставленности: Ночь иудейская сгущалася над ним. И в стихотворении, посвященному Керенскому (Когда октябрьский нам готовил временщик…) поэт пишет:
Благословить тебя в далекий ад сойдет
Стопами легкими Россия.
Россия была, с ее «легкими стопами», христианской, но эта христианская Россия сходит в ад. А воцаряется «скифский праздник», жуткий и «омерзительный», и новый град будет языческим:
И как новый встает Геркуланум
Спящий город в сияньи луны…
Мандельштам видел в революции не христианское обновление России, а ее прощание с христианством и со всей прошлой, христианской культурой. В 1917 году он называет «новый» мир неосвященным, а себя – последним патриархом:
Как поздний патриарх в разрушенной Москве,
Неосвященный мир неся на голове,
………………….
; это и
Зус Вайман 12.10.2025 19:46 Заявить о нарушении
Как Тихон – ставленник последнего собора.
В защиту тезиса о беляках Л. Видгоф находит еще одну
неожиданную и много говорящую деталь: инвективы в адрес беглецов напоминают риторику Н.М. Языкова, его гневные обличения в стихотворении «К ненашим» (1844), в котором мы находим текстуальное совпадение с одним из мест в стихах Мандельштама:
Народный глас – он Божий глас, –
Не он рождает в вас отвагу:
Он чужд, он странен, дик для вас[7].
Ср. у Мандельштама в «Где ночь бросает якоря…»: «Вам чужд и странен Вифлеем…».
Схожая гневная риторика – стихи Языкова начинаются: «О вы, которые хотите / Преобразить, испортить нас…»; ср. с Мандельштамом: «Куда летите вы? Зачем…» и пр. Языков клеймит ненавистных западников, Мандельштам же, парадоксальным образом, использует риторику славянофильствующего поэта…
Во-первых, по совпадению нескольких обычных слов нельзя судить об «использовании риторики», во-вторых, допустим, что Мандельштам использовал риторику Языкова, но для чего? Чтобы «заклеймить ненавистных западников»? Но белоэмигранты вовсе не были «западниками», скорее наоборот, «почвенниками», это большевики, вооруженные немецкой философией, мечтали о модернизации и вестернизации. Мандельштам и сам в этот период был «западником», поклонником Чаадаева. Да и в выражениях О вы, которые хотите / Преобразить, испортить нас… и Куда летите вы? Зачем… нет, на мой взгляд, ничего общего. Разве «белые» хотели «преобразить, испортить» Россию? Так что деталь, найденная Видгофом, никак версию о «белых» не подкрепляет.
Но оставим «контекст» и вернемся к тексту. Если Мандельштам обращается к белоэмигрантам, и «летят» означает «бегут», то как понять эти вопросы: Куда летите вы? Зачем от древа жизни вы отпали?, ведь ясно, куда они летят-бегут – в сторону ненавистного Запада, и совершенно понятно, почему «отпали»: посколькуздесь пока что случилась неприятность, как пишет поэт в «Четвертой прозе». Допустим, они не разглядели «христианского обновления» России, «яслей не увидали», но почему же им, всем этим православным, «Вифлеем» чужд, то есть чуждо христианство? Допустим, что «Вифлеем» – метафора революции, но тогда почему же он «странен»? Что странного в революции? Да и бегут они не от ее «странности», наоборот, – от ее однозначности. И, наконец, как может последняя строфа относиться к белоэмигрантам – Не вам, не вам обречены, //А звездам вечные народы? Поставьте вместо «вам» белоэмигрантов и получите полную нелепость. Л. Видгоф считает, что речь идет даже не о простых беляках, а об «идеологах» в широком смысле, идейных противниках революции, допустим, но разве они боролись со звездами, противостояли каким-то звездам? Мне трудно себе представить, что другие литераторы не видят всех этих неувязок. Остается предположить одно: идеологические «оковы», а проще – предубеждение. Уважаемые мандельштамоведы просто не в состоянии принять единственно правильное прочтение, согласное не только с текстом, но и с контекстом: стихотворение Мандельштама это «послание к евреям».
Вернусь вкратце к изложению этой трактовки в книге «Черное солнце Мандельштама». Л.Видгоф добросовестно цитирует из этой книги характеристику общего подхода Мандельштама к «еврейскому вопросу»:
Если Мандельштам что и принял в христианстве безоговорочно …, то именно христианскую историософию, касающуюся судьбы еврейского народа: после рождения Христа народ сей свою историческую миссию исчерпал и фактически умер для истории. А те евреи, которые христианства не приняли, но упрямо продолжают жить, стали символом духовной слепоты и немощи, исторической дряхлости и бесплодности, символом усыхания.
Видгоф не только цитирует, но и вроде бы соглашается с таким контекстом:
Несомненно, в стихах и прозе Мандельштама интересующего нас периода встречаются антииудейские высказывания, и Н.И. Вайман совершенно справедливо обращает внимание на данный факт: это и стихотворение «Эта ночь непоправима…», написанное в 1916г. (заметим, что эти стихи очевидно связаны – что давно установлено – с хомяковским стихотворением «Широка, необозрима…», где христианство противопоставлено иудейству); и стихи 1917 г. «Среди священников левитом молодым…» <…>
Зус Вайман 12.10.2025 19:47 Заявить о нарушении
В защиту тезиса о беляках Л. Видгоф находит еще одну
неожиданную и много говорящую деталь: инвективы в адрес беглецов напоминают риторику Н.М. Языкова, его гневные обличения в стихотворении «К ненашим» (1844), в котором мы находим текстуальное совпадение с одним из мест в стихах Мандельштама:
Народный глас – он Божий глас, –
Не он рождает в вас отвагу:
Он чужд, он странен, дик для вас[7].
Ср. у Мандельштама в «Где ночь бросает якоря…»: «Вам чужд и странен Вифлеем…».
Схожая гневная риторика – стихи Языкова начинаются: «О вы, которые хотите / Преобразить, испортить нас…»; ср. с Мандельштамом: «Куда летите вы? Зачем…» и пр. Языков клеймит ненавистных западников, Мандельштам же, парадоксальным образом, использует риторику славянофильствующего поэта…
Во-первых, по совпадению нескольких обычных слов нельзя судить об «использовании риторики», во-вторых, допустим, что Мандельштам использовал риторику Языкова, но для чего? Чтобы «заклеймить ненавистных западников»? Но белоэмигранты вовсе не были «западниками», скорее наоборот, «почвенниками», это большевики, вооруженные немецкой философией, мечтали о модернизации и вестернизации. Мандельштам и сам в этот период был «западником», поклонником Чаадаева. Да и в выражениях О вы, которые хотите / Преобразить, испортить нас… и Куда летите вы? Зачем… нет, на мой взгляд, ничего общего. Разве «белые» хотели «преобразить, испортить» Россию? Так что деталь, найденная Видгофом, никак версию о «белых» не подкрепляет.
Но оставим «контекст» и вернемся к тексту. Если Мандельштам обращается к белоэмигрантам, и «летят» означает «бегут», то как понять эти вопросы: Куда летите вы? Зачем от древа жизни вы отпали?, ведь ясно, куда они летят-бегут – в сторону ненавистного Запада, и совершенно понятно, почему «отпали»: посколькуздесь пока что случилась неприятность, как пишет поэт в «Четвертой прозе». Допустим, они не разглядели «христианского обновления» России, «яслей не увидали», но почему же им, всем этим православным, «Вифлеем» чужд, то есть чуждо христианство? Допустим, что «Вифлеем» – метафора революции, но тогда почему же он «странен»? Что странного в революции? Да и бегут они не от ее «странности», наоборот, – от ее однозначности. И, наконец, как может последняя строфа относиться к белоэмигрантам – Не вам, не вам обречены, //А звездам вечные народы? Поставьте вместо «вам» белоэмигрантов и получите полную нелепость. Л. Видгоф считает, что речь идет даже не о простых беляках, а об «идеологах» в широком смысле, идейных противниках революции, допустим, но разве они боролись со звездами, противостояли каким-то звездам? Мне трудно себе представить, что другие литераторы не видят всех этих неувязок. Остается предположить одно: идеологические «оковы», а проще – предубеждение. Уважаемые мандельштамоведы просто не в состоянии принять единственно правильное прочтение, согласное не только с текстом, но и с контекстом: стихотворение Мандельштама это «послание к евреям».
Вернусь вкратце к изложению этой трактовки в книге «Черное солнце Мандельштама». Л.Видгоф добросовестно цитирует из этой книги характеристику общего подхода Мандельштама к «еврейскому вопросу»:
Если Мандельштам что и принял в христианстве безоговорочно …, то именно христианскую историософию, касающуюся судьбы еврейского народа: после рождения Христа народ сей свою историческую миссию исчерпал и фактически умер для истории. А те евреи, которые христианства не приняли, но упрямо продолжают жить, стали символом духовной слепоты и немощи, исторической дряхлости и бесплодности, символом усыхания.
Видгоф не только цитирует, но и вроде бы соглашается с таким контекстом:
Несомненно, в стихах и прозе Мандельштама интересующего нас периода встречаются антииудейские высказывания, и Н.И. Вайман совершенно справедливо обращает внимание на данный факт: это и стихотворение «Эта ночь непоправима…», написанное в 1916г. (заметим, что эти стихи очевидно связаны – что давно установлено – с хомяковским стихотворением «Широка, необозрима…», где христианство противопоставлено иудейству); и стихи 1917 г. «Среди священников левитом молодым…» <…>
Зус Вайман 12.10.2025 19:47 Заявить о нарушении
Зус,
У Вас тройной Кинбот получился с Мандельштамом в качестве Земблы:
Вы
Леонид Видгоф
Наум Вайман
При этом перед тем как поселиться в комментариях к этому стихотворению Вы уже знали что Лёва Вас троих попросить этого не делать не может. Удалили бы Вы это…
Гена Тихий 19.10.2025 02:01 Заявить о нарушении
У Вас тройной Кинбот получился с Мандельштамом в качестве Земблы:
Вы
Леонид Видгоф
Наум Вайман
При этом перед тем как поселиться в комментариях к этому стихотворению Вы уже знали что Лёва Вас троих попросить этого не делать не может. Удалили бы Вы это…
Гена Тихий 19.10.2025 02:01 Заявить о нарушении
Перевод Матфея не по канону.
Поэтому и родилось послание.
"Нам не дано предугадать..."
Зус Вайман 19.10.2025 17:54 Заявить о нарушении
Поэтому и родилось послание.
"Нам не дано предугадать..."
Зус Вайман 19.10.2025 17:54 Заявить о нарушении
На это произведение написано 10 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.