Свадьба Фомы Дмитриевича и Марфы Яковлевны

Пролетел год, наступил сентябрь - рубеж девичей жизни Марфы. Свадебную повозку дед Василий смастерил. Закончена «сборная неделя» - сундуки с приданым собраны.
За день до свадьбы пошла Марфа по соседским дворам, приглашая девушек - подружек на девичник. В Усвятье на девичник девушки собирались после полудня, распускали косу и расчесывали невесте волосы, выплетая ленту из косы и, повязывая её вокруг лба на распущенные волосы. После чего, невеста с девушками шла по главной улице села с протяжными песнями на большую луговину к церкви. На лугу девушки водили хороводы, «ручейки», к ним присоединялись сельские подростки: мальчишки и девчонки. Так невеста среди молодежи прощалась «красной красотой» - девичьей лентой из косы и с привольной жизнью в родительском доме. Перед закатом группа молодых людей возвращалась в дом невесты. Подростки получали угощение, а девушки и невеста проходили в горницу на вечер прощания с подругами и семьей. На столе дымился самовар, румянились пироги и блины со сметаной - знаковая сервировка  «оплакивания девичьей воли». Застолье длилось недолго, девушки выводили невесту на улицу «попрощаться с солнышком», гуляли, пели песни. Всё село знало: завтра свадьба.
Неотъемлемыми сторонами довенечного обряда всегда были:
песенный «девишник» на кануне свадьбы, и «сбирание» невесты с песнями поутру в день свадьбы до приезда жениха.
 
Наступило утро дня свадьбы:
Невеста в свадебном наряде
Подружки плачут про девичью долю,
С замужеством потерянную волю.
Не голосит, не плачет лишь невеста -
Немного страшно, но…за мужем «бабье место».
Таков удел…у женщин всех селений:
Смиренно чтить родительское мнение.

В это время родственники невесты, «обряженные в праздничные одёжи», ещё раз проверяли всю готовность к началу свадьбы.
В тоже утро, под звучащие песни, в доме жениха накрывался свадебный стол и готовился в дорогу свадебный поезд. Дуги лошадей свадебного поезда украшались лентами, цветами и бубенцами. Малиновый звон бубенцов и колокольчиков, как перезвон церковных колоколов защищал от «нечистой силы», а цветы и ленты ограждали жениха и невесту «от порчи», приковывая своей красотой глазеющих сельчан.
В Смоленской губернии все свадьбы проходили под музыку и, если на свадьбе не было группы музыкантов, то скрипка для настоящей свадьбы требовалась обязательно. Музыканты сопровождали свадьбу  от её начала до последнего разъезда гостей: они следовали и в свадебном поезде, и звучали на свадебном пиру - играли дорожные, встречные, застольные песни, плясовые. Для Гурьевых собрать музыкантов ничего не стоило. Младшие братья Фомы Дмитриевича «пиликали звуками», знали множество песен и мелодий: Прохор Дмитриевич играл на гармони, пара его друзей прекрасно владела скрипками,  Степан Дмитриевич отбивал ритм не то ложками, не то бубном, а его дружок подыгрывал на дудках или свирели.
От деревни Киселёво до села Усвятье не более трех верст, но свадебный поезд двигался медленно с песнями, громкой музыкой, чтобы все встречные полюбовались красивыми нарядами гостей и праздничным убранством вереницы повозок.
По главной улице Усвятья свадебный поезд проехал очень медленно до  луговины перед церковью. Как только он миновал хату Фуляровых, невеста с близкими уселись в свадебную повозку и направились к церкви, остальные родственники и соседи  давно уже собрались на большой церковной луговине.
Первыми со свадебной повозки сошли дед Василий и Христина Васильевна. К ним подошли, кланяясь и приветствуя, Ефим, Михаил и Фома Гурьевы. Фома красовался в атласной рубахе навыпуск, поверх «флисовых порток», заправленных в начищенные сапоги, в жилетке и «пинжаке». На гладковыбритом лице Фомы аккуратные усы подчеркивали правильный контур губ, ярко синие глаза оглядывали окружающих и, конечно, невесту. Наряд Марфы удивлял яркостью: из-под алого сарафана, отделанного семью рядами атласных лент, составлявших радугу, выглядывал подол рубахи- поддёвы с вытканным красной нитью затейливым рисунком; на сарафан была надета простеганная приталенная нарядная «куфайка-коротайка»; поверх тонкого набивного батистового фуляра, скрывавшего волосы, голова была покрыта «хусткой» - большой тонкой шерстяной шалью с красивым цветочным рисунком и кистями, так, чтобы не было видно лица - невесту прятали от «дурного глаза», ножки были обуты в высокие ботинки со шнуровкой.
Фома помог Марфе спуститься со свадебной повозки.
Дед Василий и Христина Васильевна благословили молодых иконой в серебряном окладе с ликом Иверской Божьей Матери. Прошла торжественная венчальная служба, зазвучали праздничным перезвоном церковные колокола. По выходе из церкви под ноги молодоженам была брошена вывороченная наизнанку шуба и головы обсыпаны зерном. Считалось, что это принесет счастье молодым.
Родственники и гости погрузились в свадебный поезд и направились с песнями в Киселёво к дому Гурьевых.
По приезду после венчания молодых в Киселёво, дома у ворот их встретили Дмитрий Петрович и Екатерина Ивановна с иконой Казанской Божьей Матери и большим караваем хлеба с солью.
Молодые поклонились в пояс родителям, приняли их благословение; отведали хлеба с солью, после чего их проводили в клеть, куда занесли и сундуки с приданым невесты.
Караваем хлеба Марина и Хима, невестки Гурьевых, обнесли и угостили родных и близких невесты, гостей свадьбы. И…зазвучали песни-величания в честь молодых.
«Дружка» жениха, с низким поклоном, пригласил молодых и гостей за праздничный, «княжий» стол на свадебный пир.
На пиру внимание жениху и невесте, их родным и близким, гостям свадьбы  проявлялось в песнях-величаниях, музыка не смолкала. Звучали и «корильные» шуточные, и семейно-бытовые, и лирические песни. Марфа с открытым лицом сидела скромно за столом, потупив глаза, а Фома принял тройку рюмок наливки «За благополучие семьи», «За здоровье семьи», «За счастье и многочисленное потомство». Спустя некоторое время начались свадебные пляски. Главной заботой музыкантов на свадьбе было сохранение постоянного веселья. Если на свадьбе вдруг возникал спор между гостями или сваты начинали говорить на повышенных тонах, то музыканты тут же начинали «играть с подмахом» веселую русскую мелодию. При этом скрипачи, желая увлечь за собой партнеров и гостей, привставали с лавок и, не переставая играть, начинали энергично раскачивать скрипку из стороны в сторону и вверх-вниз, как бы дирижируя всем своим телом. Задолго до окончания свадебного пира, молодых проводили в сенник, где было оборудовано ложе для новобрачных.
Наутро второго дня свадьбы присутствовали близкие родственники молодых, дружки, сваты. В деревне Киселёво не было принято вывешивать простыни первой брачной ночи, но несмотря на это, если молодая честна и благородна, возобновлялось веселье,.. песни и пляски звучали до самого вечера... Если же невеста плоха, то... Свадьба на этом заканчивалась. Ворота дома невесты вымазывались дегтем. Начиналась будничная семейная жизнь со снохой, у которой подмочена репутация.
Свадьба Марфы и Фомы «гулялась» неделю. Первые три дня к молодым   приходили   с поздравлениями и подарками односельчане невесты. Звучали песни, прославляющие молодых и их родителей, песни-сочувствия молодой жене: «В чужих людях надо жить умеючи, жить умеючи-разумеючи». Ещё пара дней ушла на «перегостки отводины» для посещения родственников жениха. Потом молодые навестили брата и сестру Марфы: Сергея в Дорогобуже и Арину в Хатычке и гостили в Усвятье у деда Василия и Христины Васильевны. Всем привезли подарки: мужчинам хлысты, женщинам «хустки». Везде их встречали хлебом-солью, угощали «тещиными» блинами.   В конце недели молодые вместе с дедом Василием и Христиной приехали в деревню к Гурьевым. Небольшое семейное застолье, на котором закончились все свадебные «перегостки». Начиналась семейная жизнь молодых.
От первого лица: В деревенском доме Марфы в красном углу было семь старинных наследных икон. Перед отъездом в Москву, покидая навсегда отчий край, Марфа раздала все иконы своим племянницам. Марфа поддерживала тесные отношения и со своими сестрами и с невестками своего мужа. Когда я училась в десятом классе, иконы, которыми родители благословляли брак Марфы и Фомы, странным образом вернулись в наш дом. Икону Иверской Божьей Матери аккуратно сохранила и привезла Марфе её племянница Гурьева Мария Степановна. Икону Казанской  Божьей Матери привезла мамина сестра Василиса после очередного сбора родственников у Гурьева Степана Дмитриевича, икона бесхозная «валялась» в шкафу. Ныне отмытые и обихоженные иконы хранятся в моём доме в «красном углу».
                ***