очи мои раскрыты

очи мои раскрыты для тебя, молчание.
рука моя, как на грех верна тебе,
взгляд мой пуст, рот мой полон слов.
из них последние, последнее молчание -
самое главное и всегда на пьедестале.
я мог бы говорить - как говорит тополь в небесах,
как говорит жаворонок или гладиолусы - я мог бы вещать,
я мог бы быть непроглядной тьмой для человека.
но язык мой - мой палач. все что он изрекает -
это смерть моя одинокая, мое чревовещание,
переполненное до краев зыбью и молчанием.
чтобы говорить, нужно как минимум отречься от самого себя,
как максимум - отречься от говорения, молчать, как рыба,
в необъятности океана. океан мог бы говорить - но молчание
его нам дороже, дороже и ему.
мы могли бы петь - но пение соловья затмевает все наши усилия,
 то пение, которое мы никогда не слышим.
так утихает речь, так скрадывается каждое слово,
слово, что горит одиноким родником в ночи.
слово наше одинокое - в чем твоя повина,
что ты отдано на поругание,
в чем вина, что ты - как блудница, побывало
в каждых руках.
ты горишь светлым, храбрым пламенем,
но его глушат и пошлость, и банальность,
и грех. слово сое одинокое - где ты,
я слышу, как ты плачешь в тишине,
я вижу, как ты ждешь, ждешь своего часа,
который никогда не наступит.
я знаю, ты укоряешь меня потихоньку,
ты меня нежно проклинаешь,
и проклятие твое - это призыв,
призыв к воскрешению слова.
но голос мой молчит,
руки мои - неподвижны,
я словно нем и глух,
и пьян сам себе на грех.
слова мои как молитва, канут в бесконечность,
и я не дождусь на них ответа.
ведь слова - они рождены для высот,
а не для тех, кто пал и барахтается в грязи.