ДНО

Один:
На расшатанной табуретке,
С петлёю на шее, со смертью в конфетке,
Прилипшей к его пересохшему нёбу;
Готовое всё: от него и до гроба...
Он всех пережил в своей скрюченной позе,
Сторчавшись от старости передоза;

Другой:
Гнал быстрей чем все серые мысли,
Купался в лучах красоты этой жизни,
И каждой секундой и днём дорожил,
Добро излучал и собой всем светил;
Хотел ещё много всего он успеть,
Но вот у порога стучится в дверь смерть...
"-Постой, подожди, я их всех так люблю,
Туда не хочу я в сырую землю!"
А смерть посмотрела на свои часы,
Схватив добряка за его же трусы
Чрез спину на лоб ему их натянула,
Зафотав прикол свой косою махнула,
И молча пошаркала неторопясь
Вершить дальше важный вселенский баланс.

А счастия школьный детский автобус,
С мясною начинкой надежд-ребятишек,
Круги всё по КАДу своих уроборос
Мотал уж три вечности без передышек,
Как вдруг на пути фальш-панелью открылся
Рандома поломанный глючный портал
И грёз эмбрионы в пароме Харона
Уютно нырнули во слепость забрал;
Забрал их закрывших от неба их счастья
Ещё не видавшие света глаза,
Слились в атавизм души от ненастья
И вечности ночи всех тех кто был ЗА:
За всё что когда-то за всех их решали
Все те, кому было дано решать,
За тех кто цепей дружных рук не разжали,
Когда так хотелось им сильно разжать:
Не быть шестерёнками в этой машине
Плодящей экструзию судеб душ слуг,
Разбит весь и всрыт, как на гелиотине,
Пандоры гнилой деревянный сюртук,
Расквашен как спелые помидоры
Заветренный вечностью смысл бытия,
И смерть Робин-Бобин со смаком обжоры
Никак не нажрётся, как лимба петля.
И мыслей и смысла скупые слезинки
Бегут кто-куда, как проворная ртуть:
Ведь градусник веры весь вхлам и картинки
Не прожитой жизни как пазл и суть
Того то что было, что есть и что будет
Уходит под пресс и в утиль бытия,
Любимые люди как льдинки:
Их судьбы давно не твои и вся жизнь не твоя;
Ребёнок, что плакал, страдал и метался -
Всё это не ты, и не сын, и не брат,
Который в безликой толпе потерялся
И ищет дорогу домой и назад:
Всё это лишь просто твоё непринятье
Полётов с утробы и в небытие;
И жалость, и злоба, и самораспятье,
Совсем не к другим, а лишь только к себе;
Ты тут подыхаешь, как в мусорной куче:
Бесхозного хлама гниющие дни;
Ни мама и ни Далай Лама могучий
Тебя не спасут в мясорубке войны,
Ведь эта война тяжелее обычных,
Ведь враг в ней и друг лишь один только ты;
Ты тут как Т-1000 в безличье обличий:
Театр и вешалка, зритель, цветы,
Актёры, вахтёры, дома и заборы,
Антракты и акты и вечные споры,
Ты бомба, сапёр, грузди и мухоморы,
Осталось найти только точку опоры,
Рычаг и усилье весь смысл и суть
На голову с ног все перевернуть.

Пока эти просят воды или хлеба,
Те воздвигают хибары до неба
Со скромной надеждой туда достучаться
И хапнуть тех благостных иллюминаций,
Что где-то за тайным пределом хранятся
В доме, который построил Он.
Но этот предел и упор в потолок
Всего-то лишь новый цикличный виток
На веретене слепой пряхи всего
И ты пробиваешь новое дно
Чрез тайное это на небо окно.
Так скудно-богато, так грустно-смешно
Так было всегда здесь заведено:
Бессмертья манит золотое руно,
Лариса Ивановна Мимино,
А ты залипаешь всё глядя в окно
И видя привычное серое дно.

11.12.22