Иоанн IV Грозный

Тяжёлым взором обведя палаты,
На трон уселся Грозный Царь.
Стрельцы тревогою объяты...
Утроил стражу Государь.

Задумался, -Доверия не стало.
Погибели красавицы-жены
Боярскому отребью мало.
Своей не оправдать вины.

Любимое лицо в тумане
Приходит вновь из темноты.
В каком-то пагубном дурмане
Всё, что вокруг, до тошноты.

И сон, и явь гнездятся воедино,
Боль и терзания - всё зря.
Придворной подлости картина
Множит страдания Царя.

И тьма, змеёю ядовитой,
Вползает в царские глаза...
Встал Иоанн, тоской убитый,
Скользнула по щеке слеза.

-Эй, кто там топчется за дверью?
Малюта? Слушай мой приказ!
Мыслите все поди, что зверь я?
Оставлю розги на сей раз.

Разведай мне, кто бесится от жиру.
Злодея подлого сыскать!
Чтоб мог я острою секирой
Загривок склизкий приласкать.

Дабы не скрылся, изначально
Учинишь в тайне, что велю.
Коль кто проведает случайно,
Своей рукою удавлю.

Сроку на всё тебе - неделя.
Опричной властью не балуй.
Да ты, гляжу, опять с похмелья.
Пшёл прочь! Напыщенный холуй.

            (Малюта)
Малюта вон из Тронной вышел,
С больною не в ладах башкой,
И, осознав всё, что услышал,
Нервозно пот смахнул рукой.

-Отдан приказ. Как не исполнить?
Во гневе крут и страшен Царь.
Как тут Филиппа не припомнить?
Гонял, словно собаку псарь.

Чему дивиться, коли травят.
Молва в народе что гласит -
Сколь Рюрики Престолом правят,
Столь есть и тягот на Руси.

Поди, сыщи Ему злодея.
Крутись как хошь, неделя срок.
Скорей - достать Тугарин-Змея,
Иль сразу, прямиком, в острог.

Хитёр же, бестия, с рожденья.
Дума, вся в судорогах, молчит.
Нечистой силы наважденье -
Ох, как с утра в висках стучит.

Хмельное не беда, проспится.
Хмель не топор в Царской руке.
Куда страшней с башкой проститься,
Иль сдохнуть в каменном мешке.

Покуда, право, суть да дело,
Пойду, пожалуй, похмелюсь.
Вчерась княжна меня хотела.
С похмелья - грех, да всё ж явлюсь.
               
                ***
          (Царская трапеза)
Время трапезничать, однако.
Сколь ни горюй, а голод - враг.
Снедь сперва пробует собака.
Зачем? Смекнёт любой дурак.

Не счесть изысков царской пищи.
Ханская кухня - просто хлев.
Рог изобилья - рай для нищих,
Коли сравнить, что на столе.

Рябчики в соусе медовом -
Нежнейший из лесных даров,
В ковше златом, почти пудовом,
Икра каспийских осетров,

Боровики в воздушных сливках,
Свежайшей стерляди под стать,
Разнообразная наливка...
Накушался, не в силах встать.

Гусь в яблоках да поросёнок
Дождутся вряд ли свой черёд.
Чревоугодия бесёнок
Заморен на три дня вперёд.
            
               ***
Коль скоро трапеза свершилась
Снеданием причудных блюд,
Его Величество решилось
Прилечь сперва, да выйти в люд.

Огнём в светлице печь играет,
Жар от углей несёт тепло.
Зимой от холода спасает
Венецианское стекло.

Устроившись к печи поближе,
В кубок плеснул себе вина,
И, вкусом тонким не обижен,
Весь осушил его, до дна.

В раздумьях тягостных о главном,
Детство причудилось опять
В Коломенском. Всё тихо, славно,
Под яблоней - Княгиня-Мать...

Являться стала слишком часто.
С течением мирских времён,
Мутится разум беспристрастный
Смешеньем дел, людей, имён.

Однако, всё, что сердцу мило,
Память хранит, как верный друг.
Пока ещё в достатке силы,
Не верит Царь в покорность слуг.

Ни Годуновым и ни Бельским
Слепого доверенья нет.
Да и в рецептах Парацельса
Пользы на грош. Всё больше вред.

Недаром, травник прекословит
Чужим аптекарским дарам.
Снадобья сам Царю готовит,
В пригляд придворным поварам.

В седьмом колене, мудрый лекарь.
Сибирь изъездил и Китай.
У Англичан, что ни аптекарь -
То вурдалак, хоть кол втыкай.

                ***
Самое время выйти к людям.
Полдень свершил свой оборот.
От Государя не убудет -
Узнать, чем жив Его народ.

Благопристойно нарядившись,
Накинул шубу, посох взял,
И, к личной страже обратившись,
На Площадь трогать приказал.

                ***
          (Царская прогулка)
Тяжёлые врата открылись.
Со свитой едет из Кремля
Царь Иоанн. Все расступились.
Дрожит, как есть, под ним земля.

И люди сторонятся, в страхе,
Кареты царской на санях.
И посвист плети, в каждом взмахе,
И лязг затворов на дверях

Царскому уху зело неприятен.
И, чтоб привлечь к себе народ,
Горсть меди сыплет Он вперёд.
А звон монеты и глухому внятен.

Мгновенье ока, и толпа готова
За деньги растерзать друг друга.
Узрев, на сколь юродивому туго,
Царь Иоанн, не говоря ни слова,

Внезапно ощутив прилив добра,
Убогому, из жалости, даёт
Целковый рубль, чиста серебра.
В ответ, блаженный плачет и поёт:
         
-Иванушка, благодеЯтель славный,
Давно ль в руках секиру не держал?
По что, покинув Трон Державный,
В Слободку Царскую бежал?

Является ль, безвинно убиенный,
Наследник Цесаревич с Небеси?
Насытился ли, вурдалак презренный,
Пролитой кровушкой по всей Руси?

Недолго Царствие твое пребудет,
Ужасен Ты, хоть столь же и велик.
И посему, пусть Бог тебя осудит,
А люди позабудут грозный лик...

Промолви кто другой Царю такое,
Лишился в миг бы, дурень, головы.
Хотел огреть блаженного клюкою,
Да убоялся всё же, смуты и молвы.

Плачет убогий, зимушка крепчает.
Мороз такой, что всё трещит.
Царь милосердствует, народ нищает,
А правды нет. Ищи её, свищи.

                (Иоанн)
-Ползут, что черви из навоза,
Сплетни со всех гнилых щелей.
Сие, однако же, немалая угроза.
А сына - нет и не было милей.

Ведаю я, кто слухи распускает...
Тиран кровавый, дескать, да палач.
Настеньки мне зело как не хватает.
Душа о ней терзается! Хоть плачь.

Довериться совсем, кому не знамо –
Спину подставить глупо под удар.
Бесстыдство - за стенами храма
Душу предлОжить чёрту в дар.

Гадёныш... не гнушается однако,
Плести интриги там и тут -
Филипп, что жалкий грязный дьякон,
С чужой женой творящий блуд.

Ему ль глядеть в Царёвы Очи,
Коль рыло свинское в пуху?
Козни терпеть нет боле мочи.
Время стереть его в труху.

                ***             
              (Малюта)
На день седьмой пред Грозны Очи
Предстал Малюта, помолясь.
Не то что бы, трудился очень,
А чтоб лицом не вдарить в грязь.

Припомнив разговор последний,
Сам на себя стал непохож.
Коль и надыбал что, всё сплетни,
Коим цена - ломаный грош.

Ну, а с Царём шутить ли шутки?
Лживость узрит, хоть за версту.
Зато, на веру с правдой чуткий
И трёп не терпит попусту.

Бельмом ведь очи не замажешь -
Слепой узрит, что есть враги.
Но как промеж бояр укажешь?
Господь Всевышний, помоги!

            (Малюта)
-Душою, Государь, кривить не стану.
Воля Твоя. Хошь, милуй. Хошь, казни.
Дышать коли совсем не перестану,
Бог даст, продлятся Твои дни.

В круге бояр измена зреет,
И от Тебя сие не скрыть.
Выступить вряд ли кто посмеет.
Могут втихую отравить.

И кто меж них - неведомо. Однако,
Верой и правдой, Государь, служу.
Таится где-то шелудивая собака.
Дай срок ещё маленько. Отслежу.

             (Иоанн)
-Какой тут срок, коль не умеешь
Разведать - что, да где, да как?
Не уж-то сам не разумеешь?
Красив, строптив, а всё ж, дурак.

Пойми, коли не станет Государя,
Осиротеют в раз народ и Русь.
Казну растащат, земли разбазарят.
Смекнул, о чём всю жизнь пекусь?

Уж коль ты верный мне служака,
Трезво умишком рассуди,
Ведь за Престол начнётся драка.
В том вражья выгода, гляди!

За пьянством что ли, не упомнишь,
Сколь выпил крови Сигизмунд?
Чумных потерь разве восполнишь?
Где уж там, Новгородский бунт.

Что ли прозрел, Царю на милость?
Дней десять уж, как во хмелю.
В баньку сходи, не зря ж топилась.
Ох, дам плетей! Хоть и люблю.
 
Поди, головушкой подумай,
Откуда ждать ещё подвох.
Бояр, что заседают Думой,
Сколь на собачьей шкуре блох.

Кто предан, можно и по пальцам,
Не утруждаясь, перечесть.
Мечом махать да бить по яйцам -
Невелика опричным честь.   
    
               (Малюта)
Счастью Малюты нет предела.
-Незлобен всё же, Государь.
Хоть пот ручьём бежит по телу,
Зато, башка цела, как встарь.

Чинил бы ложь, давно б слетела,
Иль на кол сел бы под Стеной.
Не зря княжна меня хотела,
Не зря знать, тешился с княжной.

             (Иоанн)
-Не глуп зело. Благо, что предан
И волю Царскую вершит.
Нюх, знамо, есть. Дойдёт по следу.
По мелочи, пущай грешит.

От пьянства надобно отвадить.
Силушкой бог не обделил -
С Малютой запросто не сладить.
На спор быка рукой свалил.

Войско опричное наладил.
Ныне, изменникам - не мёд.
Скромен. И хоть не при параде,
Да в битве холоден, как лёд.

Богатырей в Руси хватает.
Жаль, гибнут часто на войне.
Господь, поди, всех принимает,
А оных жалко мне вдвойне.

Таких ещё бы пару тысяч,
Спасу не стало бы врагу.
Из камня если только высечь,
Да вот - не скульптор. Не могу.

               ***
      (Травля бояр собаками)
Глянуло солнышко в опочивальню.
В лучах играют белые шелка.
Сон лишь привиделся печальный.
Подумал, -Всё пустое. А пока

И утро выдалось на славу,
Где смерть красна, коль на миру.
Придумал Царь шутливую забаву,
Шуйских позвав обедать ко Двору.

Явились. Разодеты соболями,
В перстнях, с каменьями в огран,
Златыми все наряжены цепями.
Не кажет злобу с виду, Иоанн.

Приветствует с улыбкой, приглашает,
За стол сажает ласково, а сам
Возмездие с расплатой предвкушает.
Скормить решил их диким псам.

В застольи сытом раздобревших,
Ведёт бояр на псарный двор.
Расслабившихся, захмелевших,
Коснётся страшный приговор...

Одна из сук помётом ощенилась.
Хорош, на удивление, приплод.
Порода волчья сплошь укоренилась.
Раскрывши рты, все стали у ворот.

Царь Иоанн, меж тем, и удалился.
Собак спустили. С виду - чистый волк.
Гордый кто был, и тот взмолился.
Боярам ли не знать в собаках толк.

В оцепенении, попятились к воротам,
Но заперто, и обречённым не сбежать.
Подумать разве мог бы кто-то,
Что Царь позволит так их унижать?

Беспомощные сыплются проклятья.
Кто ж сунется под зверские клыки?
Близки однако, смертные объятья.
В миг протрезвели мужики.

Собаки ринулись всей стаей.
По паре каждому пришлось.
Команды ждать даже не стали,
Урвали с плотью чью-то кость...

Деяние нещадное продлилось.
На Бога лишь, осталось уповать.
Пребудет ли Царёва милость
Сгубившим Государыню и Мать?

Тела истерзаны вчистую,
Кафтаны - в клочья, вопли, кровь...
А свора, кровушку учуяв,
В оскале диком, вновь и вновь

Бросается уже на павших,
Но, чудом, всё ещё живых.
Легко прогнать собак приставших,
Лишь поворотом головы.

Но, местью одурманенные очи,
Приходят в пагубный восторг.
Царь миловать бояр не хочет,
И невозможен с Грозным торг.

Перечить - вздор. Себе дороже.
К Шуйским давненько злобен Царь.
И пот, и кровь, и страх под кожей,
Сызмальства помнит Государь.

Вечно держали в чёрном теле,
Пока был волей слаб да млад.
Нынче, отведают на деле,
Царя хозяйственный уклад...

-Ну всё, довольно псам резвиться.
Утрачен к действу интерес.
Кровь под вольер ручьём струится.
Достался каждому свой крест.   

Опричным, повидавшим виды,
Стало, и впрямь, не по себе.
Припомнил Иоанн обиды,
Как бы шутя, не по злобе.

На лицах онемевшей стражи
Написан ужас маслом да пером.
Еле живых, кровавою поклажей,
Бояр, грузила челядь всем двором...

             ***
С тех пор, годков пяток, не боле,
Как пошутить изволил Иоанн.
Наперекор Царёвой воле,
Лекарь один для страшных ран –

Время. Единственный свидетель,
Всему судья, безжалостный палач.
Страшной бывает добродетель.
Ты хоть посмейся, хоть поплачь.

            ***
       Взятие Казани

Настал черёд казанской знати
Отведать "милостей" Москвы.
Немало надобно затратить,
Дабы Орду лишить главы.

Царь Иоанн, собравши силу,
Двинулся с войском на Восток,
Покинув всё, что сердцу мило,
Свершив ещё судьбы виток.

С десяток лет уже в итоге,
Кровь Русичей пьёт Ядыгар,
И Государь встал на пороге
Пиршества буйного в разгар.

Гордо вознесшись минаретом,
Казань предстала пред Царём.
Ханство падёт грядущим летом,
Вкупе, с надменным главарём.

На сей раз, план куда мудрее,
Нежели прошлых лет поход.
Ярило светит, да не греет -
Рекой недавно сброшен лёд.

Множество лодей, с хитрым скарбом,
Пристало к острову в ночи.
Дозоры встали авангардом,
Не запалив даже свечи. 

Возник Острог Свияжский вскоре -
Искусству инженеров дань.
Итиль* несёт волну, что море.
Пытались дважды брать Казань.

Ныне учтён печальный опыт,
В крепость разведаны ходы,
"Язык" лазутчиками добыт
И кремль отрезан от воды.

Седьмиц пять-шесть и жажда сломит
Стремленье противостоять.
В голодной да сухой истоме,
Не сдюжит ханство нашу рать.

Войска расставлены в порядки.
Не прошмыгнёт даже шакал.
Машин метательных десятки,
Амфоры, с маслом под запал,

В жерлах тяжёлых, грозных  пушек
Спят ядра с порохом тугим,
Не до потех, не до игрушек.
Притихли за стеной враги.

К ним осознание возмездья
Явилось каждому теперь -
Как-будто гром из поднебесья
Ударил в запертую дверь.

За время, что осада длится,
В граде иссяк запас питья.
Хан Ядыгар, в бессильи, злится.
Былого не видать житья.

Унылость лиц, паденье духа,
Ропот, смятение в рядах...
Н вылететь стреле из лука,
И в сердце поселился страх.

К началу штурма всё готово.
Казанский кремль взят в кольцо.
Врагу смотреть в глаза не ново.
Бесстрашно Государево лицо.

Стрельцы с пищалями в отряды
Построены и ждут приказ.
Для войска честь, Царю отрада -
Прославить Русь в который раз.
 
И не успели солнца блики
Упасть на главный минарет,
Как барабанный бой музыки
Вздыбил мерцающий рассвет.

И сотни пушек грозных метких,
Шквальным оскалились огнём.
Вздрогнули даже вражьи предки,
Усопшие пригожим днём.

Десятки тысяч стрел разящих,
Осиным роем в облаках -
Поющих, лающих, скользящих...
И меч карающий в руках -

В руках, что устали не знают,
Коли врагу предъявлен счёт.
И силы вражьи скоро тают.
А значит, верным был расчёт.

Башни пошли колёсным ходом
И встали вровень со стеной,
Стрельцы, наладив переходы,
Хлынули внутрь людской волной.

Грохот пищалей, звон металла
Слышен повсюду вновь и вновь.
Смерти бояться не престало
Там, где рекою льётся кровь.

И вот, преодолевши стену,
Стрельцы уже внутри кремля.
Враги сполна заплатят цену,
Задышит волею земля,

Гнёт сбросит и, освободившись,
Русский воспрянет человек,
И Русь, из пепла возродившись,
Летой сокроет тяжкий век.

И дрогнул враг. Бросив доспехи,
Украсил бегством свой позор.
Стрелецкой доблести успехи
Отметил Государев взор.

Войско геройски, насмерть билось.
Но, в град вступивши покорённый,
Явило божескую милость,
Святыню взяв неразорённой.

Окончен штурм. Дух вражий сломлен.
Хана к Царю ведут стрельцы.
Гарем остался не разгромлен -
Баб пожалели молодцы.

И, в ожиданьи приговора,
Пал ниц правитель пред Царём.
Дивно! Подобного позора
Не приключалось с главарём.

-Казнить, али отправить с миром? -
Объят раздумьем Иоанн.
Но всё же, в руки взяв секиру,
Припомнил, что гласит Коран:

"К поверженным будь милосерден,
Ибо, во злобе, станешь слаб.
И сам, однако, не бессмертен,
Не важно - царь, или же раб.

И в пораженьи будь достоин.
Себя коль защитить не смог,
Принять обязан смерть, как воин,
Последний преступив порог."

И, наземь опустив секиру,
Гнать хана повелел взашей,
-Довольно! Побесился с жиру.
Пущай в степи покормит вшей.

Особым, Государевым Указом,
Имам Казани Кул-Шариф,
С рассветом, погребён был сразу,
Веру и честь не посрамив.

Ближе к зиме, под гарнизоном
Оставив покорённый град,
В Столицу к новому сезону
Вернулся Иоанн Смарагд.

Казна пополнилась без счёта
Златом, трофеями, шитьём.
Для казначеев столь работы -
Месяц с едою да питьем

В кремлёвских жили казематах,
Приходуя добро в Казну.
С лихвой окуплены затраты.
Видать, не зря вели войну.
 
              ***
   (Государь и Князь Старицкий)
-Что, брат Владимир, ты не весел?
Буйной головушкой поник...
Али безрадостные вести
Печалят твой светлейший лик?

Что за тоска тебя съедает?
Открой мне душу, не таясь.
Уже ль твой Государь не знает,
На сколь обременяет власть?

Бремя сие, что донный камень,
Счастья лишает и семьи.
Душу сжирает адский пламень,
Ежели грешен пред людьми.

-Одним лишь, я обеспокоен.
Тебе ли, Государь, не знать -
Я преданный твой брат и воин.
Однако, не могу понять,

В чём провинился пред тобою?
Пока ты войском брал Казань,
По чести правил я Москвою,
Как прежде, сам мне приказал.

Хранил Казну, мирской порядок,
Блюстил Закон без тени лжи.
Коли проштрафился я, к ряду
Своей рукою накажи.

Приму покорно твою волю,
Любой твой выполню приказ,
Живу твоей душевной болью,
Слезой что катится из глаз.

-Ты не печалься, Князь мой славный.
Нет на тебе того греха,
Что вред нанёс бы цели главной,
Брата оставив в дураках.

Каждый совет ценю твой верный.
Как есть, подмога для меня.
Полно жалеть. В избытке скверны,
Что просит плахи да огня.

Пока твой Государь на Троне,
С мечом в руке да в стременах,
Русь-Матушку не провороним.
Врагу нагоним должный страх.

              ***
Сей разговор продлился долго,
В воспоминаньях о былом...
Щенкам нет шансов против волка,
Занять главенство за столом.

Сколь ни пытались, тщетно. Право,
Поверженных уж не спросить...
Бывало, и недоброй славой
Власть богатела на Руси.

              ***
Меж тем, события вершились
По воле Грозного Царя.
Ширились земли и крушились
Царства и ханства, суть не зря.

Хан половецкий, хан казанский,
И хан Кучум, и весь Урал
Вдоволь хлебнули воли Царской,
При том, что Государь хворал.

Русь-Матушка, ни много и ни мало,
Покуда царствовал да жил,
Землёй Сибирской прирастала.
Где сам Ермак головушку сложил.

Царю Сибирью поклонился,
Бросив к ногам несметные дары.
На славу в битвах потрудился,
Не ведая расклад большой игры.

В походах тяжких да жестоких
Лихо гуляли казачки.
За веру, с тех времён далёких,
Жизнью платили мужички.

Девлет-Гирей умылся кровью,
При Молодях, месивши грязи.
Досталось тюркскому сословью
Да иже с ним, пришедшей мрази.

Жизнь пуще смерти да неволи -
Бросивши войско под удар,
Словно шакал, бежать изволил
В самый, что ни на есть, разгар.

Шутка сказать, а Гуляй-город
Месяц крымчакам портил кровь.
Вряд ли теперь захочет ворог
Сунуться в наши земли вновь.

                ***
Со временем, здоровье пошатнулось,
Черты лица сменили свой узор,
-Ежели б вспять оно вернулось,
Острее стал бы Царский взор, -

Так сокрушался, в размышленьях
Над шахматами, Иоанн.
Вся жизнь в терзаньях и сомненьях,
-Радетель, или же тиран?

Что я принёс Руси Великой,
Благо насущное, иль зло?
Править Державой многоликой -
Ох, непростое ремесло.

Прощать врагов, терпеть измену...
Тех, что, целуя Божий Крест,
Сгубили в детстве Мать Елену,
Жён и детей - всего не счесть.

Ношу сию не каждый сдюжит.
Боже! Услышь мой тихий плач!
Властью Твоей, в жару и стужу,
Я - Государь, а не палач.

Не возводил в крови Бастилий,
Где истязанья день и ночь.
Смертную казнь мы отменили.
Чтоб воду в ступе не толочь,

Карлу пускай грядёт забота.
Таких грехов не замолить -
Боле трёх тысяч гугенотов
В Париже за ночь умертвить!

Радеть ли нам, где взять управы
На Катерину Медичей?
В Москве всё ж, не было кровавых
Варфоломеевых ночей.

Ну а Тюдоры сколь грешили?
Блуд, содомия, вечный хмель.
Полсотни тысяч порешили,
Выгнав с возделанных земель.

Папский Престол погряз в разврате
Семейства Борджа меж собой,
Во лжи, в крови, в палёном злате,
А несогласных - на убой.

Сколь инквизиторы спалили
На «очищающем» огне?
Мы в битвах столько не сгубили
Виновных душ, что снятся мне.

Не жёг я на костре несчастных.
Бывало, меч держал в руках,
Друзей терял в походах частых.
О том и боль в седых висках.

Только Ливонцев крестоносных,
Без счёта в землю закопал,
Меж иудеев вредоносных
Спеси убавился накал.

Отныне, не бывать приходу
Жидовской нечисти в Руси.
Довольно буде мутить воду
Да милости потом просить.

Хоть сердцем мы и незлобливы,
Границы соблюсти - не грех.
Повадилася тьма строптивых.
Пойдут войной, схороним всех.

Землицы хватит тем, кто поднял
Кривой, али крестовый меч.
У Русичей, сколь бы ни отнял,
Сто крат найдёшь, где там же лечь.

Русь-Матушка не Франция, однако.
В Европе, сколь ни колеси,
Угодий - насмех, кот наплакал.
Не то, что во Святой Руси.

Одна Сибирь Европу кроет,
Что бык паршивую овцу.
Случись потоп, Французов смоет,
А нам страшиться - не к лицу.

Владения все на учёте.
Ведь Земский учредил Собор.
Ремесленник теперь в почёте,
А не разбойник да не вор.

А сколь монастырей восславил!
Все - в чистом злате купола!
Без счёту крепостей поставил,
Чтоб сила в рубежах была.

Хоть супостатам не имётся,
Да стены больно высоки.
Сколь кровушки ещё прольётся,
Коль власть получат дураки?

Таких, спокон веков, хватало.
Престол – не золото в мошне,
А оным, сколь ни дай, всё мало,
Что, с юных лет, противно мне.

Внезапно всё кругом стемнело,
Поплыли пешки по доске,
Обмякло тело, онемело,
И свет очей погас, в тоске...

Погас навек по божьей воле,
Которую, что было сил, вершил.
Отмеряно - сколь есть, не боле.
Где каялся, там заново грешил.

И, в ужасающей улыбке,
Застыло грозное лицо,
Застыла жизнь в трясине зыбкой,
Что от телеги колесо.

Время течёт неумолимо.
Всё, что должно принадлежать,
Словно рукой берёт незримой.
Царям, и тем не убежать.

Судьба, что шахматное поле,
Коль проворонил, ставит мат.
И слуги гибнут поневоле,
Как в одиночку, так и в ряд.

Старицкий сгинул Князь с наветом,
Опричною рукой казнён.
Несправедливо оклеветан
В стремлении взойти на Трон.

Не стало и Скуратова Малюты.
Хоть фаворит был у Царя,
Погиб геройской смертью лютой
В битве с Ливонцами не зря.

Не счесть героев на погосте.
Клеймо опричника – позор.
Ведь реки крови на помосте
Не ужасать не могут взор.

История условностей не терпит,
Не счесть превратностей судьбы.
В дворцовой, душной круговерти
Не обойтись без крови и борьбы.

Деяний всяческих, сверх меры,
Свершила властная рука...
Где Русский Дух, пребудет веры,
Вперёд на долгие века.

Судить, при этом, не берусь я
О тяжести грехов и многих ран.
Что б стало с Матушкою-Русью,
Кабы ни Грозный Рюрик Иоанн?


1 Грозный Царь - Тит-Смарагд-Иоанн IV Васильевич Рюрик (Грозный) первый Русский Царь, Великий Князь Московский и всея Руси, определивший историческое развитие России на многие поколения вперед. Дата рождения: 25 августа 1530 г. Дата смерти: 18 марта 1584 г.
2 Скуратов Малюта - Думный боярин, сподвижник и современник Иоанна Грозного. Дата рождения неизвестна. Дата смерти: 1 января 1573 г. Настоящее имя Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский. Один из немногих приближённых Царя. Возглавлял опричное сыскное ведомство - «Высшую Полицию по Делам Государственной измены», до тех пор, пока оно не превратилось в угрозу для Престола и самого Государя. Отвечал, также, за упразднение и ликвидацию этого формирования.
3 Филипп (Митрополит Филипп II в Миру Фёдор Степанович Колычёв; 11 февраля 1507 - 23 декабря 1569) - Митрополит Московский и Всея Руси. Современник Иоанна Грозного, попавший в опалу за несогласие с методами правления Иоанна Грозного, по неподтверждённым слухам, якобы задушенный Малютой Скуратовым, в приступе ярости, в Твери.
4 Тугарин-Змей - Имя персонажа из древнеславянских сказок и былин. Связано с отголосками борьбы Русичей против половецких кочевников и их правителем Тугар-Ханом.
5 Коломенское - село в пойме Москва-реки, место рождения Царя и Государя всея Руси Иоанна IV Грозного.
6 Княгиня-Мать - Елена Васильевна Глинская (1510-1538). Вторая жена Московского Великого Князя Василия III, мать Царя Ивана IV Грозного, регентша во время его малолетства.
7 Годуновы, Бельские – боярские кланы, особо приближенные ко двору во времена правления Иоанна Грозного, сторонники опричной политики Государя.
8 Парацельс - прозвище. Настоящее имя Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гуггенхейм (1493-1541). Швейцарский алхимик, естествоиспытатель, чьими химическими препаратами пытались лечить, а по сути, медленно травили Иоанна Грозного.
9 Царская Слобода – Александровская Слобода дальняя резиденция Государя в период оставления им Трона, куда он отбыл на время с наиболее преданными людьми, Казной, гос-ценностями и Царской Либерией (библиотекой), не найденной и поныне, в качестве протеста боярам, воспротивившимся его опричной политике (ныне город Александров).
10 Факт убиения Иоанном Грозным собственного сына, Царевича Иоанна исторической достоверности не имеет. Сфальсифицирован заинтересованными европейскими политиками и религиозными деятелями того времени, являлся политической диверсией и способом опорочить имя Государя в глазах «просвещённой» Европы, с тех пор и по настоящее время, несмотря на то, что оба - отец и сын, равно как и мать Иоанна Грозного, Княгиня Елена Глинская, а также, его первая жена Анастасия и три последующие, были отравлены преднамеренно, с целью ослабить власть и поставить Русь в политическую и экономическую зависимость от европейских правителей.
11 Настенька - Царица Анастасия Романовна, урождённая Захарьина-Юрьева (1532-1560) - первая жена Царя Иоанна Васильевича Грозного. Смерть Царицы тяжело отразилась на душевном состоянии Иоанна и была одним из обстоятельств, обостривших его борьбу с боярством, враждебно настроенным по отношению к Государю и Его реформам.
12 Сигизмунд II Август – Король Польский (1544-1572), инициатор Русско-Литовской войны 1561-1570 годов (в историографии как часть Ливонской Войны).
13 Новгородский бунт – подавление Иоанном Грозным измены новгородской знати, выступившей против правления Государя и грозившей отдать Новгород под власть Сигизмунда II, объявив о так называемой независимости от Царского Престола.
14 Шуйские – один из знатных боярских кланов, не беспочвенно подозревавшийся Государем в отравлении его Матери Княгини Елены Глинской в период его малолетства. Именно по вине их рода Государь рос полным сиротой, претерпевая их издёвки до самого совершеннолетия.
15 Царская псарня насчитывала, по некоторым данным, более 100 только взрослых боевых собак-гибридов, прямо скрещенных с самцами волка, специально отловленными в северных лесах. Часто многочисленная стая, с ярко выраженной внешностью (практически это были полноценные волки), использовалась Государем в боевых походах. Это всегда приносило победу на открытом пространстве, ввиду жесточайшего испуга кавалерии противника и, в ужасе, разбегавшихся лошадей, ретиво сбрасывавших своих всадников, при виде даже немногочисленной натуральной волчьей стаи. До сих пор, почти ничего неизвестно о тактике и технике применения этого зверя псарными служниками Иоанна Грозного в боестолкновениях.
16 Девлет-Гирей – крымский хан, возглавлял Крымское ханство. В первые же годы своего правления предпринял множество набегов на Русь, относительно успешно отражённых Русскими войсками. Вторгся на Русь с войском, численностью более чем в 60 тысяч человек. Потерпел в битве при Молодях (40 км к югу от Москвы) полное поражение.
17 Ермак Тимофеевич (1532-1585) – современник Иоанна Грозного, казачий атаман, участник Ливонской Войны, положивший начало присоединению бескрайних просторов Сибири за Великим Уральским хребтом. Геройски погиб в неравном сражении с войском хана Кучума в землях Тюмени.
18 Владимир – последний Удельный Князь на Руси, двоюродный брат Иоанна Грозного, Старицкий Владимир Андреевич (1553 – 1569), росший с детства вместе с Государем, один из особо приближённых, вынужденно принявший яд из рук опричной стражи, якобы  по велению Царя (сомнительный факт), будучи оклеветан в измене Государю и претензиях на Трон.
19 Карл IX Шарль-Максимильен (1550-1574) - король Франции с 1561 года (династия Валуа). Современник Иоанна Грозного. Третий сын короля Генриха II и Екатерины Медичи, бывшей при нём регентом до 1564 года. Правление Карла IX ознаменовалось многочисленными Религиозными войнами и Варфоломеевской ночью — печально знаменитым массовым истреблением гугенотов.
20 Тюдоры – королевская династия в Англии (1485-1603), узурпировавшая более половины всех пригодных для с/х земель в Шотландии, в Ирландии и в Англии, обрекшая на голодную смерть тысячи крестьянских семей на протяжение только первых десяти лет нахождения у власти. 
21 Борджа Александр – в Миру Родриго Борха (1492-1503), один из наиболее одиозных и развратных представителей Римского Понтификата, практиковавший инцест, садизм и токсикацию изощрёнными ядами противников его грязной политики и образа жизни.