Избранные сонеты

          * * *
               

Мы вычли из семейного бюджета
морскую даль и горные хребты;
отбросили без шумного эффекта
одежду первозданной пестроты;

забыли вкус воздушного щербета,
про транспорт повседневной быстроты...
Занять бы у Ивана Калиты -
не наскребли на марку для конверта.

Эпоха наша - символ пустоцвета -
вовсю плодит безумные проекты,
и ей плевать на слезы бедноты.

Мы дышим, как Ромео и Джульетта,
и звонко прибавляется к бюджету
сияние душевной чистоты.

               
            * * *


Какая радость снег замысловатый
весной услышать в дорассветный час!
Никто ту бель разбуженной лопатой
грести не станет, как зимой подчас.

Вот падают клочки крылатой ваты,
а я – спросонок – поцелую вас,
со мной танцующую лёгкий вальс,
и время робко переставит даты.

Вы помните: тем тихим зимним днём
по воздуху кружились мы вдвоём?
Но вдруг окно со звоном распахнулось.

Ворвался ветер снежный и хмельной,
и комната наполнилась весной,
когда в любви нам признавалась юность.
   

           * * *


Под гнётом государственной пяты
мы жизнь влачим, забыв небес заветы.
Бесчисленны на кладбищах кресты,
а в почве – безымянные скелеты.

Из мрака беспросветной маеты,
презрев угрозу яда иль стилета,
певец корит царя и президента,
но только ухмыляются шуты.

О где же вы, священные персты,
открывшие нам дверь из немоты, –
зовущие  из тайного намета?

Певец творит бессмертные хиты
и предрекает в блёстках золотых
приплыв ладьи иль звёздного корвета.


          * * *


Весна дарила трелей переливы
двоим. В природе каждый атом пел.
Ты слушала мой лепет терпеливо,
и я себе казался слишком смел.

Я распинался приторно-красиво
о том, что мир неимоверно бел.
Ты слушала, как Лесопарк шумел
и на меня смотрела, как на диво.

Тебе достался парень говорливый.
Неслись миры к закату торопливо,
и голос мой взволнованный слабел.

А ты хотела просто быть счастливой
и слушать шепот молодой крапивы
о будничном слиянье плавких тел.


             * * *


В далёком детстве были мы "на ты"
и радовались солнцу первоцвета,
блуждая дотемна – до ломоты
в суставах – по глухим лесам Тайгета.

Теперь мы отрастили животы –
на рокот лет, товарищ мой, не сетуй! –
и крутим однотипные кассеты
с прогорклой дрянью из мирской тщеты.

Мы вертимся в делах, как и планета,
забыв свой смех и молотки крокета,
и детских тайн глубинные пласты.

Но иногда, спеша на оперетту,
мы слышим звонкий голос детства где-то
и вспоминаем первые цветы.


             * * *


Который раз встревожили виденья
ликующей капели молодей.
Растерянного времени растенье
не сдвинется без солнечных идей.

Прилётных мыслей бурное горенье
дороже жизни, космоса родней...
Попробуй докричаться до людей,
когда они синиц услышат пенье.

Весна не всем источник пробужденья,
и под сукно благое откровенье
поспешно сунет правящий злодей.

Но времени союзны озаренья,
и к солнцу дружно тянутся растенья
в кипящей кутерьме весенних дней.


            * * *


Автомобиль ворота «Вторчермета»
проехал, голося от духоты.
В те годы я был в звании аскета
и старшим вёз железные пруты.

Я минералкой запивал галеты,
с водителем делясь без суеты.
Где вы сейчас, армейские кенты,
что девушкам дарили комплименты?

О желдорбат и женская диета!
Когда я бодро заполнял анкеты,
то не давал обета слепоты.

Я засыпал под пасмурным брезентом
и видел – каждый раз! – Тебя с букетом
под облаком восторженной фаты.


           * * *


Займёшь деньжат - окажешься в Крыму
вдвоём с любимой, ластясь к окоёму.
Возрадуешься горному ярму,
медузам, чайкам, пеклу даровому.

Но день умрёт, окрасив даль в сурьму,
и бой земных часов, подобно грому,
начнёт диктат по слому мировому,
где ясность скрыта в облачном дыму.

И многим непонятно, почему
морской прибой поёт немую тьму,-
ночные волны мыслят по-иному.

Маяк луны, терзающий умы,
бессилен разгадать, откуда мы,
и не укажет путь к родному дому.



           * * *


Я не дремал в спокойном кабинете:
мёрз в подворотнях, прыгал с высоты,
задерживал убийцу на банкете,
на стульях спал… На то мы и менты!

Я не подбрасывал патроны и кастеты,
не избивал убогих и крутых,
с начальством не боялся прямоты…
А по ночам писал в блокнот сонеты.

Я пробирался в дальние скиты,
летал на звёзды в гости к запятым,
таможни проходя без документов,-
а утром, наглотавшись кислоты
лечебной, ехал с видом занятым
опрашивать обдолбанных  клиентов.



           * * *


Бывалым рыбакам какой резон
съезжать с прикормленной макухой сижи?
Пораньше встать, чтоб солнце горизонт
с востока обожгло полоской рыжей.

Брести чрез лес довольным,словно слон,
и знать: садок к обеду взвоет грыжей.
Но разве рыба рыболовом движет?
Я музыкой пруда заворожён!

Но всё ж люблю ленивых карасей
на удочку тягать. Навеселе
цедить из фляги мутную бодягу.

Вот вздрогнул задремавший поплавок,
и "лапоть" потихоньку поволок
наживку под злорадную корягу.


           * * *


Обожествляю броские черты
лица жены и не ищу ответа
на свой вопрос, из пылкой тесноты
вспылавший, как бездумная комета.

Не разгадав причины доброты
моей к твоим бесчисленным приветам,
я движусь без ответа по приметам
и не теряю прежней теплоты.

Настанет фантастическое лето,
и брызнут волны ультрафиолета
на бархат первозданной наготы.

Ты будешь солнцем искренним согрета,
а я – творить твои фотопортреты,
найдя вопрос банальным и пустым.



          * * *


Года давно приобрести костюм
и галстук, чтобы выглядеть прилично.
Зачем подобный вздор идёт на ум,
когда я горячо влюблён в античность.

И джинсы одежонка хоть куда,
проверь – не раз войдёшь в любую реку.
Их утром надевая без труда,
за Гераклитом мчишь в библиотеку.

У грека про костюм ни строчки нет!
А джинсы в нОске – бешеная сила.
Я с девушкой встречаюсь бездну лет,
но про костюм она не говорила.

Пойду куплю родной на завтрак суши,
ведь ты певца и без костюма любишь.

               

          * * *


Как скоротечно время бересклета:
уж опадают первые  листы.
Приходит осень – солнце под запретом
и в фаворитах прочные зонты.

Прогулки совершая по паркету,
мы отвыкаем враз от смуглоты.
Но разум из глубокой глухоты
выводят принесенные газеты.

Читаем про проценты и десерты,
про вето, раритеты и вендетты,
и где кормились синие киты.

Мелькают разобщенные сюжеты,
а в голове – цветенье бересклета
и по реке бегущие плоты.


           * * *


И каждый долгий день одно и то же:
планёрка, задержанье, бред чернил.
Будь я на добрых десять лет моложе,
живей бы недосып переносил.

Неделю воскресенье подытожит.
Я отдых безоглядный заслужил.
Но на футбол прикажут. Свет не мил.
Начальству возражать – себе дороже.

За два часа на стадион пригонят.
Проглотишь пирожок-тошнотик с горя,
запьёшь заморским ядом певчий дар.

Мордует чадный шар нечиста сила.
И девушка давно меня забыла.
И не дочитан "Солнечный удар".



          * * *


Разбросаны повсюду инструменты,
промасленная ветошь и болты.
Рабочий, закусив сто грамм конфетой,
вдыхает хмель весенней мокроты.

К окну сошлись деревьев силуэты,
подъёмный кран, двора унылый тыл...
Но воздух марта музыкой застыл,
ведь все синицы грянули фальцетом.

У стен железа ржавого несметно,
в курилке распинаются клевреты
и заводские сумерки желты.

Пора домой, где в снах анахорета
побудки ждут доспехи Пересвета,
а на полатях сушатся порты.
               
               
           * * *


Земля укрылась беспечальным снегом,
чарун-мороз серчает по ночам.
Чем образ вразумительней коллегам,
тем он несносней ветреным речам.

Земля подвластна солнечным лучам
и утром предается брачным негам.
Чем образ неприемлемей коллегам,
тем он созвучней девичьим плечам.

Я форм не обновитель мудрорукий.
Навряд ли звезд мои достигнут муки,
но встрепенется искорка подчас.

Вот с девушкой мы вышли на прогулку.
Луна иль солнце бродят по проулку,
а снег скрипит для нас, как в первый раз.


         * * *
 

Когда б пройти суровые посты,
блюдущие небесные секреты,
я смог бы из блуждающей тщеты
создать до солнца славное либретто.

Рой мыслей небывалой остроты
для чуда мотылькового балета
я б хитростью пронёс мимо атлета…
Но был бы встречен вздором клеветы.

Зачем на голову творца всё это?
Опять терпеть разгромные наветы?
Ужель искусству горнему – кранты?

Я замер у смурного парапета,
не видя просветленного просвета –
на фоне обозлённой мелкоты.


           * * *

               
Кого же слушать в жуткой тишине?
Куда бежать беспутно-бестолково?
Все мысли, адресованные мне,
я превратил в безадресное слово.

Писал – что видел в проданной стране,
блокнот мой – словно умная полова.
Но как вдыхаю воздух нездоровый,
то думаю и о своей вине

того, что сталось в Беловежской пуще...
И люди вымирали от удушья,
и ликовал повсюду волчий след.

Славянская Вселенная рыдала.
Мерцала лампа-проблеск вполнакала,
а я в блокнот писал правдивый бред.

                08.12.1997 г.


            * * *


Мне вспомнилась смешная кинолента,
где дворник, уходя от срамоты
бытийной, пил до сольного момента
и не боялся ропота святых.

Он утром без трезвона пиетета
шагал из благородной пустоты
по маленькой – в ближайшие кусты,
у совести забыв спросить совета.

Не вытащив заветного билета,
он ожидал закатного рассвета
и напивался вдрызг от скукоты.

Катилась жизнь, как мелкая монета,
и в гибели расплывшихся предметов
рождалась несуразность правоты.



            * * *

Она два дня со мною не мила,
привычных слов не слышно и в помине.
Как хочется душевного тепла,
когда виски вот-вот покроет иней.

Метель дорогу к дому замела,
в окно вползает сумрак бледно-синий…
Но нас обнимет добрый Младший Плиний
и вместе “Письма” перечтём дотла.

В походе Рим. Восстал Везувий снова.
Погиб отец. Про житие Христово
по свету растекается молва.

С тех лет не стало на Земле спокойней:
рыдают ледники, на Ближнем – войны…
Спасают снег и нежные слова.


           * * *

В наш век тотальной лжи и интернета
нет места для духовной широты.
Где ретроград сорвал аплодисменты,
там сыщите опору темноты.

Но в пробный путь направилась ракета,
волшебной вспышкой озарив мечты.
Тому, кто в звёздный мир навёл мосты,
воздвигнут неземные монументы.

Мечты летят, губя авторитеты,
грядущей жизни возводя макеты,
и разбивают косности щиты.

Так и уста опального поэта
взрыхляют почву пламенем сонета
для, может быть, последней высоты.

                Март, 2009