Блок и Рубцов. Продолжение

Рубцов и Блок. Два стихотворения.

  Причины мрака в Рубцове в последние два его года жизни, причины его заострённой степени раздражённости, колючести, отчуждения, может быть, в «беззвёздной тоске». Блестящая формула эта взята мной из стихотворения Блока. Читая его, чувствуешь глубокое родство того, что происходило в душе Рубцова в 1969 - 1970 годах, и того настроения, которое переполняет блоковский шедевр «Всё это было, было, было…».
Прочитаем Блока:

Всё это было, было, было,
Свершился дней круговорот.
Какая ложь, какая сила
Тебя, прошедшее, вернет?
В час утра, чистый и хрустальный,
У стен Московского Кремля,
Восторг души первоначальный
Вернет ли мне моя земля?
Иль в ночь на Пасху, над Невою,
Под ветром, в стужу, в ледоход —
Старуха нищая клюкою
Мой труп спокойный шевельнет?
Иль на возлюбленной поляне
Под шелест осени седой
Мне тело в дождевом тумане
Расклюет коршун молодой?
Иль просто в час тоски беззвездной,
В каких-то четырех стенах,
С необходимостью железной
Усну на белых простынях?
И в новой жизни, непохожей,
Забуду прежнюю мечту,
И буду так же помнить дожей,
Как нынче помню Калиту?
Но верю — не пройдет бесследно
Всё, что так страстно я любил,
Весь трепет этой жизни бедной,
Весь этот непонятный пыл.

  А теперь Рубцова:

Скачет ли свадьба в глуши потрясенного бора,
Или, как ласка, в минуты ненастной погоды
Где-то послышится пение детского хора, -
Так — вспоминаю — бывало и в прежние годы!

Вспыхнут ли звезды — я вспомню, что прежде блистали
Эти же звезды. А выйду случайно к парому, -
Прежде — подумаю — эти же весла плескали…
Будто о жизни и думать нельзя по-другому!

Ты говоришь, говоришь, как на родине лунной
Снег освещенный летел вороному под ноги,
Как без оглядки, взволнованный, сильный и юный,
В поле открытое мчался ты вниз по дороге!

Верил ты в счастье, как верят в простую удачу,
Слушал о счастье младенческий говор природы, -
Что ж, говори! Но не думай, что, если заплачу,
Значит, и сам я жалею такие же годы.

Грустные мысли наводит порывистый ветер.
Но не об этом. А вспомнилось мне, что уныло
Прежде не думал: "Такое, мне помнится, было!"
Прежде храбрился: "Такое ли будет на свете!"

Вспыхнут ли звезды — такое ли будет на свете! -
Так говорил я. А выйду случайно к парому, -
"Скоро, — я думал, — разбудят меня на рассвете,
Как далеко уплыву я из скучного дому!.."

О, если б завтра подняться, воспрянувши духом,
С детскою верой в бессчетные вечные годы,
О, если б верить, что годы покажутся пухом, -
Как бы опять обманули меня пароходы!..

  Несмотря на отсутствие блоковских образов смерти, стихотворение Рубцова печальней. Мера грусти его – неимоверна. Оба поэта, но по-разному, говорят об утрате «восторга души первоначального». Оба стихотворения – усилие вернуть детское, острое чувствование жизни, без которого нет поэзии. Их отчаянный рефрен – «всё это было!» Возвращение на круги своя, замкнутая геометрия жизни, повторяемость – страшны. Блок не вызывает в памяти картины прошлого. Ложь самообмана или какая-то другая «сила» не вернут прошедшего. Блок строже, что ли, относится к возможности иллюзий. Он где-то внешне хладнокровней. Он судит настоящее и прошлое как философ. Смерть приходит «в час тоски беззвёздной», и за её гранью поэтом не видится прежней мечты и восторга. Однако время Пасхи инициируется поэтом совсем не просто так, походя, подогнанное под зябкую питерскую весну, – оно в концовке стихотворения обретает веру и воскресение Пасхи. Тем самым образы смерти преодолеваются, как преодолевается мотив повторения, исчисления почти тютческим «…не всё, что здесь цвело, увянет, не всё, что было здесь, пройдет!»

  Нет у Рубцова страшных «нищих старух», «трупов», «коршунов», непременных поэтических соглядателей смерти и участников её пира… И всё-таки строчки Рубцова слёзнее, пронзительнее. Музыкальное полотно стихотворения сбивчиво, беспокойно, волнующе. Оно захлёбывается внутренним монологом лирического героя. И синтаксис, и пунктуация, и лексика выпукло выдают глубочайшее душевное волнение, близкое к плачу, потрясённости… И – увы! – к сослагательному наклонению финала стихотворения. К невозможности возврата к себе – «взволнованному, сильному и юному». Вспыхивающий свет воспоминаний детства только заостряет в нас утрату «детской веры» и всего, что с ней связано лучшего: ласки, детского хора, мерцания звёзд и лунного света, плеска вёсел, светящегося снега… Кажется, все излюбленные образы собрал поэт в этом, по сути, итоговом, стихотворении. Отвлечёшься, читаешь раз за разом стихотворение, глядя в тёмное окно декабрьской ночи, и щемит сердце от «о, если бы…»… «Свершившийся дней круговорот» у Рубцова обдаёт нас, как «порывистый ветер». И всё стихотворение, как осенние порывы ненастья. Мчатся по небу тучи, открываются звёзды, луна и снова гаснут. И условно, не действенно заклинание – «о, если б…». Горькое, пронзительное прощание.