Четвёртый месяц движется война

Четвёртый месяц движется война,
Забил дороги техникой поток,
Несметных полчищ серая волна,
Неудержимо рвётся на восток.
     В Уш-Тобе, далеко от ратных мест,
     Родился я в тяжёлых родах мамы,
      Досталось ей за мой здоровый вес,
     Никто ж не видел в этом деле драмы.
Рассказывают, я сидеть не мог.
Валила голова без равновесья,
Пока окреп не раз бодал порог,
Ну и орал высокой ноты песни.
     Я помню ясно листья лебеды,
     Как собираю их с налётом пудры,
     Не мы одни их рвали для еды,
     Добавив в супчик от продуктов скудный.
И помню, как забравшись в огород,
Среди незрелых, в прозелень томатов,
Я с жадностью совал ту зелень в рот,
То было первым для меня салатом.
     Рассказывала мама на досуге,
     Как нас коза спасала молоком,
     Как в ночь, однажды, дверь взломав ворюги,
     Её свели из сенцев не тайком.
Как рвались в хатку за добром солдатки,
А может быть не только за добром,
Но мама с честью отстояла в схватке,
Добро ли жизнь, не ведомо о том.
     Я помню ствол. Направленный в окошко,
     Ружьё пустое. Но оно ружьё,
     И отступила банда «чёрной кошки»,
     Трусливое, жестокое жульё.
Остались мы без важного подспорья.
Подножий корм детям лишь, как понос,
Свалил тиф маму. В довершенье горя,
Сестру и ту, рок мимо не пронёс.
     Ей малярия выжимала тельце,
     Меня ж рахит от травки оседлал,
     Мать уговаривал больничный. Старый фельдшер,
     Чтоб душу Богу я скорей отдал.
Что не жилец я ей легче будет,
Идёт война. Не видно ей конца,
От всех забот скорее смерть забудет,
А если не дождётесь вдруг отца?
     Наверно Бог не принял жертву эту,
     Заботой мамы, в тягостях, без сна,
     Я реагировал уже на вспышки света,
     А на дворе цвела во всю весна.
Чтоб как-то нас с сестрою поддержать,
За солью мама к рыбакам ходила.
И только в ночь, на самогон сменять.
В такую даль, откуда ж брались силы.
     Чтоб я куда-то не попал в беду,
     Привязывала за ногу к кровати.
      Возможно, что повторно лебеду,
     Я. Как раствор размазывал по хате.
А в шесть. Мне дядя Миша сапоги,
Сточал из кожи, то-то был подарок,
Мать сшила галифе, крутой загиб.
Я под баян отплясывал недаром.
     Но и сейчас, уже на склоне лет,
     Я вспоминаю всё же с сожаленьем,
     Что в музыке свой не оставил след,
     Имея слух, способность и стремленье.
Зло войны большинства коснулось.
Кто от голода пал. Кто в бою,
Много с фронта солдат не вернулось,
Дети лепту внесли и свою.
     Я помню лето, год сорок шестой,
     Сижу в пыли и что-то строю в том же,
     Своим трудом всецело занятой,
     Не разглядел вблизи отца в прохожем.
Он, стоя рядом, молча наблюдал,
Мои дела, на тонкие ручонки,
Не помню слёз, но на руки поднял,
Прижал к себе и зашагал к хатёнке.
     Вот и для нас закончилась война,
     Отец пришёл и жизнь встрепенулась,
     В прошедших бедах не его вина,
     Теперь и нам удача улыбнулась.