Страсти по-Польски

В последнее время всё больше,
России вменяет в вину,
«несчастная» мирная Польша,
Расстрелом военных в плену.
     Одиннадцать тысяч военных,
     Без спору жестокий приказ,
     В плену, безоружных, пленных,
     Садизм слепой без прикрас.
А если из памяти высечь,
Вернуться лет двадцать назад,
Сто сорок, без малого тысяч,
Пленённых, российских солдат.
     Под Краковом, в голодоморе,
     Со слов офицерства того ж:-
     Мы голодом вас заморим,
     Добьёт же тифозная вошь.
Но есть «милосердие» в Польше:-
Сто тысяч заеденных вшой,
Но сорок расстрелянных всё же,
А это почти что живой.
     Не даром твердят особисты,
     В расстреле обычная месть,
     В пленённых всё те же садисты,
     Среди офицерства есть.
Видать с той поры вы контужены,
На нас всё «повесить», хоть плач,
Но вспомним:- с какого оружия,
Затылки дырявил палач?
     Им связаны руки на узел,
     Верёвкой, бумажной, витой,
     Такой не водилось в Союзе,
     И это ответ не простой.
К тому же, там не было кладбища,
Не надо выдумывать бред,
И как не хотелось бы страждущим,
Не место расстрелов и бед.
     В Советское время там зона,
     Красивая местность не зря,
     Для отдыха важной персоны.
     И пионерские лагеря.
Чекист не бездушный каратель,
Не злобный вампир – идиот,
В нём русский, открытый характер,
И чаще всего – доброхот.
     Достаточно доводов веских,
     Ни НКВД тот садист,
     Тогда-то палач из немецких,
     Чума для народов – фашист.
Не ангелы Речь – Посполитая,
И польско – литовский кагал,
Напомнить за кровь пролитую,
 Как русский народ страдал.
     Как Минина – Пожарского ополчение,
     Из Москвы гнало вас взашей,
     Пусть насильно и без почтения,
     Но без голода и тифозных вшей.
В стране, в тяжелейшее время,
У власти еврейская знать,
А это ж из Польши племя,
Не солидно об этом не знать.
     Свои меж собой дерутся,
     По пословице, значить тешатся,
     Славяне!  Пора б очнуться,
     С коней замыленных спешиться.