Воспоминания об отце

"Отпусти душу умершего, и он отпустит твою скорбь". - сказал когда-то один мудрый философ. Господи, как быстро летит время! Уже столько лет прошло с момента ухода папы из жизни. Казалось бы, ещё вчера мы ходили собирать берёзовый сок, позавчера катались на лыжах, а неделю назад я маленький бежал ему навстречу, когда он шёл с работы.

В жизни у нас случалось всякое - и хорошее, и не очень. Конечно, многое из того, что произошло, растворилось в горизонте времени, оставив в памяти только доброе и светлое. И только 6 декабря навсегда останется чёрным днём в моей жизни.

Я уже давно отпустил отца, и если за гранью жизни что-то есть, то, надеюсь, ему удалось найти себя там. Мне самому хочется верить в жизнь после смерти, но сомнения одолевают меня. Хоть я и крещён по рождению, но становиться религиозным фанатиком я не хочу. Думаю, что когда дело будет близиться к старости, наверняка я к чему-нибудь и приду.

Биография папы не блистала яркими событиями. Он не стал знаменитым, не изобрёл ничего нового для человечества. Самым важным для него была семья в её самом сакральном значении - очага, к которому можно подойти и получить тепло и ощущение уюта. Дом - работа, дом - работа, редкие отпуска, мало выходных - такими были его последние годы. Он был сухой и жилистый, но здоровье уже начинало подводить. Последствия сложного прошлого давали о себе знать, да и постоянные тяжёлые, часто сверхурочные, смены на заводе забирали силы и изнашивали организм. Но он не  представлял себя без работы, ему всегда нужно было что-то делать, поскольку руки настолько привыкли к труду, что в минуты безделья он не находил себе места и начинал нервничать.

Молодость у него прошла в непростой обстановке, поскольку круг его знакомств был очень маргинальным. Из-за этого отец обладал весьма жёстким и вспыльчивым нравом. В порыве гнева ему с трудом удавалось себя контролировать, что порой даже приводило к кровопролитию. Многочисленные шрамы покрывали его тело. Связи с плохими компаниями до добра не доводили, и несколько раз отец переступал закон, за что потом нёс наказание перед Фемидой.
Я, будучи ребёнком, застал отголоски всего этого, видел многих людей из отцовского окружения, которые, не зная, что делать со своей жизнью, просто угробили её, уйдя в небытие, и не оставили о себе никаких хороших воспоминаний. Стоило оно того, чтобы жить именно так? Не знаю! Это их выбор, и они его сделали.

С возрастом отец становился мягче, поскольку ряды так называемых "друзей" редели, и их влияние на него становилось меньше. Его старшие брат и сестра умерли в 2000-х, и кроме нас с мамой у него больше никого не осталось. Он стал более основательным, научился создавать фундамент для будущего — для нашей семьи, ради которой полностью отрёкся от своего прошлого, порвав все связи с ним. Называя себя "тёмным человеком" (в смысле мало знающим), он им никогда не был. Да, не начитанный, не имеющий высшего образования, но в предметах, которые касались лично его, знаний у него хватало с лихвой. Получается, как у Радищева: он был из людей, "коих окружность мысленная области не далее их ремесла простирается".

Но мир не стоит на месте и лучшим учителем для всех нас является сама жизнь. Часто бывает так: если необходимо усвоить урок, нужно пройти дорогой проб и ошибок. Те, кто не усваивают жизненные уроки, продолжают идти по этой дороге. Кому-то уроки идут впрок, а кому-то — нет. Люди вообще имеют свойство в течение жизни меняться: кто-то в лучшую сторону, кто-то в худшую.

С возрастом папа становился умнее и мудрее, он постоянно стал узнавать что-то новое, как бы наверстывая упущенное. Как-то он рассказал, что однажды ехал в автобусе и купил в дороге книгу, чтоб скоротать поездку. Этой книгой была "Илиада". Отец, смеясь, описывал, как он сидел с умным видом и пытался читать, ничего не понимая в написанном. Смех смехом, но это очень сложная книга. Я сам полноценно осознал эту грандиозную эпопею, когда мне уже пошёл четвёртый десяток.

Да, безусловно, высокая философия была ему недоступна, но, как специалист по металлообработке, он знал о металлах почти всё, ибо за спиной у него имелся многолетний опыт. Закончив учиться в ПТУ по профессии "фрезеровщик", он с 18 лет работал на различных станках: фрезерных, токарных, с программным управлением и многих других. Я помню, как в детстве мы с мамой пришли к нему в цех на территорию Новосибирского Приборостроительного Завода, где он тогда был трудоустроен, и я своими глазами впервые увидел, как выглядит завод изнутри. Тогда это был режимный объект, выпускавший продукцию для военных нужд. Советский Союз уже распался к тому времени, но завод по инерции ещё работал.  Он и сейчас существует, но масштабы конечно давно уже не те.

Происходящее для меня на тот момент можно было сравнить с полётом в космос, ибо окружающее пространство казалось совершенно иным миром. Высокие заборы со штырями и колючей проволокой отделяли от внешнего мира заводскую территорию, внутри которой старые кирпичные корпуса сороковых годов постройки перемежались со зданиями, спроектированными уже в более позднее время, и тянулись на сотни метров.

Мы подошли к проходной перед самым перерывом на обед, где нас уже ждал отец. Он заранее выписал пропуска и повёл нас к своему рабочему месту. В цеху нас встретили ряды станков, огромных махин. Оборудование, моторы, вытяжки — всё это шумело, лязгало и гудело. Повсюду лежали металлические листы и болванки, и нужно было не запнуться, проходя между них. Мать держала меня за руку, чтоб я никуда не залез. Но я был смирный и послушный, и вёл себя подобающе.

Вскоре последовал перерыв, и начали подходить папины коллеги. Они здоровались с нами, о чём-то шутили и игрались со мной. Конечно, всех подробностей и слов, сказанных тогда, я не помню, ведь мне тогда было около пяти-шести лет. Я сейчас даже не могу сказать, зачем мы вообще туда пошли: то ли там был день открытых дверей, то ли семейный день.

Мне запомнилось, как папа при мне нажал кнопку на станке с программным управлением, и металлический гигант выгравировал моё имя на стальной пластине. Я был по детски восторженно ошеломлён. Наша экскурсия продолжалась около получаса. Мы прошлись по цеху, заглянули в бытовки. Отец даже не стал обедать и весь перерыв провёл с нами. Вскоре мы с мамой ушли, а отец продолжил свой трудовой день.

Прошло ещё несколько лет, и папа уволился оттуда. Для нас наступило тяжелое безвременье. В 1997 году я пошёл в школу, а отец скитался по различным подработкам и много пил. В 1998 году случился ельцинский дефолт, после которого стало намного хуже. Как нам удалось тогда выжить, не знает никто, но мы выдержали это испытание. Вскоре отец устроился на завод "Экран" и жизнь стала налаживаться.

Стальная табличка с моим именем, к сожалению, не сохранилась, и прикоснуться к тому моменту я могу только в воспоминаниях. В дальнейшем я уже сам стал частью заводского рабочего мира, но ненадолго, поскольку мне не удавалось долго задерживаться на одном предприятии.

Отец, в отличие от меня, был из тех людей, кто быстро привязывался к месту и не стремился его менять. Но обстоятельства складывались таким образом, что периодически ему приходилось уходить с работы, навсегда прощаясь со станками, впитавшими его ДНК. Папина трудовая книжка пестрит записями и до сих пор хранится у меня, как важный элемент семейной памяти.

В 2009 году отец восстанавливал здоровье в санатории, что находится в Республике Алтай неподалёку от впадения реки Чемал в Катунь. После пребывания в нём, он стал смотреть на жизнь по-другому, каким-то обновлённым взглядом. Он стал иногда заходить в церковь, чего за ним раньше не наблюдалось, а также увлёкся лечебными травами, в которых начал разбираться практически как знахарь, постоянно записывая всяческие рецепты настоек и снадобий в специальных тетрадях.

Вообще если он за что-то брался, то делал это качественно и основательно. В квартире многое было сделано его руками, которые смело можно было называть "золотыми".
— Пап, можешь мне сделать гантели и штангу со стойками?
— Без проблем, Толя!
В течении пары недель всё было готово и привезено домой. Папа одобрял мою физическую активность. Велосипеды, лыжи и турник не стояли без дела. Часто в свободное время он сам присоединялся ко мне. Физической мощи в нём было мало, но выносливость была необычайной. То есть штангу весом в 50 килограмм ему было поднять сложно, но ехать на велосипеде или бежать на лыжах он мог десятками километров. Да и на работу он почти всегда ходил пешком.

Большую часть своего опыта он мне передать не успел, ибо считал, что у меня "светлая голова" и я должен работать именно ей, а не руками, и постоянно оберегал меня от физической работы.
— Пап, тебе помочь? - регулярно спрашивал я, когда он что-нибудь делал.
— Не надо, я сам! Иди лучше книжки читай! - отвечал он.
И я читал, много читал, но, к сожалению, к труду так и не приучился. Я считаю, что здесь отец совершил ошибку, ибо ему следовало быть со мной более строгим воспитателем, но он всегда относился ко мне чересчур мягко, баловал по возможности и ни разу в жизни не поднял на меня руку, и это с его то жёстким прошлым.

Когда мне случалось напакостить, совершить какие-то подростковые ошибки, которые в своё время случались у нас всех, в качестве наказания, хватало одного отцовского взгляда, в котором не было злости и ярости, но были строгость и порицание, и даже капля сочувствия. Иногда казалось, что папа готов заплакать, до такой степени ему было больно за мои поступки. В эти моменты я всё понимал без слов.

Благодаря этому взгляду я сумел избежать игромании, когда игровые автоматы стояли в магазинах на каждом шагу, и многие люди, большей частью подростки, прожигали там деньги, в том числе родительские, а также украденные или отобранные у младших, не способных постоять за себя.

Однажды, будучи ещё совсем юным, я стал жертвой такого "грабителя", когда шёл в магазин за хлебом. Отец, узнав об этом, взял меня за руку и с безумными глазами побежал на улицу. Он останавливал каждого встречного мужчину, хватал за одежду и спрашивал меня:
— Этот?
На что я отрицательно мотал головой, так как говорить от волнения не мог. Прохожие в ужасе шарахались от нас.  Вы не поверите, но, пробежав несколько улиц, мы нашли воришку. Тот даже не сразу понял в чём дело. Он уже забыл про случившееся и совершенно не запомнил меня. Но я его узнал. Местные почти все были знакомы друг с другом, этот же был какой-то залётный гастролёр. Чужак был взят отцом за грудки, приведён в квартиру и посажен в подпол, находящийся под кухней. Деньги, отобранные у меня, были при нём, потратить их он не успел и ему пришлось вернуть их обратно. В этот момент он не чувствовал себя большим хищником. Как говорится, "нашла коса на камень". Несколько часов он просидел закрытым в яме, плача и обещая, что больше он так делать не будет. Обошлось без сильных побоев, так как мама была дома. Мне страшно представить, что отец мог сделать с этим человеком, если бы она тогда отлучилась куда-нибудь. Вскоре проходимец был отпущен на свободу, и после этого я его больше никогда не видел. Мама волновалась, что позже он придёт с милицией, но этого не произошло.

В 90-е и начале 2000-х в обществе был бум запрещённых веществ, которые тогда можно было достать без особого труда. Практически все знали - где и у кого.  Спасибо отцу с матерью, что мне удалось избежать этого страшного явления, да и вообще исключить влияние преступных элементов на свою жизнь и никогда не иметь с ними никаких дел.

Не требовалось далеко ходить, чтобы понять, как испортить себе жизнь, ибо примеры подобного были перед глазами. Я жил в этом больном обществе и знал всю его подноготную. Но мне повезло, поскольку большинство пороков этого общества прошли мимо и не коснулись меня.

Люди говорят, что я вырос довольно честным и порядочным человеком. Что ж, придётся соответствовать общественному мнению и постараться не упасть в грязь лицом. Я не хочу разочаровывать отца. Пусть его самого давно нет, но его воспитывающий взгляд стоит у меня перед глазами и поныне, оберегая от совершения ошибок и помогая в трудные минуты.

Когда я занялся литературой более серьёзно и начал становиться призёром различных поэтических конкурсов, это очень радовало папу, и он гордился моими достижениями. "Светлая голова" оправдывала его ожидания. К сожалению, до выпуска моей первой книги ему не суждено было дожить. Так уж сложилось.

Буквально за месяц до того, как уйти из жизни, отец позвонил мне и сказал: "Толя, сынок, я скоро умру, ты меня закопай, пожалуйста! Сам знаешь - где!"
Он был нетрезв, хотя в последние годы практически не употреблял алкоголь. Меня это удивило, но я не придал его словам значения и воспринял их, как бредовые мысли человека, который перебрал со спиртным. Как жестоко я ошибся.

Пенсионная реформа, затеянная кремлёвскими властями в 2019 году, не коснулась отца, и он успел выйти на пенсию за год до этого в 60 лет.
- Пока есть силы и позволяет здоровье, буду работать! - говорил он.
В 61 его уже не стало.

Похоронив папу, я морально надломился и сильно заболел на нервной почве. Больше года я приходил в себя, но продолжал жить, не подавая вида окружающим. Мама воспринимала потерю острее и в итоге довела себя до инсульта. Было тяжело, но мы выбрались из психологической ямы. Сейчас, пережив семейную трагедию, я стал совершенно другим человеком. Я выбросил розовые очки наивного романтика, стал более твёрдым и даже, в некоторой степени, циничным. Это можно увидеть и в моих писательских работах.

Отец, я тебя отпустил, но не забыл. Скорбь давно ушла, осталась лишь светлая грусть - светлая, как твоя душа. Я знаю, тебе не нужны золотые памятники на могиле, ты не хотел лежать в мавзолее и сам меня просил, чтобы я тебя закопал возле твоей мамы, моей бабушки Маши, которую я почти не помню, и которую ты любил так же, как я тебя. Я закопал. Лично закопал. И слёзы мамы стали дождём в зимний декабрьский день.