и я уйду. и не оставлю ничего

и я уйду. и не оставлю ничего.
ни слов,ни букв, ни этих глупых строчек
хоть в чьей-то в памяти. ни даже одного
воспоминанья не оставлю. беглый почерк
твоей рукой напишет мне, что было
не все равно тебе и всем после тебя -
всем тем, кого я так любила,
и о ком больше мне сказать нельзя.
сказать, обнять и вспомнить невозможно.
мне в этой пропасти уже не срифмовать
о том, насколько было сложно
молчать всю жизнь в раскрытую тетрадь.
молчать и изредка выкрикивать стихи,
прося о помощи, надеясь, наконец,
что мне поверят. но среди глухих
нет шанса достучаться до сердец.
и все забыто. все обиды, просьбы, клятвы,
все ссоры, оскорбления, и мой
уставший мозг давно не ищет виноватых,
но некоторых все еще обходит стороной.
и в этих строчках мне себя распять,
наверно, нужно было, чтобы кто-то вспомнил
мои слова. и умерев раз пять,
я напишу, как мечутся зигзаги молний,
и спят дома под небом вечно-синим,
как крышами царапают закат,
я напишу, как ты несешь мне апельсины
и в шахматах мне вечно ставишь мат.
о том, как мама поливает георгины
и по утрам печет для всех блины,
как пахнут от дождя кусты малины,
о том, как были мы когда-то влюблены
в такую жизнь. в падения и взлеты,
и бегали в поля встречать рассвет,
как проносились с воем самолеты,
а мы смотрели им, как дети, в след.
я напишу о вечном, о хорошем,
на камне выжгу горсточкой земли
о том, что мы еще когда-то сможем
и промолчу о том, чего мы не смогли.
я промолчу о дне, когда меня не будет
и расскажу о том, что беспощадно гложет -
о смерти и о жизни, как о чуде.
настанет день и я уйду. но позже.
укрой все эти слезы, сбереги их
для более значительных проблем,
ведь пока здесь вдоль стен худых и тихих
я говорю с тобой, то значит есть зачем.
есть почему, есть как и для кого
успеть наметить на листке еще хоть стих.
я напишу про все, чтобы не вспомнить ничего,
чтобы стереть себе всю память за двоих.
и если здесь есть бог, то может он тогда
даст знак и мы пойдём на свет -
туда, где молнии качают провода,
и мама не стареет сотню лет.
к той жизни, что любили невозможно сильно,
в которой наши судьбы плотно заплелись -
туда, где ты несешь мне апельсины,
и самолеты все стремятся ввысь.

но, обессилев, я склоняюсь над листом.
что чувствуешь, шагая в пустоту?
я напишу еще об этом, но потом,
когда я, не оставив ничего, уйду.