Счастье не за горами

"Счастье не за горами" —
думает, наверное, тот,
кто лежит на смертном одре.
Мы все тут виновны, знаете?
С того самого момента,
как порочно явились на свет.

У любой неоднозначности, построенной в замысловатом поиске положительных аспектов во всех отрицательных явлениях и вещах, стоит только одна задача —
защищать негативную природу их чёрной, червивой сути.
Поэтому, думая и говоря о добре, не стоит забывать его истинных мотивов в создании той самой иллюзорной неоднозначности.
Добро не способно искоренить зла.
А то, что не избавляет мир от зла, служит лишь его апологией и молчаливым оправданием, дополняющим оное.

Не так давно
мне исполнилось 22.
В своей жизни,
закатив рукава,
я достиг действительно многого:
похоронил почти всех,
кто находился со мной
в близком кровном родстве,
и,
что не менее здорово,
пару чудесных раз
был близок, конечно, и сам
к отпаду телесной шкуры
(простите за мой каламбур).
Отец, что погиб в ДТП,
когда я бывал ещё мал,
везучий до жути парень:
он умер довольно быстро.
Вот чёртов Эдипов комплекс,
я сам бы его прикончил.
Я вроде писал об этом
в одном из своих верлибров,
но бабушку выжег рак,
а деда забрал инсульт —
такие вот знаки зодиака.
Дед умер лишь годом позже
тоскливо и одиноко,
пугаясь пустынной ночи,
и в бликах экранных точек
смиренно искал свою.

Недавно,
как раз в октябре,
скончалась и моя мать.
Пресловутая онкология,
что тут ещё сказать?
"Какой-то нелепый бред" —
решил бы я год назад.
Но что же в конечном итоге
получаем мы от родителей,
кроме гарантированно мучительной
и неминуемо жуткой смерти? —
Ещё более жуткую жизнь.
Холангиокарцинома
(какое прелестное слово)
или рак
желчевыводящих протоков печени,
выражаясь языком человеческим.
Оперировать было поздно
(иначе и быть не может),
химиотерапия почти бессильна.
Всё, что я мог делать —
колоть каждый день трамадол
(опиоидный анальгетик).
Жаль, не морфин, конечно,
иначе б и сам приметил.
Оставалось наблюдать за тем,
как она болезненно угасает,
такова тут людская этика.
Попасть на диагностику
было той ещё задачей.
Где-то на улице
я услышал такую фразу:
"убивать мы уже научились,
а вот спасение чьих-то жизней
уж точно не в наших силах".
Быть может, я сам это произнёс.
Да и спасать то их, верно, зачем?
К чему побеждать болезни
и рак в их густом ряду:
намного верней и полезней
было б начать войну.
Под благовидным предлогом —
за милую душу,
как какую-то ерунду.
Ломать нельзя строить.

Но я немного отошёл от темы
(отошёл ли?).
Меня преследуют воспоминания,
воспоминания её мучений
либо каких-то неприятных рефлексий,
переживаемых мною в то время.
Каким-то из вечеров
я принёс матери галетное печенье,
почти безвкусное и сухое
(в диете рекомендовалось вроде).
Она увидела его и сказала
таким нежным, почти детским голосом:
"печень-ка".
Двусмысленно, учитывая её диагноз.
Сложно представить,
как моё лицо тогда перекосило,
но лучше бы я сам умер в то мгновение.
Я ощущал себя тем печеньем,
только раздавленным и размокшим,
лишённым всяческих сил под
разинутым гробом ночи.

Написанное вряд ли можно назвать поэзией с её нагромождением шизофренических образов, воздействующих на эмоциональный вау-эффект искушённого читателя. Это просто онемевший вопль, направленный в окаменевшую, антропоморфную и по-лавкрафтовски смердящую пустоту.
Да и мой опыт не что-то особенное, и сам я уникален едва ли.
Боль и страдание повсюду, куда ни глянь.
Жизнь совершает акт насилия сама над собой.
Зачем она это делает?
Сложно ответить.
Да и нужно ли?
Знаете, я думаю,
что между людьми куда больше общего, чем кажется,
и все мы катимся
в этой поганой чумной труповозке
навстречу парадоксально определённой неизвестности.
И единственное, что нам остаётся —
это эфемерная надежда на хоть какое-то осознание и свободу.

2022