Война и мир. гл. 1-3-19б

1-3-19б

Гонимый, присущей великим всем людям,
Себя показать всем не только врагом,
Не только отдать дань войне и орудьям,
Но также быть добрым во всём остальном;

ОН вновь пожелал видеть пленных тех русских,
И вновь насладиться гуманной чертой,
ОН знал, среди них есть по званьям не тусклых,
А преданных родине — «мати родной».

— Так много у нас в этот раз этих русских, —
Промолвил с конвоя охранник один:
— И графы, князья, даже жаль этих бедных,
Но есть очень важный один господин.

Вон тот, в белом ка;валерга;рдском мундире,
Он — гвардии всей, говорят, командир;
— Да, важная птица в их царственном мире,
Им будет доволен светлейший наш СИР.

Болконский встречал в петербургском их свете,
Узнал его — это же князь, сам Репнин,
А рядом — как мальчик, родившись на свете,
Уже — офицер — молодой господин.

— Вы — тот командир знатных ка;валерга;рдов,
Полка  Александра, его самого,
И — главный гвардейских имперских всех кадров?
— Нет, я — командир эскадрона, всего.

Полковник — его императора войска;
— Ваш полк храбро, с честью исполнил свой долг,
Сражались вы с нами так прямо геройски,
Недаром гвардейским был назван ваш полк.

— Хвала ваша, как полководца, солдату,
Любому из нас, выше прочих наград;
— Хочу вам отдать её в виде расплаты,
И этим, надеюсь, и я буду рад.

—А кто молодой офицер рядом с вами?
—Поручик Сухтелен — он мой адъютант;
— Он молод ещё, как бороться здесь с нами;
— Быть храбрым года не мешают им стать!

— Прекрасный ответ, далеко вы пойдёте! —
Напутствовал ОН молодого бойца;
— Ну, а пока, вы здесь, у нас, поживёте,
Конечно, до нашей победы, конца!

Опять князь Андрей — уже новая встреча,
Вторая — и вновь, за один только день,
Но он, князь Андрей, не владел ещё речью,
Ещё в голове всё царила, как тень.

И на вопрос о; самочувствии князя,
Болконский в момент и ответить не смог,
И это не только с ранением в связи,
Какой-то иной в голове бродит ток.

Казались, ничтожны ЕГО интересы,
Казался, так мелочен ОН, как герой,
ОН — с радостью, мелким тщеславьем повесы,
Как будто убил в князе жизни настрой.

Страданья от боли, истекшей в нём крови,
Лишь вызвали в нём ослабление сил,
Лишали сознания и силы воли,
И — даже желанья, чтоб дальше он жил.

Страдания те, прерывая ход мыслей,
И не позволяли — ЕМУ дать ответ,
Его, эти мысли пугали и грызли,
Тянули отправиться, как на тот свет.

ОН понял его состоянье здоровья,
Не стал ожидать долгожданный ответ,
С какой-то, непонятой «нежной любовью»
Охране отдал «приказанье-привет»:

— От этих господ не бросайте заботы,
Свезите в ближайший их, мой бивуак,
Мой доктор Лоррей, не гнушаясь «работы»,
Осмотрит их раны, хотя — каждый враг.

Лицо всё сияло от са;модовольства,
От счастья одержанных им же побед,
От этого, кажется, личного свойства,
Не стало вершиться всех меньше тех бед.

Солдаты, принесшие князя Андрея,
И снявши с него золотой образок,
Наполнились страхом от этой затеи,
Решили исправить воровский порок.

Увидели ласковость к ним обращения,
Любимого ими героя-вождя,
Решили — достоин сей муж возвращения,
Не впасть бы в немилость их го;сударя.

Не видел Андрей, как, когда очутился
Опять на груди его тот образок,
Но вспомнил он, всё-таки, и прослезился,
Он как бы придал ему жизненный сок.

«Всё было бы это всегда так прекрасно», —
Подумал Андрей, глядя на образок:
«Как ежели было бы просто и ясно,
Как кажется Марье моей, хоть часок.

Как счастлив бы был я и даже спокоен,
Когда мог сказать: «Бог. Помилуй меня».
Кому скажу я, если бог сам неволен
Сберечь мою жизнь от огня и меча».

Носилки «пошли», но при каждом движении
Он чувствовал вновь ту же самую боль,
Она не давала ему снисхождения,
Усилила только болезни всю роль.

Он бредил в мечтаньях о будущем сыне,
И — ради чего он покинул семью,
Вселилась тоска — никогда так, как ныне,
За подвиг и славу, за жизнь всю свою.

Спокойная жизнь и семейное счастье,
Там, в Лысых Горах, где родной его дом,
Ему обернулась огромным ненастьем,
Для всей его жизни — так просто погром.

Уже наслаждался Андрей этим счастьем,
Когда вдруг явился в свет Наполеон.
Украл у него в этой жизни участье,
Подвигнул его лишь на вечный тот сон.

К утру всё смешалось и слилось, как в хаос,
Беспамятства вновь наступил тот же мрак,
Лоррею уже ничего не осталось,
Как смерть приписать — но не на небесах.

В числе безнадёжных других всех, с ранением,
Болконский сдан на; попеченье жильцам,
А дальше — нам ждать его вы;здоровления,
Когда организм с травмой справится сам.

Конец  первого тома.