Моонзунд

(Морякам-балтийцам 1917 года)

Скрипучие убраны трапы,
С размаху бьют волны в борта.
Эскадра уходит на запад,
Сигналя кронштадтским фортам.

В зарницах от края до края
Раскатами небо дрожит
И, серым свинцом отливая,
Балтийское море лежит.

Прицелились зорко бинокли
В размытый его окоём.
Гудки и сирены замолкли.
Вчерашним отрезаны днем

Прощанья, дурные приметы,
Забористый хмель в головах,
Махорочный дым комитетов
И споры о новых правах.

А завтра – лишь боль и досада…
Не знать и не видеть бы, как
Германских дредноутов стадо
Врывается в архипелаг.

Приказ зачитали на шканцах,
Объявлен последний аврал…
«Мой друг, ну какие тут шансы», -
Устало вздохнет адмирал.

Под ветра протяжные стоны
Прорвался рассвета нарыв.
Дымами и липким циклоном
Накрыло холодный пролив.

Снаряды всё ближе ложатся,
Завесу дождя разодрав,
И только «Держаться! Держаться!»
Упрямо стучит телеграф.

Лишь чайки крикливую тризну
По вышедшим в море творят.
А где твоя помощь, Отчизна,
И где благодарность твоя?

Немногие смогут вернуться,
Но, немцам ломая кураж,
Эсминцы в Кассарах дерутся,
И Церель по-прежнему наш.

Тех дней беспощадных отвага,
Ликуя и плача навзрыд,
Над шёлком андреевских флагов
Израненной птицей парит.

Ах, чайки – пернатая стража,
Ваш скорбен и вечен полёт…
К пустынному белому пляжу
Волной бескозырку прибьет.