Лужа, в которой отражается небо

не хочу, чтоб румянец спадал, чтоб  черствели лица черты 
не хочу быть жёстче холодного зимнего ветра
хочу мягкой остаться, не позволю украсть души красоты
сердце мягкое бьется, сшито из красного фетра.

сижу в тишине и холоде собственных грёз.
колени остыли, тихонько скатилась с них шаль
и стих не ложится, себя мне немного жаль:
застыла смиренно, вколов себе в вену образ берёз

стояли втроём за забором родительской дачи
я с ними играла, делилась стихами. мне было лет пять.
березы срубили, семья развалилась впридачу.
осталась береза одна, как и я, под северным ветром стоять

и муки взросления ее не смогли б запятнать.
меня запятнали. и северный ветер пронзил мою грудь. одна я осталась стоять

иду мимо почты, в неё я не скоро зайду.
закрыта глава, и, надеюсь, надолго, писем с любовью.
и что-то другое для сердца я скоро найду,
забыв о печали, залитой на век застывшею кровью.

напрасно пролита ли кровь? я не знаю, простите.
вы лучше у той пятилетней малышки спросите
она не боялась почувствовать боль, она часто болтала с дедушкой Мишей.
он громко читал вереницы чужих восьмистиший.

Кто эти чужие? Пока неизвестных малышке Марусе.
В семнадцать (последний денёк) стоит на морозе
и думает о Иисусе;
Подарит ли бог ей любовь и семью? Она ведь не просит прогулок в Париже
А только скучает по папе и дедушке Мише

И имя их было - одно на двоих.
И оба ушли. Наверное было так надо.

Но я не в силах в жизни своей забыть
дедушкиного взгляда

(А папу не помню. и этому очень я рада... но все же скучаю, люблю, не могу от себя открестить)